Бернадотт Жан-Батист-Жюль

наследный принц Шведский Карл Юхан, в 1813–14 гг. главнокомандующий Северной армией

Бернадотт Жан-Батист-Жюль.

Родился 26 января 1763 г. в По.

Произведен в маршалы 19 мая 1804 г.

Князь Понте-Корво с 5 июня 1806 г.

Наследный принц Шведский с 21 августа 1810 г.

Умер 8 марта 1844 г. в Стокгольме (Швеция).

1. ЭТАПЫ ЖИЗНЕННОГО ПУТИ

1780 – солдат Брассакского пехотного полка.
1785 – капрал.
1786 – фурьер.
1788 – старший сержант Королевского морского полка.
1790 – аджюдан-унтер-офицер.
1791 – лейтенант 36-го пехотного полка.
1792 – старший адъютант.
1794 – батальонный командир.
1794 – бригадный командир 71-й полубригады. Бригадный генерал.
1794 – дивизионный генерал.
1798 – посол в Австрии.
1799 – военный министр Франции.
1800 – член Государственного совета.
1804 – маршал Франции. Шеф 8-й когорты Почетного Легиона.
1805 – командир 1-го армейского корпуса Великий армии.
1806 – князь Понте-Корво.
1807 – губернатор ганзейских городов.
1809 – командир 9-м корпусом Великой армии.
1810 – наследный принц Швеции.
1813 – командующий Северной армией 6-й антифранцузской коалиции.
1818 – король Швеции и Норвегии под именем Карла XIV Юхана.

2. НАГРАДЫ

1804 – высший офицер Почетного Легиона.
1805 – знак Большого орла ордена Почетного Легиона. Кавалери ордена Черного орла (Пруссия).
1806 – высший сановник ордена Железной короны (Италия).
1808 – кавалер ордена Слона (Дания).
1809 – большой крест ордена св. Генриха (Саксония).
1810 – кавалери ордена Серафима (и всех прочих шведских орденов).

1810 – Большой крест ордена Меча (Швеция).
1813 – Большой крест ордена Марии Терезии (Австрия). Большой крест ордена Железного креста (Пруссия). Крест ордена св. Георгия I-го класса (Россия).
1822 – орден Золотого руна (Испания).

3. СЕМЕЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ

Жена – Дезире Клари (1777-1860)
Сын – Жозеф Франсуа Оскар (1799-1859). С 1844 года король Швеции и Норвегии Оскар I.

Жан Батист Бернадотт родился 26 января 1763 года в городе По, «столице» Беарна. Он был пятым ребенком в семье 52-летнего Анри Бернадотта, правда, к моменту его рождения двое из четырех родившихся ранее детей умерли. Чтобы отличать новорожденного от старшего сына — Жана — родители нарекли будущего маршала Жаном Батистом. Ребенок родился настолько хилым, что по настоянию родителей преподобный отец Поэйдван крестил младенца уже на следующее утро. Таким образом Анри Бернадотт и его супруга надеялись уберечь малыша от ранней смерти, что было не таким уж редким явлением в то время.

По происхождению Бернадотта нельзя назвать стопроцентным аристократом: его мать, урожденная де Сен-Жан, вышла из дворянского рода¹; правда, Палмер пишет о том, что она была не дворянкой, а дочерью фермера, но достаточно состоятельного и влиятельного в своем округе². Отец же, Анри Бернадотт, был юристом в коллегии королевских адвокатов (procureur au sénéchal). Так или иначе, но семейство Бернадоттов было зажиточным и почтенным. Первые упоминания о Бернадоттах относятся к XVI веку. Поэтому хоть семейство будущего короля Швеции и не принадлежало к «благородны» фамилиям, но принадлежало к вполне уважаемому во Франции сословию «La bourgeoisie honorable de la Robe»³.

Когда Жан Батист подрос родители отдали его учится к монахам-бенедиктинцам в По. Уже с самого детства в нем обнаружились истинные черты беарнца — темные волосы, большой нос, драчливый и непокорный нрав. Два шрама на лбу — таково свидетельство его буйного темперамента по окончании школы.

Как и многие отцы, Анри Бернадотт мечтал, чтобы вместе со старшим сыном младший также пошел по его стопам, а потому, по окончании школы отдал Жана Батиста учиться профессии адвоката в контору мэтра де Бассаля - близкого друга семьи и адвоката Наваррского парламента (Парламентами во Франции при «старом порядке» именовались высшие судебные органы Французского королевства. Существовало 12 провинциальных парламентов, подчинявшихся Парижскому). К этому времени 23-летний Жан Бернадотт уже добился некоторых успехов на адвокатском поприще.

Трудно сказать, продолжил ли Жан Батист заниматься юриспруденцией если бы не внезапная смерть отца, который, живя на широкую ногу, оставил только лишь долги. Поэтому вдове ничего не оставалось делать, как продать большой дом и перебраться в более скромное жилище. Старший сын — Жан — взял на себя содержание матери и старшей дочери, и Жану Батисту пришлось забросить учебу и самому заботится о себе. В августе 1780 года он записался волонтером в Королевский морской полк (Royal-la-Marine Regiments). Полк предназначался для службы на островах, в морских портах, за океаном… Недаром его депо находилось в Коллиуре – древнем средиземноморском порту вблизи Пиренеев⁴.

Вскоре после поступления в полк Бернадотт очутился на родине Наполеона Бонапарта — Корсике, пробыв на острове полтора года. Несколько недель он провел и в родном городе будущего императора Франции — Аяччо. Гарнизонная служба проходила размеренно, без каких-либо серьезных происшествий. Жан Батист служит в армии с удовольствием и, благодаря своему усердию, заслужил доброе отношение к себе со стороны командование полка. К сожалению, для продвижение по службе это не играло никакой роли, поскольку только дворяне в нескольких поколениях могли претендовать на офицерское звание. По словам С. Скотта, «на протяжении восемнадцатого века французская знать преобладала в офицерском корпусе королевской армии. С середины столетия 5-10% офицеров… в армии были простолюдинами; а в последние годы старого порядка даже это малое число сократилось почти до нуля»⁵.

Правда, одну награду Бернадотт все же получил во время прохождения службы на Корсике. Это была малярия. В июне 1782 года он отпросился в отпуск для лечения и уехал на родину. Однако вместо положенных шести месяцев, он «отдыхал» дома — полтора года. Возможно, одной из причин этого было то, что местные эскулапы без особого успеха лечили своего пациента. Правда, болезнь никак не помешала Жану Батисту принять участие в дуэли. Его противником был некий жандармский офицер по имени Кастен. Будучи умелым фехтовальщиком, Жан Батист превосходно провел этот «турнир» и ранил своего визави. По слухам, причиной дуэли явилась некая таинственная дама⁶.

По окончании отпуска, Бернадотт возвратился в полк и с 1784 года несет гарнизонную службу в Гренобле. 11 мая 1788 года он получает звание сержант.
Ничем особым эти годы службы не ознаменовались, за исключением рецидива плохо залеченной болезни. Причем, состояние здоровья Жана Батиста ухудшалось так стремительно, что не исключен был летальный исход. Однако и на этот раз крепкий организм будущего маршала Франции и шведского короля выстоял. Отпросившись в отпуск, Жан Батист вновь уезжает в По. Окончательно выздоровев, он отправился в свой полк, даже не предполагая, что на родину ему больше побыть не придется...

Вскоре после прибытия в Гренобль, Бернадотт влюбился в женщину, намного старше него. Звали ее Катерина Ламур. Через несколько месяцев она заявила Жану Батисту, что вскоре он станет отцом. Это известие не смутило Бернадотта: он признал ребенка своим еще до его рождения. Правда, роман с мадемуазель Ламур не был долговечным и закончился ничем, а родившийся ребенок прожил лишь несколько дней.

Бернадотт по-прежнему остается на хорошем счету у полкового начальства. Во время одного смотра Жан Батист привлек внимание генерала своей внешностью, выправкой и выучкой. Повернувшись к полковнику он произнес: «Если ваш адъютант так же умен, как кажется, полк вправе им гордиться». – «Могу вас уверить, - отвечает полковник, - что его внешность – это наименьшее из его достоинств»⁹.

Выражая свое доверие, командир полка маркиз д'Амбер поручает Жану Батисту тренировать рекрутов, давать уроки фехтования волонтерам и даже организовывать отряды для поиска и вылавливания дезертиров...

«Есть некоторые основания полагать, что в бытность Жана Батиста в Гренобле он вступает в масонскую ложу. По крайней мере его единственное сохранившееся письмо к брату в По (от марта 1786 года) подписано масонскими значками»⁸.

Между тем, во Франции назревают революционные выступления и в стране все чаще вспыхивают народные выступления. Находясь в Гренобле, Берннадот участвует в разгоне таких манифестаций. В один из дней 1788 года Бернадотту поручают навести порядок в городе. Во время противостояния, какая-то женщина, в пылу негодования на власть, подбегает к Бернадотту и отвешивает ему увесистую пощечину. Жан Батист возмущен таким публичным оскорблением и приказал солдатам открыть огонь. Толпа, однако, не бросилась бежать, а обрушила на солдат град камней⁹.

В мае 1789 года полк, в котором служит Бернадотт, был переведен из Гренобля в Марсель. В этом городе он снимает комнату в доме, принадлежавшем семейству Клари. Естественно, ни Жан Батист, ни отец семейства - Франсуа Клари, ни его дочь - тогда 12-летняя Дезире, не могли даже предположить, что их постоялец не только войдет в их семью, но сделает шаловливую Дезире сначала маршальшой, а потом шведской королевой...
Революционные выступления в Париже, всколыхнувшие всю Францию, стали основным событием, к которому приковано внимание героя нашего повествования. Нельзя сказать, что Бернадотт сразу же воспринял революционные идеи и всей душой поддержал революцию. Скорее, он присматривается, взвешивает шансы обеих сторон, чем, впрочем, он очень часто занимался на протяжении всей своей жизни. Он никогда не бросался с головой в водоворот событий. Он вычислял и взвешивал для себя выгоды, которые несет то или иное событие. «Высокий, красивый, с большим римским носом, - пишет Рональд Делдерфилд, - он выглядел весьма импозантно и обладал высоким интеллектом... Большинство равных ему по званию ненавидело его, считая честолюбцем, приспособленцем сомнительных дарований, человеком, который ожидает исхода событий, сидя, так сказать, на заборе. Порой он вел себя как истинный гасконец: горлопан, задавала и записной вояка. Иногда же он проявлял себя самым добропорядочным, самым спокойным и самым разумным офицером, который когда-либо застегивал на себе портупею. Похоже, он подстраивал свой характер под изменяющиеся обстоятельства или под натуру того человека, с которым в данный момент имел дело. Нет, он не был лгуном и никогда не был целиком вероломным. Действительно, ему каким-то образом всегда удавалось оправдывать свой образ действий, поступки, которые, соверши их кто-либо другой, выглядели бы из ряда вон выходящими. Возможно, он просто пытался управлять своей судьбой. Если так, то это ему блистательно удалось, поскольку на день падения Бастилии Бернадотт был всего лишь старшим сержантом, а когда революционных криков уже давно не было слышно, он стал наследником шведского престола»¹⁰.

Как было уже сказано, Бернадотт не торопится вставать в ряды революционеров. Доказательством этого служит одно событие: во время одного из столкновений с национальными гвардейцами, Бернадотт спасает своего командира маркиза д'Амбера. До кровопролития, правда, дело не дошло, однако Жан Батист, продолжая защищать маркиза, выступил с инициативой, направить бумагу в Национальное собрание, чтобы оно взяло под свое покровительство командира полка.
Чтобы дальше не разжигать страсти между линейными войсками и Национальной гвардией, полк, где служит Бернадотт был переведен из Марселя в лагерь Ламбеск, располагавшийся между Арлем и Эксом.

Весной 1791 года Королевский морской полк был переименован в 60-й пехотный полк. Однако уже в апреле 1792 года Бернадотт был переведен в 36-й пехотный полк в чине лейтенанта, который получил в марте этого года. Полк располагался в Сен-Серване, на северо-западе Франции, в Бретани.
Когда началась война с антифранцузской коалицией европейских государств, пытавшихся восстановить на престоле Франции династию Бурбонов, полк, в котором проходит службу Жан Батист, направлен в армию Север. Однако не дойдя до места назначения, командование полка получило приказ двигаться в Германию и пополнить ряды Рейнской армии, которой командовал генерал Кюстин.

Бернадотт жаждет сражений, чтобы отличится и сделать еще один шаг по карьерной лестнице. В письме брату он пишет о своих честолюбивых планах: «Я рассчитываю вскоре стать капитаном». И далее он, возможно, впервые открыто заявляет о приверженности революции и свободе – период выбора для него закончен: «Но все эти размышления для меня не столь притягательны, как мысли о Свободе… Что бы ни случилось, я не покину свой пост и всегда буду руководствоваться честью и долгом… следуя за своей совестью…»¹¹.
Полк Бернадотта прибывает в Страсбург 10 августа 1792 года – в день штурма королевского дворца Тюильри. Людовик XVI в одночасье превращается из правителя могущественной державы в узника замка Тампль, а Франция также стремительно превращается в республику.
Между тем, планы, о которых писал Бернадотт в письме к брату, вскоре воплощаются в жизнь. Летом 1793 года он становится капитаном, а уже в августе этого же года он примеряет к своему мундиру эполеты полковника.
В последовавших боях, Бернадотт проявляет не только храбрость, но и характер. В одной из схваток, его солдаты дрогнули и начали отступать. Когда все попытки Бернадотта остановить отступление не возымели никакого действия, он сорвал с себя эполеты и швырнул их об землю со словами: «Если вы опозорите себя, бежав с поля боя, я отказываюсь быть вашим полковником!» Этот поступок офицера возымел на солдат действие и они остановились¹².
Несмотря на все усердие, которые проявляет Бернадотт в боях, находясь рядах Рейнской армии, однако не приносят тех лавров, которые он так жаждет. «… Военная служба Бернадотта (в это время – С.З.), - пишет Палмер, - была достойна похвалы, но в ней не было ничего выдающегося»¹³.
Правда, в некотором роде, в этом было повинно общее положение на фронтах, поскольку «война-потоп», объявленная жирондистами, на самом деле оказалась чередой неудач и тяжелых поражений для новой французской армии. Несмотря на то, что некоторые военные смогли даже в такой ситуации стяжать себе лавры, Бернадотт, в котором все сильнее проглядывает неуемное честолюбие и тщеславие, считает, что он ничего не добьется, находясь в Рейнской армии. Поэтому он пишет рапорт о своем переводе в Пиренейскую армию, где положение на театре военных действий выглядело получше, нежели в Германии, и где, как он предполагал, он сможет, наконец, возвыситься во весь рост. К несчастью для него, эта просьба была отклонена, и Бернадотту ничего не остается делать, как продолжать служить в Рейнской армии и ждать своего «звездного» часа.
Между тем, ситуация для французов на Рейне постепенно улучшается. И одна из причин – прибытие в Рейнскую армию победоносного генерала Пишегрю. В весеннем наступлении республиканских войск 1794 года Бернадотт возглавляет 71-ю полубригаду. Не обладая выдающимися талантами стратега и тактика, Бернадотт, по словам Данн-Паттисона, обладает другими важными для командира качествами: способностью внушить солдатам уверенность в успехе и неким личным магнетизмом, побуждающим их следовать за ним, пренебрегая опасностью¹⁴.
Отличившись со своими солдатами в бою у Гиза, Жан Бастит обращает на себя внимание сподвижника Максимилиана Робеспьера - всесильного и непреклонного Сен-Жюста. Ему нравится пылкость и усердие молодого полковник и в разговоре Сен-Жюст даже высказывает пожелание, - что в его устах равносильно приказу, - повысить Бернадотта до звания бригадного генерала. И здесь вдруг в герое нашего повествования исчезло честолюбие и заговорила скромность: он отказывается от повышения, объясняя свой отказ тем, что ему «недостает талантов для того, чтобы занимать столь высокий пост»¹⁵. Разумеется, он лукавит, и причина здесь совершенно другая. Как пишет А. Егоров: «Бернадотт не желает получать повышение из рук штатского человека, будь это даже сам Сен-Жюст»¹⁶. Правда, по словам Данн-Паттисона, Бернадотт был настолько проницателен, что уже в мае 1794 года предвидел события 9 термидора¹⁷, покончившего с якобинской диктатурой и пославшего Робеспьера и всех его ближайших соратников на гильотину. Вряд ли будущий король Швеции был настолько прозорлив.

В битве при Флерюсе Бернадотт участвует в битве, находясь под непосредственным командованием генерала Клебера. Решительность и умелое руководство войсками со стороны Бернадотта настолько восхищают Клебера, что прибыв к нему с поздравлением с победой, Клебер громогласным голосом объявляет: «Полковник, я назначаю вас бригадным генералом здесь, на поле боя!»¹⁸ Это звание Бернадотт получает через два дня, а три месяца спустя — 2 октября 1794 года — он уже дивизионный генерал.
Продолжая столь же решительно действовать в боях в составе Самбра-Маасской армии, Бернадотт вновь заслуживает одобрительные слова со стороны своего непосредственного начальника. После победоносного для французов боя у Юлиха (октябрь 1794 г.), Клебер воздает должное своему подчиненному, докладывая главнокомандующему армией генералу Журдану: «Я не могу нахвалиться генералом Бернадоттом и Неем, которые ежедневно доставляют мне все новые доказательства своих талантов и отваги… я счастлив, что предоставил им посты, которые они занимают»¹⁹.

За последние два года его имя становится известным не только во французских армиях, но и в Париже. В солдатской среде он пользуется особенной любовью и уважением как умелый и справедливый командир.

Участие в боевых действиях, выявило одну немаловажную черту Бернадотта-военачальника: он не кидает солдат в бой без всякого смысла; он — командир, берегущий солдат. Да и сам Бернадотт не слишком охотно бросается в осуществление операций, если не уверен в успехе задуманного дела. Возможно, именно эта черта в сочетании с сохранением солдатских жизней способствует особому отношению к нему со стороны простых солдат.

Однако же в бою Бернадотт проявляет храбрость, всегда находясь в самых опасных местах, не думая о своей собственной жизни. В бою под Дейнингом 21 августа 1796 года он был на грани смерти, когда получил удар пики в голову. Как пишет он своему брату в письме: «Не будь у меня шляпы я бы погиб»²⁰.

Следует, однако, заметить, что во многих случаях, и это покажет будущее, эти, вроде бы положительные качества Бернадотта приобретут совсем иное значение. Неуемное честолюбие, амбициозность и тщеславие будут преобладать над разумом, взаимовыручка, понятие чести и долга будут ставиться им в зависимость от чинов, титулов и денежных пожалований; его упрямый, независимый характер приведет к тому, что он будет чисто формально выполнять приказы, а иногда и уклоняться от их выполнения, если они не несут какой-либо выгоды лично для него, причем все это почувствуют не только во французской армии, но и в армиях союзников, когда Бернадотт будет воевать на их стороне против Наполеона.

Например, когда генерал Журдан готовился дать битву под Вюрцбургом, в сентябре 1796 года, Бернадотт и Клебер, предвидевшие неудачу, тщетно пытаются уговорить главнокомандующего изменить свое решение. Когда же доводы не приводят к результатам, Бернадотт, не желая участвовать в этом сомнительном предприятии, просто не участвует в сражении, сказавшись больным. Но как только битва закончилась, и закончилась разгромом французов, как и предвидел Бернадотт, последний тут же возвращается в свою дивизию. «Солдаты, - вспоминал один из штабных офицеров, - встретили его с радостью, как будто вернувшегося назад отца, а офицеры куда более прохладно, так как он оставил их одних в решающий момент»²¹.
Поступок будущего шведского короля резко контрастирует с поведением генерала Клебера, оставшегося, несмотря ни на что, со своими солдатами и поддерживающего их даже после столь печального исхода битвы.
Именно личное самомнение, неуемное честолюбие и тщеславие не только отталкивали от Бернадотта многих офицеров, но и вызывали в них раздражение и даже ненависть. Правда, Бернадотт был достаточно толстокожим, чтобы такие проявления чувств могли вызвать что-то типа сожаления своими поступками.
В январе 1796 года Бернадотт получил приказ двигаться со своей дивизией в Италию и соединиться с Итальянской армией генерала Бонапарта. В своем донесении Бонапарту Директория писала: «Генерал-майор Бернадотт, командующий войсками, направленными к вам из Самбро-Маасской армии, уже заслужил наше одобрение… Мы надеемся, что у вас будет возможность сообщить благоприятные известия о его службе…»²².
Совершив переход через Мон-Сенис, Бернадотт в феврале 1797 года очутился в Пьемонте. Оказавшись в Италии, Жан Батист строго следит за дисциплиной в вверенных ему частях, что вызывает изумление и даже восхищение одного роялистского агента. «Прекрасные молодые люди… из Кобленца… шли в наступление как на праздник… неутомимо… прошагав весь Пьемонт без того, чтобы доставить жителям какое-либо беспокойство или причинить хоть малейший ущерб…»²³.
Бернадотт вместе со своими солдатами прибыл в Милан 22 февраля 1797 года. Бонапарт отсутствовал и вновь прибывших встречал комендант города полковник Дюпюи. Он передал Бернадотту записку, в которой Бонапарт любезно сообщал, что «жаждет лично познакомиться с генералом Бернадоттом».
Бонапарт и Бернадотт встретились 3 марта 1797 года в местечке Ла Фаворита, близ Мантуи. Бернадотт, вспоминая эту встречу, писал, что главнокомандующий «принял меня очень хорошо. Я увидел молодого человека лет 25-26 (В действительности Бонапарту было 28 лет), который старательно делал вид, что ему пятьдесят, и мне показалось, что это не предвещает ничего хорошего Республике»²⁴.

Впрочем, Наполеон был тоже не в восторге от Бернадотта. Позже он с презрением говорил о «вычурности речи» Бернадотта, замечая далее, что у того голова француза, но сердце римлянина. В общем, первая встреча сразу же определила взаимоотношения между этими людьми на годы вперед.
Такие же непростые отношения возникли между солдатами, прибывшими вместе с Бернадоттом из Рейнской армии и солдатами Итальянской армии. Первые считали Наполеона «выскочкой», прославившийся разгоном народных выступлений в Париже; к тому же, рейнцы считали, что именно они несут и несли основную тяжесть войны с европейской коалицией. В свою очередь, солдаты Итальянской армии боготворили своего командующего и считали, что они не чета этим «господам» из Рейнской армии. Порой эти чувства переливались в потасовки, правда, к чести обеих сторон, во время боевых действий все распри заканчивались и во главу угла вставало общее дело – борьба с австрийцами.
Делдерфилд, упоминая обо всех этих взаимоотношениях, пишет: «По понятным причинам его (Бернадотта – С.З.) солдаты и офицеры испытывали некоторую зависть к славе Итальянской армии, и вскоре между теми и другими начались самые свирепые ссоры. Бернадотт даже вызывал Бертье на дуэль, а вообще жертвами дуэлей в это время стало триста пятьдесят человек, и лишь тогда это идиотское соперничество было прекращено… Именно здесь Бернадотт посеял семена раздора в «счастливом семействе». Никто особенно не заботился о его карьере, и своим быстрым продвижением в дальнейшем он обязан скорее не своим талантам, а тому, что женился на бывшей любовнице Наполеона, прелестной маленькой брюнетке Дезире Клари. Пройдет пятнадцать лет, прежде чем Наполеон поймет, что нельзя безусловно доверять человеку только потому, что ему удалось жениться на близкой ему в прошлом женщине»²⁵.
Ко всему прочему, Бернадотт добавляет масло в огонь, еще больше ожесточая непростые взаимоотношения, сложившиеся как между ним и Бонапартом, так и между солдатами. Так, накануне битвы при Тальяменто, Бернадотт обращается к солдатам своей 4-й дивизии со следующими словами: «Солдаты! Всегда помните о том, что вы пришли из Самбро-Маасской армии и что на вас взирает Итальянская армия»²⁶.

Однако как только начались бои, Бернадотт весь свой пыл демонстрирует на поле боя, умело руководя своими солдатами и находясь в передовых рядах во время атаки. Адъютант Бонапарт Лавалетт впоследствии вспоминал, что солдаты Бернадотта с криком «Да здравствует Республика!» переправились через Тальяменто, опрокинули противника и овладели позициями на противоположном берегу реки. Было захвачено 6 пушек и 500 пленных австрийцев. Эти решительные действия Бернадотта и его солдат во многом способствовали достигнутой победе.

Несмотря на некоторую антипатию к Бернадотту, Бонапарт не может не признать его способности и храбрость, и поздравляет солдат Бернадотта и их «гасконского генерал-майора» с победой и проявленной при этом доблестью²⁷.
Однако Бонапарт не может скрыть свою антипатию к Бернадотту и в период передышки от битв дает волю своему чувству. «Где бы ни проходила ваша дивизия, - раздраженно пишет он Бернадотту, - слышны лишь жалобы на отсутствие у нее дисциплины»²⁸.

Несмотря на такой несправедливый упрек, Бернадотт продолжает выполнять поставленные перед ним задачи, стараясь таким образом изменить мнение о себе главнокомандующего. 19 марта он атакует крепость Градиска и после упорного боя, потеряв 500 человек, захватил ее. Правда, Бонапарт в своем очерке об Итальянской кампании несколько по-другому описывает эти события. «Дивизия Бернадотта, - пишет он, - появилась перед Градиской для переправы через Изонцо. Она нашла городские ворота запертыми, была встречена пушечными выстрелами и попыталась вступить в переговоры с комендантом, но он от этого отказался. Тогда командующий (Наполеон в своем очерке пишет о себе в третьем лице) двинулся с Серюрье на левый берег Изонцо… Для сооружения моста пришлось бы потерять драгоценное время. Полковник Андреосси, начальник понтонных парков, первым бросился в Изонцо, чтобы измерить его глубину. Колонны последовали его примеру, солдаты переправлялись по пояс в воде под ружейным огнем двух хорватских батальонов, обращенных потом в бегство…

Во время этого перехода на правом берегу велась оживленная ружейная перестрелка: там дрался Бернадотт. Этот генерал имел неосторожность штурмовать крепость, был оттеснен и потерял 400-500 человек. Эта чрезмерная храбрость оправдывалась желанием самбро-маасских войск проявить себя в бою и, благородно соревнуясь, прибыть к Градиску прежде старых частей Итальянской армии»²⁹.

Поэтому нет ничего удивительного, что вместо похвалы Бернадотт вновь получает выговор, смысл которого заключался в следующем: не стоило штурмовать небольшую крепость и терять при этом столько людей; вместо этого, достаточно было просто осадить ее, а поскольку гарнизон не имел достаточного количества продовольствия, то сдался бы очень быстро.

Все эти уколы Бонапарта оставляют незаживающие раны в душе Бернадотта. Он все чаще приходит к мысли, что независимо от того, насколько хорошо или неудачно он будет действовать – все равно это вызовет неудовольствие Наполеона. Соответственно и его отношение к Бонапарту становится еще более недоброжелательным.

Генерал Дезэ, специально приехавший в Италию из Германии, чтобы увидется с Бонапартом, о котором просто грезил, смог увидеть Бернадотта в Удине. В своих записках он пишет, что Бернадотт был «полон огня, доблести, превосходного энтузиазма…», однако «не пользовался популярностью, ибо поговаривали, что он сумасшедший»³⁰.

Несмотря на достаточно натянутые отношения с Бернадоттом, Бонапарт, однако, не может игнорировать заслуги и способности генерала. Поэтому в середине августа 1797 года главнокомандующий именно Бернадотту поручает доставить в Париж пять захваченных австрийских знамен. В письме же Директории, Бонапарт очень лестно отзывается о Жане Батисте и именует его «превосходным генералом, уже стяжавшим славу на берегах Рейна и … одним из тех командиров, которые в наибольшей степени содействовали славе Итальянской армии». В конце письма Бонапарт даже называет Бернадотта «одним из выдающихся защитников Республики…»³¹.

Попав впервые в столицу, Бернадотт находится там не несколько дней, которые ему отведены на миссию, а семь недель. Он, человек военный, проведший в сражениях и на бивуаках несколько лет, ошарашен той жизнью, которая кипит в Париже. Он не может отказать себя в удовольствии кинуться с головой в круговорот раздольной парижской жизни. Его можно увидеть не только на всевозможных увеселительных мероприятиях в салонах, на улицах, в театрах, но и на торжественном приеме, устроенном Директорией в стенах Законодательного корпуса, в Люксембургском дворце, где заседают сами директоры... Будучи достаточно практичным человеком, он налаживает связи, которые, и он в этом уверен, должны способствовать осуществлению его амбиций и желаний, а именно, - получить для себя очень хорошую должность или назначение: неплохо бы стать военным министром или получить пост командующего Рейнско-Мозельской армии, тем паче, что это место, после неожиданной смерти генерала Гоша, остается вакантным. Для осуществления своих амбиций, а они у Бернадотта растут не по дням, а по часам, он осуществляет, пожалуй, главный проект – налаживает неплохие личные отношения с директором Полем Баррасом – человеком, играющим определяющую роль в политике Франции.

Естественно, Бернадотт, осуществляя свои личные планы, не забывает и о своей миссии, и ежедневно отправляет Бонапарту донесения с подробнейшим отчетом о положении в Париже.

Несмотря на все его старания, Бернадотту приходится подождать с осуществлением своих мечтаний. Ему предлагают пока удовольствоваться второстепенной должностью командующего так называемой армией Центра со штаб-квартирой в Марселе. Для такого амбициозного человека как Бернадотт это предложение – почти оскорбление, однако, несмотря на гнев, бушующий в его груди, ему приходится проявить сдержанность и дипломатичность во время отказа принять данный пост. Свой отказ он облекает в стандартную для того времени форму, мол он не обладает еще теми качествами и способностями, которые необходимы для такого высокого поста.
Не добившись осуществления своих честолюбивых замыслов, Бернадотт возвращается в Италию. При своем прибытии он получает приглашение Бонапарта и выезжает в замок Пассериано, где располагается резиденция главнокомандующего Итальянской армии. Что произошло потом, рассказывает в своих воспоминаниях генерал Сарразен. Прибыв в замок, Бернадотт был встречен адъютантом Дюроком, который сообщил генералу, что главнокомандующий сейчас занят и не может его принять, и попросил Бернадотта немного подождать. Трудно сказать, что было больше в ответе Бернадотта – высокомерия или гнева, а скорее всего, и то и другое, но по словам мемуариста, он произнес: «Передайте главнокомандующему, что негоже держать генерала Бернадотта в передней. Даже сама Исполнительная Директория в Париже никогда не подвергала его такому унижению»³². Громовой голос Бернадотта был услышан Бонапартом, который вышел из кабинета с «ангельски-вкрадчивым» выражением лица и с плотно стиснутыми от гнева губами. Он высказал извинения Бернадотту, заявив, что у него и в мыслях не было ставить генерала в неудобное положение, тем более человека, которого он, Бонапарт, считает «своей правой рукой». После этого Наполеон и Бернадотт пошли прогуляться по великолепному парку. Во время завязавшегося разговора Бонапарт задавал «своей правой руке» вопросы, которыми ставил Бернадотта в неловкое положение по причине своего малого знания истории и политики. По словам Сарразена, самолюбие этого «неуча» из По было уязвлено³³, и всю зиму 1797-1798 гг. Бернадотт провел в окружении книг и в обсуждении прочитанного со своими адъютантами.

«Мысль о том, - пишет А. Егоров, - что он достоин лучшей участи, что ему по плечу «первые роли», бередит душу темпераментного и упрямого гасконца. Он не прочь возглавить Итальянскую армию; в крайнем случае – командовать дивизией в составе Английской армии (Официальное название армии, формировавшейся во Франции в конце 1797 – начале 1798 г. и якобы предназначенной действовать на Британских островах. На самом деле целью Английской армии был Египет, а затем Индия). Если для него, для его талантов, о которых он был самого высокого мнения, нет достойного применения, ну что же: он уедет в деревню и, подобно Цинциннату, будет возделывать свой огород…³⁴
До возделывания огорода, правда, дело так и не дошло, но Бернадотт служит в Итальянской армии не долго, поскольку большинство с раздражением и даже с презрением воспринимали как его, так и его поступки. Особенно он стал раздражать офицеров-республиканцев своим предложением заменить обращение «гражданин» на старорежимное «Monsieur» (Господин (фр.)). Узнав об этом, Брюн, будучи республиканцем до мозга костей, вызвал Бернадотта на дуэль. Брюна поддержал другой республиканец — бретер и дуэлянт Ожеро. Правда, поединок так и не состоялся, поскольку Бонапарт, узнав об этом, запретил ее. Как пишет по этому поводу Делдерфилд: «Только он был в состоянии понимать, что приближается время, когда вежливость будет уважаться более, чем фанатизм»³⁵.
Но в главную очередь Бернадотт раздражал Наполеона, который страшился чрезмерной амбициозности генерала. Он не желал иметь под боком такого человека, который в один прекрасный день мог стать его соперником на посту командующего Итальянской армии. Чтобы избавиться от Бернадотта, Бонапарт использовал все свое умение убеждать, расхваливая перед Директорией его дипломатические таланты. Это ему в итоге удалось и Директория решила использовать Бернадотта на должности полномочного посла Франции в Австрии. Правда, в недалеком будущем Бонапарт, по всей вероятности, должен был пожалеть об этом, поскольку одной из причин задержки египетской экспедиции будет именно поведение Бернадотта в роли посла.

Узнав о том, что его отсылают на дипломатическую должность в Вену, Бернадотт отказывается от этого поста. В письме Директории он пишет: «Первое качество солдата - повиновение, не дает мне права проявлять нерешительность, но я боюсь, что на поприще дипломатии меня ожидают куда большие трудности, нежели те, с которыми я сталкивался в своей военной карьере»³⁶. Правда, он не столь активно настаивает на своем отказе и вскоре получает официальное назначение на должность полномочного посланника в Вене, которое состоялось 11 января 1798 года.
Давая, в конце концов, свое согласие, Бернадотт, по словам Данн-Паттисона, соблазнился перспективой прославиться теперь уже на политической арене, заняв один из ответственнейших дипломатических постов, ибо «Вена была в то время полюсом, вокруг которого вращалась вся европейская политика…»³⁷. Другой биограф будущего маршала, считает, что Бернадотта привлекло довольно солидное жалованье — 144 тысячи франков; причем он сразу же получал половину ежегодной суммы плюс 12 тысяч франков на дорожные расходы³⁸. Не будет ошибкой, если заключим, что новоиспеченного французского посла прельстили обе эти причины.
Как только Бернадотт получил свое назначение, он, даже не дожидаясь дипломатического паспорта, двинулся прямиком в Вену. Здесь явно сыграло в очередной раз его самомнение, нежели неопытность в дипломатических делах: по его мнению, раз он получил назначение, то его должны были пропускать на всех пограничных пунктах. Естественно, без соответствующих документов, он был остановлен на границе австрийским патрулем. Бернадотт был разгневан таким неуважением к французскому послу и заявил, что если его не пропустят дальше, он расценит это как объявление войны Франции. Эти угрозы так подействовали австрийских пограничников, что, не желая осложнять ситуацию, они пропустили Бернадотта дальше.

В Вену он прибыл 8 февраля 1798 года, обосновавшись бывший дворец князя Лихтенштейна, находившийся в нескольких сотнях метров от резиденции австрийского императора.
27 февраля он вручил свои верительные грамоты канцлеру Францу Тугуту, а 2 марта был принят императором Австрии. В первые дни своего пребывания в австрийской столице, Бернадотт пытается наладить знакомства с послами, а также с наиболее влиятельными особами Австрии. Однако к удивлению французского посла никто не изъявил желания иметь с ним отношения(Согласно принятым в дипломатическом мире обычаям, лица, которых посетил официальный дипломатический представитель, должны были «отдать» визит, и отсутствие подобного визита приравнивалось к оскорблению дипломата и представляемой им державе).
Для деятельной натуры Бернадотта было утомительным страдать целыми днями от безделья. Чтобы скоротать время он проводит много времени на Пратере (Пратер – один из самых оживленных и посещаемых бульваров Вены, место прогулок людей, принадлежащих к высшему свету, австрийский аналог Елисейских полей в Париже). Однако и там видит, что посла Французской республики явно игнорируют. Конечно, такое отношение сначала вызывает в душе Бернадотта удивление, а некоторое время спустя раздражение и гнев. Правда, сам посол ведет себя не слишком утонченно и дипломатически, порой он действует по-солдатски прямолинейно и грубо, что, естественно, шокирует тонкие дворянские души. Так, например, узнав, что в Вену прибыл эрцгерцог Карл — брат императора и очень способный полководец, - Бернадотт желает с ним встретиться и получает на это добро. Встреча назначена на 12 марта. Однако в последний момент Карл просит перенести встречу на вторник, ибо именно 12-го он участвует в императорской охоте. Бернадотт сначала соглашается, но потом вдруг резко заявляет, что дело принимает такой оборот, он вообще отказывается от какой-либо встрече.
Решаясь отомстить всем этим аристократам, не желающим знаться с ним, послом Французской республики, Бернадотт превращает французское посольство в своеобразный революционный клуб, где произносятся пламенные речи о свободе немецкого народа, о восстановлении независимости Польши... Все эти речи настораживают людей не только в Австрии, но и за ее пределами. Особое беспокойство вызывают подобные речи французского посла в Санкт-Петербурге, где особенно трепетно относились в каким-либо заявлениям и действиям относительно Польши. Не остановившись на этом, наш «пылкий миссионер», как именует Бернадотта русский посол в Вене, шокирует венцев не только своим поведением, но и одеянием: его часто можно было видеть в шляпе, украшенной трехцветным плюмажем. В общем, по словам А. Егорова, «Бернадотт ведет себя по-гасконски задиристо. Очень скоро он становится настоящей «достопримечательностью» Вены, хотя и довольно скандальной»³⁹.

Впрочем, французское правительство также провоцировало своего посла своими требованиями: например, Директория требовала, чтобы Бернадотт любыми средствами добивался отставки барона Тугута со своего поста и вел диалоги со всеми, особенно с политиками, исключительно с позиции силы... К тому же Директория способствовала тому, чтобы Бернадотт оказался в очень нехорошей ситуации. Правда, нет никакого сомнения, что сам французский посол был бы согласен с тем, что от него требовали. По словам Савари, Бернадотт действовал самостоятельно и никакой санкции не получал. «В это время, - продолжает герцог Ровиго, - он (Бернадотт) открыто исповедовал республиканские идеи, которые тогда для честолюбцев всех мастей были верным путем к успеху»⁴⁰. Дело в том, что французское правительство требует от Бернадотта выставить республиканские эмблемы на здании французского посольства и обязать свой персонал носить трехцветные кокарды повсюду. Бернадотт выполняет этот приказ, даже не высказав никакого неудовольствия. Своими действиями Бернадотт «нарушил принятые в Европе дипломатические правила, не допускавшие таких «вольностей»⁴¹. К тому выставленные напоказ республиканские эмблемы вызвали среди австрийцев негодование, поскольку они восприняли это как унижение своей страны, только недавно подписавшей унизительный для Австрии мир с Францией. В своей депеше императору Павлу I русский посол граф Разумовский писал о реакции венцев на эту акцию Бернадотта: «Третьего дня (13 апреля), около семи часов вечера, - сообщал он в Петербург 15 апреля 1798 года, - на балконе дома, занимаемого Бернадоттом, увидели трехцветное знамя. Обыватели, проходившие мимо, возроптали против сего новшества; тем временем собралась толпа и число недовольных умножилось… все они громкими криками требовали, чтобы этот знак учинили снять, понося французские принципы, особу посла и возглашая: «Да здравствует император Франц Первый!»… несколько камней было брошено в окна посольства. Сказывают, что Бернадотт выскочил из дверей с саблей в руке. Волнение с минуты на минуту все нарастало; полиция, военный комендант… поспешили явиться на площадь, почитая себя обязанными пресечь беспорядки… В ожидании прибытия войск полицейский агент и австрийский полковник заперли ворота дома, поднялись к Бернадотту и со всей горячностью упрашивали его убрать… знамя, уверяя его, что сия уступка рассеет толпу и положит конец происшествию, столь прискорбному; они не услышали в ответ ничего, кроме брани… заявлений о том, что Республика не нуждается в опекунах… громких требований возмещения за нанесенное оскорбление и угроз мщением своего правительства»⁴².
В итоге австрийцы сорвали триколор и сожгли. Пепел от сожженного флага принесли к императорскому дворцу, где состоялась патриотическая манифестация с здравицами в честь императора Франца.
Разъяренный такой выходкой венцев, Бернадотт потребовал обратно дипломатические паспорта и в полдень 15 апреля покинул Вену. Эта выходка, по словам Савари, чуть было не сорвала экспедицию Бонапарта в Египет⁴³.
После некоторых раздумий Директория решила никак не реагировать на демарш Бернадотта, поскольку подобное действие было на руку ей.

Вскоре после этого инцидента Бернадотт, ожидавший свою участь в Раштадте, получил новое назначение, а именно, - взять командование над 5-й дивизией, располагавшейся в окрестностях Страсбурга. Бернадотт отказался, что, в принципе, не было удивительным, поскольку для такого человека как Бернадотт эта должность показалась слишком незначительной. Как это бывало и раньше, свой отказ он облек в дипломатические рамки, чего ему совершенно не хватало в Вене; он заявил, что в виду того, что война закончилась, он решил отойти от дел и мечтает о «жизни простой и безмятежной».

Однако возвратясь в Париж, он и не думает о спокойной и размеренной жизни. Его часто видят у Барраса, он проводит много времени в окружении «главного» директора, укрепляя старые и налаживая новые связи. Естественно, все это он делает исключительно с одной целью – заполучить наконец-то должность, о которой он мечтает и которая, по его мнению, должна соответствовать его большим талантам и уму. К его огорчению, пока никто старается не замечать его великих способностей, а замечают исключительно только его бросающуюся в глаза внешность: высокий, стройный, черноволосый, с ослепительно-белыми зубами и римским профилем. Как пишет мадам де Шатене, Бернадотт «относился к тем людям, которых нельзя было не заметить при встрече и не спросить других о том, кто это такой»⁴⁴.

Круг влиятельных друзей Бернадотта растет и среди них братья Наполеона – Жозеф и Люсьен Бонапарты. На одном из вечером у Жозефа Бернадотт знакомится с Дезире Клари, с той самой, в доме которой в Марселе Бернадотт снимал комнату еще в 1789 году. Перед этим знакомством у нее был роман с будущим повелителем Европы – Наполеоном Бонапартом, закончившийся со стороны Бонапарта. Бернадотт не сводит глаз с этой стройной, грациозной девушки, и когда он делает ей предложение, Дезире тотчас же соглашается выйти за него замуж. Впрочем, вряд ли она по любви выходила за него замуж. Правы те, кто говорит, что Дезире сделала это «в пику» прежнему своему воздыхателю, в которого всерьез влюбилась, - Наполеону. Во всяком случае, когда много лет спустя ее спросили, почему она вышла замуж именно за Бернадотта, Дезире не задумываясь ответила: «Потому что он был солдат, способный противостоять Наполеону»⁴⁵.
Так или иначе, но бракосочетание состоялось 17 августа 1798 года. Таким образом Бернадотт, к вящему неудовольствию Наполеона, вошел в клан Бонапартов.

Вообще, это был странный брак уже потому, что после избрания Бернадоттом наследным принцем Швеции, Дезире не поехала с мужем в Стокгольм. Ей больше был по сердцу веселый Париж с его празднествами, нарядами, балами, галантными кавалерами. Только в 1811 году она на короткое время одарила своим визитом шведов, после чего вновь возвратилась во Францию. Дезире не покинула Париж ни тогда, когда ее муж встал на сторону коалиции и повел свои войска против Франции, ни в 1818 году, когда Бернадотт взошел на шведский престол под именем Карла XIV Юхана. Впрочем, у нее была причина оставаться в Париже. Дело в том, что она по-настоящему влюбилась, и влюбилась в герцога Ришелье, возвратившегося во Францию из России после второй реставрации Бурбонов в 1815 году. Страсть Дезире к герцогу была настолько сильна, что она преследовала его повсюду, несмотря на двусмысленные перешептывания, а порой и открытые высказывания по этому поводу. Этот «роман» продолжался вплоть до смерти Ришелье в 1822 году. Насколько можно судить, самого Бернадотта нисколько не смущало поведение супруги. Его честолюбие, тщеславие и амбиции были удовлетворены сполна. Ведь он – король европейской державы, наследник славы Карла XII и Густава Адольфа (Густав II Адольф).
Только в 1823 году Дезире, наконец, уехала в Швецию и осталась там навсегда.

В 1799 году, в то время когда Бонапарт был в Египте, в Европе была сформирована новая коалиция против Франции. Положение на фронтах было явно не в пользу французов: в Италии их армии были разбиты Суворовым, на Рейне против них успешно действовал эрцгерцог Карл, в Голландии высадился англо-русский десант под командованием герцога Йоркского...
В такой сложной ситуации Директория поручает Бернадотту возглавить военное министерство. На этот раз он не отказывается от предложенного ему поста. «Принимая военное министерство, - говорил он позже, - я нисколько не обольщал себя относительно размеров данной мне задачи; но, родившись, так сказать, на войне, воспитанный войною за свободу, я чувствовал, что сам вырастаю среди опасностей и побед. Я имел счастье принять участие в работе, приведшей к некоторым результатам, которые наши враги называли чудесами…»⁴⁶.

На плечи новоиспеченного военного министра легло тяжелое бремя, причем в самое непростое время. Он должен был реорганизовать и снабдить всем необходимым войсковые соединения, наладить работу интендантства, изыскать средства на выплату жалованья, не выдававшегося уже семь месяцев и, самое главное, изменить обстановку на фронтах в пользу Франции. На этом посту Бернадотт проявляет большую энергию и административный талант. Вспоминая о своей деятельности и результатах на посту военного министра, Бернадотт писал: «Пусть смотрят на то, что я смог сделать, что я должен был сделать, и пусть судят потом о том, что я сделал… 91 000 конскриптов полетели, чтобы составить батальоны; почти все были немедленно одеты, снаряжены и вооружены. Я получил разрешение собрать 40 000 лошадей… Общий ход событий известен. Голландия была спасена, левый берег Рейна обеспечен от какой бы то ни было опасности, русские уничтожены в Гельвеции; победа возвратилась к знаменам Дунайской армии, удержана была линия обороны между Альпами и Апеннинами, невзирая на все несчастья, постигшие наше оружие в этой стране, коалиция распалась»⁴⁷.

Нет никакого сомнения, что Бернадотт, находясь на посту военного министра, сделал очень многое. Но в то же время, в своем рапорте Директории он не может отказать себе удовольствие присвоить заслуги других лично себе. Так, он заявляет, что внес огромную лепту в успех Массена у Цюриха. Между тем, сам Массена критикует действия военного министра, постоянно жалуясь на противоречивость в распоряжениях Бернадотта по части снабжения и комплектации его армии и даже намекает на недоброжелательство военного министра, который не только не уделяет должного внимания армии в Швейцарии, но даже с умыслом ослабляет ее, направляя столь необходимые ей подкрепления в Германию, в Рейнскую армию. Бернадотт постоянно требовал от Массена наступательных действий, часто не сообразуясь с реальной обстановкой. 3 августа 1799 года военный министр представил план, предусматривающий наступление в Швейцарии и на Рейне в одно время с наступательными действиями Итальянской армии. «Настала минута – писал он, - когда должно принять окончательное решение о плане предстоящих действий; от этого решения зависит успех всей кампании, а может быть, и судьба целой Европы...»⁴⁸ Относительно этого плана историк Милютин замечает: «Однако при глубоком изучении этого плана военного министра, было видно, что этот план не отличается ни ясностью взгляда, ни отчетливостью соображений; на всех театрах войны предлагалось действовать только наступательно; везде французы хотели иметь верх и нигде не сосредоточили для этого достаточных сил»⁴⁹. Массена, не разделяя взглядов Бернадотта, действовать согласно реальной обстановки на его театре военных действий. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Бернадотт, как, впрочем, и Директория остались недовольны Массена и готовили ему замену, однако блестящая победа у Цюриха свела на нет все эти планы. Восхваляя и преувеличивая, как истинный гасконец, свои заслуги в разгроме Второй коалиции, Бернадотт, однако, старается умалчивать о тех недостатках, которые так и не были исправлены.
И все же, нельзя отрицать того, что Бернадотту удалось разрешить многие вопросы и переломить неблагоприятную ситуацию, что в итоге и привело в распаду антифранцузской коалиции. Однако это не означало, что Директория задержит Бернадотта на посту военного министра. Пробыв на этой должности чуть более двух месяцев (с 2 июля по 14 сентября), он подает рапорт об отставке. По мнению большинства биографов маршала, основной причиной ухода Бернадотта из военного министерства – интриги, раздирающие Директорию осенью 1799 года. Впрочем, не исключено, что это был тактический ход хитрого гасконца, желавшего таким образом, чтобы его, так сказать, упрашивали остаться в военном ведомстве. Если это так, то Бернадотт просчитался: никто не собирался уламывать и умолять его. Отставка была тотчас же принята.

Во время государственного переворота 18 брюмера 1799 года Бернадотт занимает свою излюбленную позицию: он не примыкает ни к одной стороне и смотрит на происходящее со стороны, готовый перебежать к тому, кто окажется сильнее. Как пишет Делдерфилд, «… Бернадотт сделал то, что он делал во всех таких случаях, - преодолевал сопротивление всех оппонентов и утапливал их в море общих фраз, не означающих ровным счетом ничего»⁵⁰.
По свидетельству Тибодо, «18 брюмера генерал Бернадотт отказался содействовать замыслам Бонапарта…»⁵¹. Однако это не означает, что он молча стоит в стороне. Нет, он пытается демонстрировать какую-то активность, которая, впрочем, не влияла ни на что, но зато потом могла пригодится Бернадотту, как говорится, на всякий случай. Он произносит грозные фразы, что в любых обстоятельствах Республика «сумеет одолеть своих врагов, как внутренних, так и внешних»⁵². В разговоре же с Бонапартом он заявляет, что если Директория даст ему соответствующее поручение, то с заговором против республики будет тотчас же покончено. Эти слова хоть и настораживают Наполеона, однако не влияют на решение заговорщиков. Когда же наступает решительный момент, Бернадотт, хоть и прибыл в дом Бонапарта на улице Шантерен, где собрались все заговорщики, однако никакой конкретной помощи не оказал, все также продолжая наблюдать со стороны. Эта двусмысленная позиция крайне раздражает Бонапарта и не прибавляет ему доверия со стороны будущего властителя Франции. Однако Наполеон также понимает, что его положение не столь прочно, чтобы открыто проявлять негодование в адрес человека, который как-никак имеет популярность в войсках и влияние в обществе. Поэтому став во главе Франции, Бонапарт, а ныне Первый консул, не предпринимает никаких действий по отношению к Бернадотту. Мало того, в разговоре с генералом Сарразеном Наполеон говорит ему: «Когда вы его (Бернадотта) увидите, передайте ему, что я всегда буду рад считать его одним из моих друзей»⁵³.

Через два месяца после переворота, Бонапарт вводит Бернадотта в состав Государственного совета. Правда, несмотря на это, Первый консул не слишком жаждет видеть его в Париже, а потому 1 мая 1800 года назначает Бернадотта командующим Западной армией.

Бернадотт отлично понимает, что подобное назначение не что иное как ссылка. Однако приказ есть приказ и он отправляется в штаб-квартиру армии, располагавшуюся в Ренне. За время своего «правления» в Бретани Бернадотт отражает все попытки англичан высадить десант на Бель-Иле и полуостров Киберон. Правда, надежды Бернадотта на то, что после Маренго он получит более престижную должность разлетаются в пух и прах, а потому ему приходится сидеть в Ренне вплоть до весны 1802 года.
Бернадотт понимает, что у главы государства не питает особого доверия к нему, даже несмотря на то, что он — член клана Бонапартов. Это недоверие приводило к тому, что, по свидетельству Бурьенна, Первый консул не смел открыто мстить ему, «но всегда изыскивал все случаи удалять Бернадотта, приводить его в затруднительное положение и делать ему поручения, не давая никаких определительных наставлений, в надежде, что Бернадотт впадет в ошибки, за которые Первый консул мог бы подвергнуть его ответственности»⁵⁴.
У Бонапарта есть основания не доверять Бернадотту. По словам одного из биографов маршала, после провозглашения Консульства Бернадотт вел «бесконечную тайную войну против Наполеона»⁵⁵. Например, у одного из адъютантов генерала были обнаружены антиправительственные прокламации а скульптор Черакки, являвшийся одним из членов заговора против Первого консула, получил от Бернадотта 12 тысяч франков. Правда, сам генерал в свое оправдание говорил, что эти деньги он заплатил Черакки за изготовление его бюста. Что же касается антиправительственных прокламаций, на это Бернадотт заявлял, что это собственная инициатива его адъютанта, к которой он, Бернадотт, не имеет никакого отношения.
Вряд ли все эти объяснения удовлетворяют Бонапарта, тем более, что имя Бернадотта тотчас же «всплывает» на поверхность, как только возникает какая-нибудь ситуация, направленная против Бонапарта. «Время только более и более усиливало неприязнь Бонапарта к Бернадотту, - пишет секретарь Наполеона Бурьенн, - можно было сказать, что по мере того, как он подвигался вперед… к самовластью, - возрастало и его негодование против человека, который отказался поддержать первые его шаги на этом отважном поприще»⁵⁶.
Ко всему прочему, у строптивого генерала, входящего в клан Бонапартов, довольно сомнительные знакомые. Среди них — госпожа де Сталь и госпожа де Рекамье. Одна открыто, другая тайно критикуют Бонапарта и его режим. К тому же, мадам де Сталь в восторге от Бернадотта и считает его «подлинным героем века». Для честолюбивого и тщеславного генерала подобные высказывания, как бальзам на рану. В одном из разговоров с Рекамье, когда речь зашла о Бонапарте, Бернадотт сказал ей: «Я не обещал ему любви, но я обещал ему лояльную поддержку и я сдержу свое слово»⁵⁷.
Что подразумевал Бернадотт под выражением «лояльная поддержка» сказать трудно, если судить о его действиях в будущем, особенно когда он станет одновременно и маршалом Франции и наследным принцем Швеции.

Когда вновь обострились отношения между Францией и Англией, Бернадотт тешит себя надеждой, что Наполеон поручит ему возглавить десант на британские острова, о котором вновь заговорили. Когда же был заключен Амьенский мир с Англией, Бернадотт теперь жаждет возглавить экспедицию на остров Сан-Доминго. Однако Бонапарт, желая вновь удалить подальше Бернадотта, предлагает ему должность посла в Константинополе или губернаторство в Гваделупе. Не стоит быть провидцем, чтобы понять, что Бернадотт откажется от этих предложений.
Когда Наполеон вновь готовится к войне с Англией, он, несмотря на всю свою антипатию, поручает Бернадотту начальство над 1-м армейским корпусом Великой армии, которая начала свое развертывание в так называемом Булонском лагере.

В мае 1804 года Франция объявлена Империей, а Наполеон Бонапарт — императором французов. 18 мая того же года Наполеон, вытащив из небытия звание маршала Франции, уничтоженного революцией, вручает маршальский жезл сразу 18 французским генералам. В числе них и Жан Батист Бернадотт. Последний, однако, не испытывает чувства благодарности к главе государства; он как обычно недоволен, он желает большего.
Наполеон, жалуя Бернадотту маршальское звание, надеется таким образом несколько уменьшить строптивость генерала. Чтобы еще сильнее «привязать» его к своей особе, Наполеон старается угодить новоиспеченному маршалу. Бернадотту не хватает средств для поддержания на высочайшем уровне себя и своей семьи. И Наполеон тотчас же приказывает министру полиции взять из государственной казны столько денег, сколько тот сочтет необходимым, для удовлетворения всевозрастающего аппетита маршала. «Я хочу, чтобы Бернадотт был доволен, - говорит император Фуше. – Он только что сказал, что полон преданности к нашей особе; это усилит его привязанность к нам еще больше»⁵⁸.
Император не останавливается на этом, чтобы утолить «жажду» Бернадотта, который получает поместья, многочисленные денежные подарки; в 1805 году маршал получает от Наполеона роскошный особняк в предместье Сент-Оноре, принадлежавший ранее генералу Моро; чтобы Бернадотт мог обставить свое новое жилище, Наполеон распоряжается о выдаче маршалу суммы в 200 тысяч франков⁵⁹.
Однако Наполеон зря старается. Будущее покажет, что все эти и многие другие подношения не изменят отношение Бернадотта к императору и не укрепят преданность маршала.
Во время торжественной церемонии коронации Наполеона в соборе парижской Богоматери 2 декабря 1804 года Бернадотту доверено нести украшенный драгоценностями воротник императорского облачения. На грандиозной картине Давида маршала можно видеть, стоящим позади кардинала Феша – дяди Наполеона. «Не самое плохое место для не самого надежного члена клана», - замечает по этому поводу А. Егоров⁶⁰.

В кампании 1805 года Бернадотт командует 1 армейским корпусом Великой армии. В корпус вошли не только французские части, но и баварские подразделения, что позволяет одному из биографов маршала заметить, что это лишний раз показывает недоверие Наполеона к маршалу; император, по словам биографа, старался, чтобы под начальством Бернадотта никогда не находились корпуса, составленные только из французских полков.
В Ульмской операции корпус Бернадотта должен был занять Мюнхен, тем самым не допустить соединения австрийской армии Мака, блокированной в Ульме, с идущей к ней на помощь русской армией Кутузова. Проходя через нейтральную территорию Ансбаха, принадлежавшую Пруссии, Бернадотт делает все от него зависящее, чтобы не вызвать раздражение не только прусского двора, но и жителей. В рапорте начальнику штаба Великой армии маршалу Бертье он писал: «Я не пренебрег ничем… чтобы наш марш через Ансбах был как можно менее ощутим… Я располагаюсь на бивуак лишь там, где уже собран урожай, и плачу за все по полной цене и наличными»⁶¹.
Не принимая никакого участия в боевых действиях, развернувшихся вокруг Ульма, 1-й корпус 12 октября занимает Мюнхен.
После капитуляции австрийской армии, Великая армия устремляется против русской армии Кутузова. Бернадотт же направляется на юго-восток и оккупирует Зальцбург.
Конечно, Бернадотт, как человек военный, должен выполнять тот приказ, который получил, однако вполне можно предположить, что подобные маневры без боя, вызывают в душе маршала горечь. А если к этому присовокупить его амбиции и тщеславие, то картина получается и вовсе мрачная. Без сомнения, в душе Бернадотта бушуют страсти и он проклинает императора.

Преследуя русскую армию, Наполеон стремиться перерезать ей все пути отступления. С этой целью император поручает Бернадотту двигаться форсированным маршем из Зальцбурга к Мельку. Однако трудности с переходом через Дунай привели к тому, что Бернадотт прибыл к назначенному месту три дня спустя. «Я утешаюсь мыслью о том, - докладывает он Наполеону, - что Вашему Величеству хорошо известны трудности форсирования войсками реки там, где нет никакого моста»⁶². Наполеон был разгневан и не принял никаких объяснений маршала. В своем письме брату Жозефу он изливает все свое негодование: «Бернадотт заставил меня потерять день, а от одного дня зависят судьбы мира... Каждый день все более и более убеждает меня в том, что люди, которых я воспитал, - самые лучшие. Как и прежде, я доволен Мюратом, Ланном, Даву, Сультом, Неем и Мармоном…»⁶³.

Наконец, в битве под Аустерлицем Бернадотт принимает самое непосредственное участие. Правда, отдавая приказ маршалу, Наполеон, по свидетельству графа Сегюра, сделал это ледяным и даже высокомерным тоном. 1-й корпус действует на левом фланге французской армии совместно с корпусами Ланна, Удино и кавалерией Мюрата и принимает непосредственное участие в отражение атаки русской гвардии. Участник сражения Жан Батист Баррес пишет в своих мемуарах: «Был дан сигнал, и очень скоро вся огромная линия сражающихся пришла в движение. Тем временем 1-й корпус, который находился на фланге, двинулся вперед, справа и слева обходя маленький холм… с криками «Да здравствует император!», размахивая киверами, водруженными на острие штыков… и сабель, с маршалом Бернадоттом во главе, нацепившим свою шляпу, как и другие, на наконечник сабли… гремели барабаны, играла музыка, грохотали пушки и раздавалась оживленная ружейная стрельба»⁶⁴.
Разгром союзной армии под Аустерлицем стал причиной распада Третьей коалиции европейских держав. Австрийский император начал переговоры, которые завершились подписанием в Пресбурге мирного договора между Францией и Австрией.

Среди тех, кто получил вознаграждение за заслуги в прошедшей кампании был и Бернадотт, получивший пост губернатора Ансбаха, который был уступлен Наполеону прусским королем взамен Ганновера. И тут вновь в маршале взыграли амбиции: он начинает думать, что император, сделает его герцогом Ансбахским, однако получает от Наполеона титул герцога и князя Понте-Корво. Делдерфилд в связи с этим замечает: «По поводу возвышения Бертье (Бертье, начальник штаба Великой армии, получил титул князя Невшательского и Валанжского) никто в претензии не был. Хотя старшие офицеры Великой армии и не очень его жаловали, талант Бертье уважали и считали его правой рукой Наполеона на поле брани. Однако возвышение Мюрата (Маршал Мюрат получил титул герцога Клеве и Берга) вызывало немалый ропот, пока звезду Мюрата не затмило неожиданное возвышение «выжидателя» Бернадотта, ставшего князем де Понте-Корво. Теперь ропот в казармах перешел в глухое ворчание, поскольку, как было известно всем, Бернадотт не только не сделал ничего, чтобы помочь Наполеону овладеть престолом, но и явно демонстрировал неприязнь к Бонапарту»⁶⁵.

Многие современники рассматривали очередное возвышение Бернадотта не за заслуги, а за то, что он – член семьи Бонапарта. Госпожа де Ремюза пишет в своих мемуарах по этому поводу следующее: «Бонапарт не питал большого расположения к маршалу Бернадотту; надо думать, что он считал нужным возвысить его потому, что Бернадотт женился на сестре жены его брата Жозефа, и ему казалось подходящим, чтобы сестра королевы (Супруга Жозефа Бонапарта являлась неаполитанской королевой, после того как Жозеф получил от Наполеона трон Неаполитанского королевства) стала по крайней мере принцессой»⁶⁶. Говоря с Жозефом по этому поводу Наполеон сказал: «Вы же понимаете, что, когда я возложил на Бернадотта титул герцога и князя, я сделал это из уважения к вашей жене, ибо в моей армии есть генералы, которые служат мне куда лучше и на чью… привязанность я могу рассчитывать в гораздо большей степени. Но то, чтобы шурин королевы Неаполитанской был отмечен соответствующим званием при вашем дворе, кажется мне вполне естественным»⁶⁷.
Столь высокая награда, как титул герцога и князя вызвала у многих маршалов и генералов французской армии не только удивление, но и негодование. Многие задавались вопросом, за какие такие заслуги император возвысил человека, к которому не питал особого доверия и чьи военные заслуги в прошедшую кампанию были не столь значительны.

На следующий год на европейский континент вновь возвратилась большая война – на этот раз противником Франции стала Пруссия. В этой кампании Бернадотт вновь командует 1-м корпусом Великой армии и должен был взаимодействовать с кавалерией Мюрата и 3-м корпусом маршала Даву.
Продвигаясь вперед Бернадотт, Мюрат и Даву к 13 октября вышли к Наумбургу, расположенному на берегу реки Заале.

В это время у Йены Наполеон наткнулся на корпус князя Гогенлоэ, приняв эти силы за главную прусскую армию. Поэтому его общий план претерпел некоторые изменения. Он вызвал из-под Наумбурга кавалерию Мюрата и отдал приказ Бернадотту остановить свое дальнейшее продвижение и выдвигаться к Дорнбургу. Маршалу же Даву с его 3-м корпусом было приказано двигаться к Наумбургу и далее к Апольде в тыл прусской армии, стоявшей у Йены. Правда, в приказе была сделана приписка, что если Бернадотт находится в Наумбурге вместе с Даву, то они могут действовать на Апольду вместе, однако император ожидает, что Бернадотт будет на позиции в Дорнбурге, которую ему указали⁶⁸. Что произошло вслед за этим, можно узнать из «Журнале операций 3-го корпуса»: «Монсеньор маршал Даву отдал свои приказы каждому из генералов, которые уехали тотчас, чтобы поторопиться их выполнить. Он отправился к Его светлости князю Понте-Корво, командующему 1-м армейским корпусом, действительно прибывшему вечером в Наумбург. Монсеньор маршал Даву передал ему в письменном виде приказы, полученные им только что, прося его дать знать, какое решение он (Бернадотт – С.З.) примет. Князь ответил ему, что отправляется в Камбург»⁶⁹. В разговоре с Бернадоттом, Даву даже выразил готовность подчиниться его приказам, если они двинуться на Апольду вместе. Князь Понте-Корво отказался, высокомерно заявив, что будет выполнять конкретный приказ императора.

Таким образом, 14 октября 1806 года Наполеон с основными силами своей армии вел бой с 38-тысячным корпусом князя Гогенлоэ, маршал Даву столкнулся в смертельном поединке у деревушки Ауэрштедт с главной прусской армией герцога Брауншвейгского, при которой находился и прусский король. Оба эти сражения были выиграны.

А где же был Бернадотт? Почему получилось так, что его корпус не принял участия ни в одном сражении?
Чандлер пишет по этому поводу следующее: «Ни один солдат Бернадотта не сделал ни одного выстрела за этот день! Причина была или в полной некомпетенции и отсутствии оперативного мышления у князя Понте-Корво, или, что более вероятно, в его чисто профессиональной ревности. Бернадотт вне всякого сомнения получил свою копию приказа Бертье, отправленную в 10 часов вечера и препровожденную ему маршалом Даву. В приказе было сказано, что он должен двигаться вместе с Даву, если 1-й корпус еще не подошел к Дорнбургу, согласно предшествующему приказу. Несмотря на то, что Бернадотт был еще в Наубурге в момент получения приказа (он этого и не скрывал потом), он предпочел пренебречь приказом и повторными призывами Даву о помощи. Он настаивал на том, что выполнял букву (но не дух) более раннего приказа Наполеона, направившего его в Дорнбург. Но даже этот маневр был выполнен крайне неряшливо – I корпусу потребовалось все утро, чтобы добраться до Дорнбурга (он прибыл туда около 11 часов утра), а затем потратить еще пять часов, покрыв восемь миль (Около 16 км) до Апольды, и появиться там, когда Йенское сражение уже закончилось. Когда Наполеон потребовал от него объяснения столь непонятного поведения, Бернадотт попытался оправдаться, ссылаясь на трудности (в основном вымышленные), с которыми он встретился по дороге⁶⁹.
Сам Бернадотт в своем рапорте Бертье писал: «Князь, я предупредил непосредственно Императора о своем прибытии в 4 часа вечера на высоты близ Апольды с легкой кавалерией и дивизией Риво. Я обрисовал Его Величеству препятствия, которые мне помешали прибыть сюда со всеми своими войсками. Дорога из Наумбурга в Дорнбург имеет два ущелья; в особенности у Дорнбурга, после перехода Зале, подъем на высоты которого можно сравнить с переходом через Альпы...
Мы находимся совершенно в тылу у неприятеля и обошли все войска, с которыми вел бой маршал Даву...»⁷⁰
В рапорте от 21 октября 1806 года маршалу Бертье Бернадотт пишет: «... То, что я не участвовал в сражении у Йены не моя вина; я уже писал вам, по какой причине мой марш был приостановлен накануне битвы. Только в 4 часа утра мне сообщили о вашем письме маршалу Даву, в котором говорилось, что Император очень хотел бы, чтобы я был в Дорнбурге; я не терял ни минуты, чтобы отправиться в путь. Я очень торопился и прибыл туда в 11 часов; у меня еще было время выполнить намерения Его Величества, если бы не дефиле у Дорнбурга, о котором известно всем и где я потерял много времени. Несмотря на все эти препятствия, я двинулся с пехотной дивизией и кавалерией; я прибыл уже в 4 часа в Апольду и имел время убедиться в отступлении противника, который находился перед маршалом Даву, и в тот же вечер я захватил 5 орудий и более 1000 пленных, среди которых батальон в полном составе. Я повторяю вам, господин герцог, от меня не зависело сделать большее; я сделал все, что было в человеческих силах. Для меня очень тягостно быть вынужденным входить во все эти подробности; я убежден в том, что хорошо выполнил свои обязанности. Самое большое несчастье для меня – вызвать неудовольствие Императора; поэтому я не утешусь, пока не буду иметь наибольшую уверенность в справедливости Его Величества...»⁷¹
Его Величество проявил справедливость, назвав вещи своими именами в письме Бернадотту от 23 октября: «Согласно абсолютно ясному приказу, вы должны были быть в Дорнбурге в тот самый день, когда маршал Ланн был в Йене, а Даву достиг Наумбурга. В случае, если вы еще не смогли выполнить это, я сообщил вам ночью, что, если вы еще находитесь в Наумбурге, когда этот приказ придет к вам, вы должны выйти вместе с маршалом Даву и оказывать ему поддержку. Вы были в Наумбурге, когда пришел этот приказ, он был вам вручен; несмотря на это, вы предпочли совершить демонстрационный марш в Дорнбург и вследствие этого не участвовали в сражении, и маршал Даву принял на себя главный удар неприятельской армии»⁷².
Это необъяснимое бездействие громко осуждала вся армия, а маршал Даву с этого времени относился к князю Понте-Корво с презрением, очень часто именуя его либо «этот жалкий Понта-Корво», либо «этот негодяй Понта-Корво». И понять «железного маршала» можно, поскольку в течение всего дня, пока он дрался с главной прусской армией, он несколько раз тщетно просил Бернадотта о помощи. Когда же сражение было выиграно и 3-й корпус был изможден окончательно, Даву направил своего адъютанта Тобриана, чтобы еще раз попросить Бернадотта оказать содействие хотя бы в преследовании разбитых пруссаков. В своем рапорте на имя Даву Тобриан пишет о реакции князя Понте-Корво: «... Я нашел его (Бернадотта – С.З.) в 4 часа 30 минут (вечера – С.З.) на высотах левого берега реки Зале... в том же месте, где я его видел утром, возвращаясь из штаб-квартиры Императора. Его превосходительство был верхом с частью своей штаб-квартиры и пикетом кавалерии эскорта, однако все войска отдыхали. Я сказал ему, что прибыл, чтобы проинформировать, что противник в полном отступлении, указав место, откуда я прибыл к монсеньору маршалу. Я обратил внимание на это Его превосходительства, который не высказал сомнения. Я добавил, что армейский корпус очень пострадал, противостоя с утра и в течение 8 часов усилиям всей прусской армии под личным командованием короля, что половина ваших людей не участвовала в сражении (имеется в виду солдаты Бернадотта – С.З.); вследствие чего обращаемся к вам за помощью закрепить наш успех, что невозможно сделать с измученными войсками и кавалерией в 1500 человек, сократившейся от огня не менее чем на треть. Монсеньор маршал принял меня довольно плохо: сначала он спросил меня, что это за храбрецы, которые расплачиваются своим долгом родине; когда я ему указал имена наиболее известных из них, он мне сказал: «Возвращайтесь к своему маршалу и передайте ему, что я буду там, пусть не беспокоится. Уезжайте»... Ответ князя и тон, которым все это было высказано, не позволили мне настаивать более, и я поспешно возвратился к вашему превосходительству»⁷³.
Какой бы ни была причина бездействия Бернадотта, ни Даву, ни армия никогда ему этого не простили. По словам Марбо, «армия ожидала, что Бернадотта сурово накажут...»⁷⁴.

Вспоминая этот случай, Наполеон, будучи уже на острове Святой Елены, признавался, что на самом деле подписал приказ предать маршала суду военного трибунала, однако передумал и разорвал его. Возможно, Бернадотт не был предан суду из-за Дезире Клари, приходившейся свояченицей брату Жозефу; однако не исключено, что Наполеон наделся, что маршал осознает пагубность своего поступка. К сожалению, этого не произошло. Во время беседы с Бурьенном 10 ноября, когда зашел разговор об этом случае, Бернадотт заявил, выдав свой истинный мотив: «Это мне-то получать приказы от Даву!.. Я свой долг выполнил!»⁷⁵ Как метко заключает Делдерфилд: «Здесь Бернадотт, пожалуй, напоминает среднего англичанина из пьесы Б. Шоу «Избранник судьбы». Вы можете найти Бернадотта в самых невероятных местах, но никогда вне поля круга его собственных принципов»⁷⁶.
Будущее показало, что снисходительность Наполеона была ошибкой; мало того, что он не осознал свой проступок, но позднее, в качестве кронпринца Швеции изменил своему императору и выступил против Франции.

Репутация маршала была сильно подпорчена, а потому, Бернадотт, чтобы хоть как-то поднять ее в глазах Наполеона и армии, на этот раз принимает самое активное участие в преследовании остатков прусской армии. 17 октября он берет штурмом крепость Галле, захватывает фамильное гнездо Гогенцоллернов — Бранденбург, принимает участие в капитуляции отряда Блюхера в Любеке.

Именно здесь, в Любеке, судьба преподнесла Бернадотту самый главный подарок. Дело в том, что среди пленных находились полторы тысячи шведов. Неизвестно как обращался Бернадотт с пленными пруссаками, но доподлинно известно, что по отношению к шведам маршал вел себя настолько предупредительно и уважительно, что произвел на них неизгладимое впечатление, особенно на офицеров, в том числе и их командира графа Густава Мернера. По словам Марбо, Бернадотт, «когда хотел, имел очень приятные манеры. Особенно сильно он желал создать себе репутацию хорошо воспитанного человека в глазах иностранцев...»⁷⁷

Возвратившись на родину, шведы будут возносить до небес великодушие, воспитанность и щедрость Бернадотта. Именно эти офицеры будут активно заниматься агитацией в пользу князя Понте-Корво, когда Швеция станет перед вопросом: кто будет наследником бездетного короля. Агитация пройдет настолько эффективно, что все именитые граждане Швеции будут в один голос высказываться за маршала.
По словам Рональда Делдерфилда, князь Понте-Корво «отличился еще один раз, вызвав самый громкий взрыв смеха, который когда-либо слышали от усачей ветеранов его корпуса. Пока он обхаживал шведов, у него исчезла повозка с его любекскими трофеями, и он был крайне расстроен пропажей. «Я не жалею о личной утрате, - заявил он довольно жалостливо, - просто из тех денег, что были в повозке, я собирался выдать по небольшой премии каждому рядовому!»⁷⁸

Во время боевых действий против русской армии в Польше Бернадотт, к его огорчению, не приобрел особых лавров, зато под Морунгеном он теряет большую часть корпусного обоза, а после кровавой битвы у Прёйсиш-Эйлау, в которой князь Понте-Корво не принимал участия. Отсутствие 1-го корпуса в сражении заставило Наполеона найти на роль «козла отпущения» именно Бернадотта. По мнению императора, если бы Бернадотт прибыл на поле боя, русские были бы разбиты. Правда, справедливости ради, на этот раз упреки Наполеона в адрес князя Понте-Корво были совершенно несправедливы.
В одном из боев маршал получил пулевое ранение в шею и вынужден был сдать командование генералу Виктору.
После выздоровления, Бернадотт отправляется в Германию, чтобы взять под свое управление ганзейские города — Бремен, Любек и Гамбург. Как губернатор ганзейских городов, князь Понте-Корво должен был неукоснительно исполнять так называемую Континентальную блокаду — систему, которая, по мнению Наполеона, должна заставить Англию встать на колени. Основная идея блокады британских островов — не допустить английские товары на европейский континент, тем самым лишить Англию рынков сбыта. Правда, князь Понте-Корво не слишком добросовестно исполняет повеления императора, смотря сквозь пальцы на торговлю ганзейцев с Англией. По словам госпожи де Ремюза, Бернадотт всеми возможными способами старался приобрести себе хорошую репутацию; «он тратил деньги, чтобы создавать себе приверженцев». Особенно его заботой было налаживание и упрочение контактов со шведами и упрочение среди них самой благоприятной репутации⁷⁹.

Несмотря на несколько вольную трактовку его распоряжений, Наполеон не высказывает маршалу неудовольствия относительно его губернаторства. Это, конечно, не говорит о том, что император стал доверять князю Понте-Корво. Мало того, что Наполеон отказывает в просьбе брату Жозефу сделать маршала еще и вице-адмиралом Франции, он поручает начальство над французскими войсками в Германии непримиримому врагу Бернадотта - неподкупному «железному» Даву. Если в подчинении у Бернадотта всего 12 тысяч человек, то армия Даву насчитывает 90 тысяч солдат. Вражда между двумя маршалами усиливается не по дням, а по часам. Даву, никогда не забывавший как подло князь Понте-Корво поступил с ним под Ауэрштедтом, считая, что тот не по заслугам получает награды от императора, не упускает случая, чтобы не отправить донос на действия Бернадотта в Германии. В свою очередь, князь Понте-Корво заваливает Наполеона всевозможными жалобами на Даву, будто тот занимается перлюстрацией его корреспонденции.
Помимо непреклонного Даву, против Бернадотта плетет интриги старый его недруг - маршал Бертье, князь Невшательский. Он выискивает малейшую оплошность Бернадотта, чтобы выставить в самом неприглядном свете маршала.

Все эти «наскоки» вынуждают Бернадотта в начале 1809 года подать рапорт об отставке со всех постов, сохранив только половинное жалованье⁸⁰. На все просьбы маршала Наполеон отвечает отказом.

Война с Австрией в 1809 году для Бернадотта вновь началась с выяснения отношений с маршалом Даву. Прибыв в Дрезден, где находится его 9-й корпус, князь Понте-Корво узнает, что инструкции, посланные ему из Парижа, каким-то образом оказались в штабе Даву. Придя в страшное негодование, Бернадотт в очередной раз подает рапорт об отставке. Однако Наполеон не имеет ни времени, ни желания выяснять, кто прав, а кто виноват в этом деле, поскольку неумелые действия маршала Бертье, исполняющего обязанности командующего французскими войсками в отсутствии императора, ставят Великую армию в критическое положение. Лишь 6 июня 1809 года, когда в военных действиях наступает временное затишье, Наполеон приглашает Бернадотта к себе в Шенбрунн. На этот раз Наполеон играет роль радушного хозяина, безропотно выслушивая длинные монологи маршала, но ничего не предпринимая в ответ.

Перед Ваграмом Бернадотт вдруг заявляет, что желает сдать командование 9-м корпусом. Объясняя свои мотивы, маршал заявлял императору, что он не знает немецкого языка (а его корпус в основном состоял из немецких частей), что в составе корпуса большое количество новобранцев, что саксонские части, входящие в состав корпуса, по его мнению, совершенно не желают сражаться на стороне французов. Наполеон выслушал князя Понте-Корво. Естественно, что накануне генерального сражения менять командующего корпусом император отказался, но при этом заявил, что даст в помощь маршалу французскую дивизию генерала Дюпа.
Во время сражения 5 июля Бернадотт, чтобы усилить натиск своих войск, решает бросить в бой обещанную дивизию, однако обнаруживается, что ее нет под рукой, поскольку по распоряжению Бертье ее передали в корпус Удино. Князь Понте-Корво был настолько разгневан подобным действием начальника штаба французской армии, что явившись в штаб, с гневом обрушивается на Бертье. Во время этого «извержения Везувия» досталось и Наполеону, которого маршал обвинил в том, «что переходом через Дунай и действиями последующего дня руководили плохо и что если бы командовал он, то он умелым маневром и почти без сражения вынудил бы эрцгерцога Карла сложить оружие». В тот же вечер эти слова были переданы императору, который был ими возмущен»⁸¹.
В сражении 6 июля солдаты 9-го корпуса, не выдержав удара австрийцев, бросились в паническое бегство. Бернадотту в этот день не везло: стараясь обогнать своих бегущих солдат и попытаться остановить их, маршал галопом проносится мимо беглецов и оказывается перед Наполеоном. Император, не забыв слова, сказанные накануне князем Понте-Корво в его адрес, едко заметил: «И этим умелым маневром вы намереваетесь заставить эрцгерцога Карла сложить оружие?..»⁸² По словам Марбо, «Бернадотт, и так уже раздосадованный тем, что его армия бежит, испытал еще больше эмоций, услышав, что император знает об опрометчивых словах, произнесенных им накануне. Он был поражен!.. Затем, немного придя в себя, он начал бормотать какие-то объяснения, но император сказал громко и сурово: «Я отстраняю вас от командования, которое вы так недобросовестно выполняете!.. Уйдите с моих глаз, и чтобы через сутки вас не было в Великой армии. Мне не нужен такой растяпа!..»⁸³
Такого унижения Бернадотт не испытывал ни раньше, ни позже.

На этом, правда, история с Бернадоттом не закончилась, поскольку дальше маршал совершает поступок, который вызвал негодование не только Наполеона, но и всей французской армии. В противовес официальному императорскому бюллетеню, князь выпускает свой собственный, в котором восхваляет поведение саксонцев в сражении при Ваграме. «Посреди опустошений, производимых вражеской артиллерией, - гласил приказ, - ваши… колонны оставались столь же непоколебимы, как если бы они были отлиты из бронзы. Великий Наполеон был свидетелем вашей преданности; он занес вас в число храбрецов»⁸⁴.
По свидетельству Марбо, подобное «нарушение устава еще больше распалило гнев императора»⁸⁵. Правда, маршал Мармон, герцог Рагузский назвал действие Бернадотта поступком «мужественного человека». И далее добавляет: «Он дерзко приписал выигрыш сражения своим саксонцам, позорно бежавшим с поля боя. Император был раздражен и оскорблен»⁸⁶. Маршал Макдональд, упоминая об этом событии, пишет: «Император, очень сильно разгневанный на Бернадотта, издал приказ, в котором выразил свою досаду и… заявил, что похвалы, данные им… саксонцам, в равной мере принадлежат и моим войскам; этот приказ, - подчеркивает Макдональд, - предназначался лишь маршалам»⁸⁷.
По словам одного из биографов маршала, император был сильно разгневан поступком Бернадотта и утверждал, что «только ему одному принадлежит право определять степень славы, которую каждый заслужил. Его Величество обязан успеху своего оружия французским войскам, а не иноземцам… Маршалу Макдональду и его войскам принадлежит успех, который князь Понте-Корво приписал себе»⁸⁸.
Как пишет Делдерфилд: «Бернадотт был достаточно толстокожим, но случившееся было ужасным ударом по его самолюбию»⁸⁹.
Покинув поле боя, Бернадотт нашел временное пристанище в замке, находящегося недалеко от Леопольдау. Вскоре туда прибыл Массена, и Бернадотт выразил готовность покинуть замок. Массена же, еще не зная о немилости князя Понте-Корво, предложил разделить жилище. Однако как только герцог Риволи узнал о случившемся, то тотчас же изменил свое решение и уехал, не известив об этом Бернадотта. «Это обстоятельство, - замечает Рональд Делдерфилд, - оскорбило Бернадотта гораздо больше, чем увольнение из армии, и он отправился в Париж, на несколько часов опередив слухи о своей отставке»⁹⁰.

Однако немилость императора никак не воздействовала на князя Понте-Корво. Прибыв в Париж, он продолжает совершать поступки, вызывающие очередную порцию негодования Наполеона. Будучи назначен на заседании Государственного совета 29 июля командующим Антверпенской армией для отражения английского десанта, Бернадотт выпускает прокламацию, в которой обращается к жителям пятнадцати северных французских (в том числе и бельгийских) департаментов с призывом взяться за оружие для отражения нависшей над родиной опасности. Данный призыв, имевший невероятное сходство с воззваниями времен революции, вызвало очередной гнев императора. Помимо этого, Бернадотт передал текст своего приказа к солдатам 9-го корпуса (после Ваграма) в парижские и дрезденские газеты. Таким образом, он, возможно, хотел показать, что был прав, высоко оценив действия своего корпуса в Ваграмском сражении⁹¹.
Эти действия князя Понте-Корво в очередной раз выводят Наполеона из себя. Он отстраняет маршала от командование и вызывает к себе в Вену. Их встреча проходит в жесткой атмосфере. Император бросает один упрек за другим в адрес маршала, который молча выслушивает гневные реплики Наполеона. Он не возражает и не оправдывается. Тихо и смиренно он выслушивает императорский монолог. Удивительно, но такое поведение Бернадотта лишает Наполеона возможности продолжать дальше и уменьшает гнев императора. Неожиданно, уже совсем спокойно, Наполеон спрашивает маршала: «Какие чувства испытывает французский народ ко мне?» И слышит в ответ: «Чувство восхищения, которое внушают ваши изумительные победы». Подойдя к Бернадотту, Бонапарт дотрагивается до его лба. «Что за голова!» - восклицает император, на что маршал отвечает: «Государь, кроме того, вы могли бы сказать, какое сердце! Какая душа!»⁹² Как ни странно, Наполеон без раздражения воспринимает эту чисто гасконскую браваду.

Тучи, пусть ненадолго, но разошлись. Бернадотт остается в Вене до 21 октября. Перед его отъездом, Наполеон предлагает маршалу должность губернатора Рима, однако Бернадотт отказывается, объясняя отказ состоянием своего здоровья. Скорее всего, стоит согласиться с мнением Данна-Паттисона, говорившего, что только честолюбие подвигло князя Понте-Корво отвергнуть данное назначение, посчитав его как некую почетную ссылку⁹³.

Вскоре, однако, Бернадотта ожидало событие, в корне изменившее дальнейшую судьбу маршала. 28 мая 1810 года в Швеции умирает принц Христиан Августа Шлезвинг-Гольштейнский – двоюродный брат короля Карла XIII и наследник шведского престола. Довольно сильная в Стокгольме франкофильская партия, возглавляемая бароном Отто Мернером (братом того самого полковника Мернера, который попал в плен к Бернадотту в Любеке в 1806 году), предприняла шаги с тем, чтобы кандидатом на пост престолонаследника стал именно «великодушный и тактичный» Бернадотт. После всех перипетий, относительно кандидатуры кронпринца, сейм риксдага на заседании 21 августа 1810 года вынес вердикт, согласно которому наследным принцем Швеции был избран маршал Бернадотт.
Когда это решение достигло Наполеона, он вынужден был согласиться с ним, несмотря на то, что желал иметь «своего человека» на шведском престоле. Император даже высказался, что расценивает избрание Бернадотта как «свою» победу, способствующую «распространению его славы». Однако на самом деле, Наполеон был не только недоволен этим избранием, но и обеспокоен дальнейшими действиями будущего кронпринца Швеции. Будущее показало, что император беспокоился не зря...

Во время последней встречи перед отъездом новоиспеченного наследного принца Швеции, Наполеон пытался заручиться согласием Бернадотта в лояльности к нему, императору, а также к Франции; помимо этого, Наполеон пытался добиться обязательства князя Понте-Корво не вступать ни в какие антифранцузские коалиции и вообще не поднимать оружие против Франции. Бернадотт с негодованием отверг это предложение Наполеона, заявив: «Государь, разве вы хотите сделать меня более великим человеком, нежели вы сами, требуя от меня того, чтобы я отверг корону?». В ответ император произнес: «Ну что же, идите, и пусть с нами случится то, что случится»⁹⁴.
Наполеон понял, что на лояльность будущего шведского короля, а ныне кронпринца, надеяться не приходится.

В октябре 1810 года Бернадотт выехал в Швецию. 19 октября в присутствии архиепископа Упсальского маршал, отринув католицизм, принял лютеранскую веру. На следующий день он вступил на шведскую землю. Вскоре состоялась встреча наследника шведского престола с тем, кто этот престол пока занимал. Карл XIII был очарован французской галантностью кронпринца. «Мой дорогой генерал, - сказал он своему адъютанту, когда встреча подошла к концу, - я безрассудно рисковал, но, полагаю, что выиграл»⁹⁵.

Приняв новое для себя имя Карла Юхана, Бернадотт ведет себя осмотрительно и избегает опрометчивых поступков. Он со всеми вежлив, приветлив, снисходителен; по всей вероятности, его тщеславие и честолюбие удовлетворено, ведь он добрался до таких высот, он – будущий король европейской державы; он не чета всем этим «игрушечным» Жозефам, Мюратам, Луи. Он более чем легитимный. Русский посол в Швеции генерал Чернышев сообщает Александру I, что в Бернадотте «нет ничего от парвеню…»⁹⁶.
С первых дней своего пребывания в Швеции Бернадотт пытается освоить язык своих будущих подданных. Правда, терпения будущего шведского короля быстро иссякает. Если вначале он выкраивает час для изучения языка, то к весне 1811 года только 15 минут, а потом и вовсе считает такое дело необязательным и бесперспективным.

В политической деятельности Бернадотт оказался как бы между двумя огнями: с одной стороны русский император Александр I с подозрением относится к кронпринцу, считая его ставленником Наполеона. С другой стороны его «атакует» Бонапарт, пытаясь диктовать свои условия и добиться присоединения Швеции к его системе континентальной блокады Великобритании. Чтобы подвигнуть Бернадотта к более тесному союзу с Францией, Наполеон демонстрирует благосклонность к родственникам маршала: так осенью 1810 года император удостаивает брата Бернадотта титулом барона Империи. Однако все эти потуги Наполеона не приводят к какому-либо положительному для него результату. Кронпринц Швеции, наоборот, пытается всеми силами отдалиться от французского императора. Говоря о своей политике, он красноречиво дает понять всем и особенно Наполеону: «Я отказываюсь быть либо префектом, либо офицером таможенной стражи у Наполеона»⁹⁷. В подтверждение своего намерения как можно быстрее «отгородиться» от политики Бонапарта, Бернадотт уже в конце 1810 года начинает постепенное сближение с Россией, а в августе 1812 года между ними происходит встреча на высшем уровне, состоявшаяся в Або – «столице» Великого княжества Финляндского. Вскоре после этой встречи между Швецией и Россией был заключен союзный договор, согласно котором Бернадотт должен выступить против Наполеона в рядах антифранцузской коалиции. Бывшего французского маршала, а ныне наследного принца шведского, ничуть не смущает тот факт, что он, выросший во Франции, давшей ему все, что он имеет сейчас, будет сражаться против своей родной страны. Конечно, он успокаивает себя тем, что бороться он будет не с французским народом, а исключительно с императором Наполеоном. Однако, на наш взгляд, это слабое утешение как для Бернадотта, так и для его апологетов.
После гибельной для Наполеона Русской кампании 1812 года, кронпринц шведский встает в ряды антифранцузской коалиции. Сражаясь в ее рядах против Франции, он будет пытаться уверить всех, и в первую очередь французов, что испытывает угрызения совести, что во всем виноват только Наполеон. После сражения под Денневицем он говорит своему адъютанту Клуэ: «Моя позиция весьма щекотлива. Для меня омерзительно сражаться с французами, Наполеон один ответственен за это отвратительное положение»⁹⁸.
Однако вряд ли большинство французов верят его подобным заявлениям. Как справедливо замечает по этому поводу А. Егоров: «Участие в войне с Наполеоном – его собственный выбор, продиктованный личными и весьма небескорыстными побуждениями. Кое-кто из историков считает, что Бернадотт вступил в антифранцузскую лигу, намереваясь получить за свое участие в ней Норвегию, принадлежавшую союзнику Наполеона Фредерику VI Датскому. Иные исследователи полагают, что кронпринц Шведский вынашивал куда более честолюбивые планы, рассчитывая с помощью императора Александра I «воссесть» на освободившийся после падения Наполеона французский престол. Однако, каковы бы ни были планы Бернадотта, одно можно сказать наверняка: своим поведением в кампании он, как минимум, вызывает негодование европейских монархов и, одновременно, совсем не приобретает симпатий потенциальных подданных»⁹⁹.

Армия под командованием Бернадотта действует на севере Европы, где также действует французский маршал, ненавидевший кронпринца шведского больше всего. «Находясь в Гамбурге, - пишет Делдерфилд, - Даву одним глазом следил за беспокойными немцами, а другим – за своим бывшим коллегой, наследным принцем Швеции Бернадоттом. В это время Европа готовилась стать свидетельницей крайне удивительного акта, которого почти двадцать пять лет дожидались якобинцы, роялисты, бонапартисты, англичане, австрийцы, русские, итальянцы и испанцы. Речь шла о том, что Шарль Жан Бернадотт намеревался спуститься с того самого забора, на котором сидел с тех пор, как начал бриться. Когда это неимоверное событие все же произошло, то Даву захотелось занять место в первом ряду зрителей – хотя бы для того, чтобы, когда Бернадотт поскользнется, дать хороший пинок под королевский зад. В кругу наполеоновских маршалов существовали и взаимные симпатии, и взаимные антипатии, но самой сильной антипатией была ненависть Даву к шведскому наследному принцу. За возможность провезти гасконца лицом по грязи он отдал бы и богатство, и славу, и даже честь»¹⁰⁰.

Как раньше Бернадотт удивлял Наполеона и своих боевых товарищей, находясь в рядах французской армии, так и сейчас он вызывает, как минимум, удивление своими непонятными, а то и противоречивыми поступками. Тактика выжидателя или, как выражается Делдерфилд, «сидения на заборе», медлительность и нерешительность, ожидание личных выгод производят на союзных европейских монархов неприятное впечатление. Так, после Денневиц европейские монархи, чтобы «подстегнуть» кронпринца Швеции действовать быстрее и решительнее награждают его высшими орденами своих стран: Александр I – Георгиевский крест, Франц II – орден Марии Терезии и Фридрих-Вильгельм III – Железный крест.
Личный представитель русского царя граф Рошешуар, преподносивший Бернадотту российский орден, оставил нам свои впечатления о приеме, который оказал ему будущий шведский король. «Он (Бернадотт) принял меня очень любезно, - пишет граф, - выражал свое живейшее удовольствие, благодарил русского императора за выбор его бывшего соотечественника для передачи ему высшего знака благоволения. Слова, полные обаятельности, выбор выражений произвели на меня сильное впечатление; остроумная речь Бернадотта звучала резким гасконским акцентом… Бернадотту… было в то время сорок девять лет. Он был высокого роста, стройный; орлиное лицо очень напоминало великого Конде (Конде Луи II, принц де Бурбон-Конде, по прозвищу Великий Конде (1621-1686) – знаменитый французский полководец. Победы, одержанные Конде в период Тридцатилетней войны (при Рокруа в 1763, при Нердлингене в 1645, при Лансе в 1648 гг.), способствовали заключению выгодного для Франции Вестфальского мира 1648 г. Активный деятель Фронды); густые черные волосы очень шли к матовому цвету лица уроженцев Беарна, его родины. Его посадка на лошади была очень величественной, может быть, немного театральной; но храбрость, хладнокровие во время битв самых кровопролитных заставляли забывать этот маленький недостаток. Трудно себе представить человека с более пленительной манерой обхождения… если бы я состоял при нем, - завершает свой рассказ о первой встрече с Бернадоттом Рошешуар, - я был бы искренно ему предан»¹⁰¹. Однако когда Рошешуар затронул тему взаимодействия с союзными армиями в борьбе против Наполеона, дипломатично дав понять, чтобы кронпринц действовал порешительнее, он слышит в ответ: «Ах, мой друг, подумайте сами, в моем положении нужна величайшая осторожность, оно так трудно, так щекотливо; кроме вполне понятного нежелания проливать французскую кровь, мне необходимо поддержать свою славу, я не должен ею злоупотреблять: моя судьба зависит от битвы, если я ее проиграю, то никто во всей Европе не одолжит мне ни одного экю по моей просьбе»¹⁰². Все попытки воздействовать на Бернадотта ни к чему не приводили, поскольку «каждый раз, - вспоминал Рошешуар, - когда я начинал настаивать, принц уклонялся очень искусно»¹⁰³.
Бернадотт проявляет чудеса изобретательности, чтобы не слишком утруждать себя участием в боевых действиях. Даже в «битве народов» под Лейпцигом его войска скорее демонстрировали порядок и дисциплину, чем боевой пыл: за три дня битвы шведские войска потеряли несколько сот человек.

После Лейпцига Бернадотт следует все той же тактике, что вызывает недовольство русского императора. Направляя к кронпринцу своего адъютанта, Александр I напутствует его словами: «Вразумите этого несносного человека; он подвигается с досадной медлительностью, между тем как смелое наступление имело такие прекрасные последствия»¹⁰⁴. Однако все попытки «встряхнуть» Бернадотта оказываются бесплодными.
С октября 1813 до середины 1814 года Бернадотт практически не участвует в каких-либо военных действиях. Единственным существенным вкладом в борьбу против Наполеона является его действия против Дании – союзницы Франции. В середине января 1814 года он нападает на датское королевство и вынуждает выйти Данию и союзного договора с Наполеоном. Правда, все это было сделано исключительно ради собственной выгоды, поскольку после подписания мирного договора, Дания «уступила» Швеции столь желанную для Бернадотта Норвегию.
Личные выгоды и далее преобладают в действиях кронпринца. Когда Наполеон отрекся от престола, в апреле 1814 года, Бернадотт вдруг проявляет невиданную прыткость, если учесть его недавнюю нерасторопность и медлительность. И понятно, ведь во Франции освободился трон, а «бесхозная» французская корона слишком притягательна для такого амбициозного и тщеславного человека, как Бернадотт. Как только кронпринц шведский узнал об отречение Наполеона, он тут же является в Париж, чтобы побороться на столь ценный приз. По свидетельству Бурьенна, не раз встречавшегося в Париже с Бернадоттом, последний «скрывал от меня свои слабые надежды на престол Франции… Несмотря на то… я убедился, что он имеет виды наследовать Наполеону…»¹⁰⁵.

Появление будущего короля Швеции в столице и его притязания на французский престол, вызвали бурю негодования среди парижан. По свидетельству того же Бурьенна, под окнами дома, где остановился Бернадотт, собралась огромная толпа, скандировавшая: «Прочь, изменник! Прочь, вероломный!». Но волнение сие не имело никаких последствий и кончилось одним оскорблением, следствием ничтожного мщения»¹⁰⁶.
Нет ничего удивительного в том, что мечты Бернадотта становятся известными всем. Александр I, пытаясь выяснить мнение Талейрана относительно установления во Франции конституционной монархии во главе с Бернадоттом, слышит в ответ слова, ставшие гвоздями в крышку гроба честолюбивых амбиций наследного принца Швеции. «Бернадотт, - говорит Талейран, - не может быть ничем иным, как только новой фазой революции, - и с презрением добавляет: - К чему же выбирать солдата, когда вы только что низвергли величайшего из всех солдат?»¹⁰⁷. Действительно, к чему?
«Даже романтически настроенный царь, - пишет Делдерфилд, - сообразил, что предоставить принцу сколько-нибудь важную роль в деле восстановления Франции было бы губительно, поскольку каждый еще оставшийся в живых француз рассматривал Бернадотта как предателя и негодяя. Гасконец всегда славился своим шармом и был чрезвычайно эффектным оратором на совещаниях и в салонах, но ничто не могло смыть с него обвинение в том, что он привел чужеземную армию к столице своей страны, а потом еще дожидался, что его выберут наследником Наполеона... Но очень скоро несколько озадаченный Бернадотт уехал из столицы, чтобы никогда туда не возвращаться. Возможно, это решение ему помогла принять жена Лефевра, в глаза назвавшая его изменником»¹⁰⁸.
Вместо честолюбивого гасконца престол Франции занимает легитимная династия Бурбонов в лице короля Людовика XVIII.

Когда Наполеон, бежав с острова Эльба, возвратил власть в марте 1815 года, Бернадотт, узнав об этом событии, высказывает твердую уверенность в том, что дело Бурбонов проиграно навсегда. В своих разговорах с ближайшими соратниками он не раз говорит: «Наполеон – величайший полководец всех времен, самый великий человек из всех когда-либо живших на земле людей, человек, более великий, чем Ганнибал, чем Цезарь и даже чем Моисей»¹⁰⁹.

Когда же вновь образовывается антифранцузская коалиция, Бернадотт отказывается вступить в ее ряды. Его не слишком волнуют события, связанные с Наполеоном и Францией, он всецело предается делам, связанным с его второй родиной.

18 февраля 1818 года он восходит на шведский престол под именем Карла XIV Юхана и правит Швецией до 8 марта 1844 года. «За это время, - пишет Рональд Делдерфилд, - Бернадотту приходилось бывать и лицемером, и оппортунистом, и предателем, но все эти его слабости до некоторой степени искупались тем, что он проявил себя умеренным и разумным королем, во всех отношениях лучшим монархом, чем его товарищ по оружию Иоахим Мюрат, и, если судить по окончательным результатам, много лучшим, чем Наполеон Бонапарт»¹¹⁰. Бернадотт оставил о себе в Швеции добрую память, это и понятно: страна ни с кем не воевала в течение четверти века, экономика была на подъеме, торговля успешно развивалась, большой прогресс наблюдался в сельском хозяйстве и финансовой сфере...

Нет никакого сомнения, что Бернадотт часто вспоминал и свою молодость, и все, что было связано с Наполеоном. Когда ему сообщили, что 2 декабря 1840 года в Париже будут погребены останки Наполеона, привезенные с острова Св. Елены, он воскликнул: «Скажите им, что я тот, кто был когда-то маршалом Франции, теперь всего лишь король Швеции»¹¹¹.

Искренен ли был он на этот раз?..

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Barton Sir Dunbar Planket. The Amazing Career of Bernadotte. 1763-1844. Boston, N.Y., 1930.
² Palmer A. Bernadotte. Napoleon’s Marshal, Sweden’s King. Lnd., 1990.
³ Barton Sir Dunbar Plunket. Op. cit. P. 4.
⁴ Егоров А.А. Маршалы Наполеона. Ростов н/Д., 1998. С. 10-11.
⁵ Scott S. F. The Response of the royal army to the French Revolution. The Role and Development of the Line Army 1787-1793. Oxford Univ. Press, 1978. P. 19-20.
⁶ Егоров А.А. Указ. Соч. С. 12.
⁷ Barton Sir Dunbar Plunket. Op. cit. P. 11.
⁸ Егоров А. А. Указ. Соч. С. 13.
⁹ Dunn-Pattison R.P. Napoleon's marshals. Lnd., 1909. P. 72.
¹⁰ Делдерфилд Р.Ф. Маршалы Наполеона. М., 2001. С. 27-28.
¹¹ Barton Sir Dunbar Plunket. Op. cit. P. 15.
¹² Ibid. P. 18.
¹³ Palmer A. Op. cit. P. 24.
¹⁴ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 73.
¹⁵ Palmer A. Op. cit. P. 26.
¹⁶ Егоров А.А. Указ. Соч. С. 19.
¹⁷ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 73.
¹⁸ Palmer A. Op. cit. P. 28.
¹⁹ Ibid. P. 29.
²⁰ Егоров А.А. Указ. Соч. С. 21.
²¹ Palmer A. Op. cit. P. 35.
²² Егоров А.А. Указ. Соч. С. 23.
²³ Там же.
²⁴ Barton Sir Dunbar Plunket. Op. cit. P. 45.
²⁵ Делдерфилд Р.Ф. Указ. Соч. С. 87-88.
²⁶ Егоров А.А. Указ. Соч. С. 25.
²⁷ Там же. С. 27.
²⁸ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 75.
²⁹ Наполеон. Избранные произведения. М., 1956. С. 222-223.
³⁰ Palmer A. Op. cit. P. 49.
³¹ Егоров А.А. Указ. Соч. С. 27.
³² Barton Sir Dunbar Plunket. Op. cit. P. 65.
³³ Ibidem.
³⁴ Егоров А.А. Указ. Соч. С. 29.
³⁵ Делдерфилд Р.Ф. Указ. Соч. С. 88-89.
³⁶ Barton Sir Dunbar Plunket. Op. cit. P. 71.
³⁷ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 75.
³⁸ Palmer A. Op. cit. P. 62.
³⁹ Егоров А. А. Указ. Соч. С. 32.
⁴⁰ Rovigo. Memoirs of the Duke of Rovigo (M. Savary) written by himself. Lnd., 1828. V. 1. Part 1. P. 25.
⁴¹ Егоров А. А. Указ. Соч. С. 33.
⁴² Там же. С. 33-34.
⁴³ Rovigo. Op. cit. V. 1. Part 1. P. 25.
⁴⁴ Егоров А. А. Указ. Соч. С. 35.
⁴⁵ Palmer A. Op. cit. P. 78.
⁴⁶ Егоров А.А. Указ. Соч. С. 37.
⁴⁷ Там же. С. 37-38.
⁴⁸ Милютин Д. История войны 1799 года между Россией и Францией в царствование императора Павла I. СПб., 1857. Т. 1. С. 74.
⁴⁹ Там же. С. 75.
⁵⁰ Делдерфилд Р.Ф. Указ. Соч. С. 121.
⁵¹ Егоров А.А. Указ. Соч. С. 40.
⁵² Palmer A. Op. cit. P. 94-95.
⁵³ Ibid. P. 101.
⁵⁴ Бурьенн Л. А. Записки г. Буриенна, государственного министра о Напоелоне, директории, консульстве, империи и восстановлении Бурбонов. СПб., 1834. Т. 3. Ч. 5. С. 2-3.
⁵⁵ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 78.
⁵⁶ Бурьенн Л.А. Указ. Соч. Т. 3. Ч. 5. С. 5-6.
⁵⁷ Palmer A. Op. cit. P. 119.
⁵⁸ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 79.
⁵⁹ Palmer A. Op. cit. P. 124.
⁶⁰ Егоров А.А. Указ. Соч. С. 47.
⁶¹ Palmer A. Op. cit. P. 125.
⁶² Егоров А.А. Указ. Соч. С. 51-52.
⁶³ Там же.
⁶⁴ Там же. С. 336.
⁶⁵ Делдерфилд Р.Ф. Указ. Соч. С. 171-172.
⁶⁶ Ремюза К. Мемуары г-жи де Ремюза (1802-1808). М., 1913. Т. 3. С. 27.
⁶⁷ Palmer A. Op. cit. P. 130-131.
⁶⁸ Fourcart P. Campagne de Prusse. 1806. D.apres les archives de la guerre. P., 1887. P. 669-670; Hourtoulle F.G. Davout le Terrible. Duc d’Auerstaedt, prince d’Eckmühl. P., 1975. P. 132.
⁶⁹ Чандлер Д. Военные кампании Наполеона. М., 1999. С. 307.
⁷⁰ Fourcart P. Op. cit. P. 696.
⁷¹ Ibid. P. 697.
⁷² Чандлер Д. С. 307.
⁷³ Le comte Vigier H. Davout maréchal d’Empire, duc d’Auerstaedt, prince d’Eckmühl (1770-1823). P., 1898. T. 1. P. 214.
⁷⁴ Марбо М. Мемуары генерала барона де Марбо. М., 2005. Т. 1. С. 184.
⁷⁵ Чандлер Д. С. 308.
⁷⁶ Делдерфилд Р.Ф. Указ. Соч. С. 186.
⁷⁷ Марбо М. Указ. Соч. Т. 1. С. 190.
⁷⁸ Делдерфилд Р.Ф. Указ. Соч. С. 188.
⁷⁹ Ремюза К. Указ. Соч. Т. 3. С. 231.
⁸⁰ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 82.
⁸¹ Марбо М. Указ. Соч. Т. 2. С. 374.
⁸² Там же. С. 374.
⁸³ Там же. С. 374.
⁸⁴ Palmer A. Op. cit. P. 152.
⁸⁵ Марбо М. Указ. Соч. Т. 2. С. 375.
⁸⁶ Marmont. Mémoires du Duc de Raguse de 1792-1832. P., 1857. T. 3. P. 256.
⁸⁷ Егоров А.А. Указ. Соч. С. 67-68.
⁸⁸ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 83.
⁸⁹ Делдерфилд Р.Ф. Указ. Соч. С. 249.
⁹⁰ Там же.
⁹¹ Егоров А. А. Указ. Соч. С. 69.
⁹² Palmer A. Op. cit. P. 154.
⁹³ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 83.
⁹⁴ Егоров А. А. Указ. Соч. С. 72.
⁹⁵ Palmer A. Op. cit. P. 175.
⁹⁶ Егоров А. А. Указ. Соч. С. 74.
⁹⁷ Там же.
⁹⁸ Perrin E. Le Maréchal Ney. P., 1993. P. 227.
⁹⁹ Егоров А. А. Указ. Соч. С. 75-76.
¹⁰⁰ Делдерфилд Р.Ф. Указ. Соч. С. 320.
¹⁰¹ Рошешуар Л.-В. де. Мемуары графа де Рошешуара, адъютанта императора Александра I (Революция, Реставрация и Империя). М., 1915. С. 225.
¹⁰² Там же. С. 227.
¹⁰³ Там же.
¹⁰⁴ Там же. С. 243.
¹⁰⁵ Бурьенн Л.А. Указ. Соч. Т. 5. Ч. 10. С. 132-133.
¹⁰⁶ Там же.
¹⁰⁷ Palmer A. Op. cit. P. 212.
¹⁰⁸ Делдерфилд Р.Ф. Указ. Соч. С. 374-375.
¹⁰⁹ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 89.
¹¹⁰ Делдерфилд Р.Ф. Указ. Соч. С. 438.
¹¹¹ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 92.