Письма из немецкого плена / Публ. [и вступ. ст.] М. В. Миловской // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1995. — С. 467—471. — Из содерж.: Миловский М. Н. Письма Миловской К. Д., 1915—1917 гг.. — С. 468—471. — [Т.] VI.
Михаил Николаевич Мидовский (1894—1932), сын преподавателя I Московской классической гимназии Н. М. Мидовского, воспитанный в русских традициях, осенью 1914 г. ушел добровольцем на фронт. В феврале 1915 г. во время наступления под г. Торнау был ранен и взят в плен. Михаил Николаевич содержался в немецком лагере близ Виттенберга, а после неудачного побега в 1916 г. — в Вербене (филиал лагеря Гарделеген) до освобождения в 1918 г.
Публикуемые письма Миловского относятся к 1915—1917 гг. и адресованы свояченице Ксении Дмитриевне Мидовской (урожденной Ромашковой) (1894 г. р.)*. Они интересны тем, что являются подлинным документом времен I мировой войны.
В этих коротких письмах, написанных на открытках, посылаемых редко (военнопленным разрешалось писать на родину лишь только два раза в месяц), просматриваемых немецкой и русской цензурой, интересен «эзопов» язык, которым вынуждены были пользоваться, по-видимому, обе стороны. Так, например, о жизни в лагере Мидовский пишет: «Мясникова не встречал», — т. е. ни разу мяса не давали, или: «Сытов навещает меня... редко», — т. е. редко бывает сыт, и т. д. О своем побеге Михаил Николаевич сообщает так: «...я писал относительно «Мцыри». Попытка последовать его примеру кончилась... неудачно».
Почти во всех открытках — благодарность за письма, о ценности которых в плену пишет сам Миловский: «Надо испытать все пережитое мной, тогда будет понятно, что значат письма с родины».
Сохранившиеся в семейном архиве Ксении Дмитриевны письма-открытки Михаила Николаевича (к сожалению, только 12) — свидетельство чистых и благородных отношений.
М. Н. Миловский — К. Д. Миловской
18/IV ст. ст. (1915) Вы правы, Ксения, хороши только иллюзии в связи со стремлением к скорому осуществлению. Когда же ясна фиктивность их — они тяготят. Моя теперешняя мертвая жизнь — в то же время богатая жизнь духа. Надо надеяться. Это необходимая принадлежность. Так хотел бы поделиться своими мыслями с кем-нибудь, облегчить грудь, но... душу можно ль рассказать? И незачем... Может быть смешно. Просто непонятно может быть! Но я не раскаиваюсь последнее время. Это непостижимо. Хочу победить и себя и условия. Всего хорошего. Благодарю за письма. Михаил.
23 мая ст. ст. (1915) Благодарю Вас, Ксения Дмитриевна, за письма и книги. Книги весьма интересные, особенно «Бюллетени литера(туры) и жизни». Ваш выбор очень удачен. Вы пишете, чтобы я больше писал. Да что писать! Так все однотонно и пошло. Знаете, как осенний день. Кругом тучи, ни малейшего просвета не видно. Всего хорошего. Привет супругу. Очень приятно, что помните меня. Михаил.
7 февр(аля) н. с. (1916) Дорогая Ксения Дмитриевна!
Вы не ошиблись. Благодарю Вас. Надо испытать все пережитое мной, тогда будет понятно, что значат письма с родины. Неужели супружеское счастье не мешает Вам вспомнить меня!? Как это мило! Я, ничего... здоров... Бодрюсь. Труд спасает меня. Имею маленькую просьбу к Вам и брату. Вы, наверное, снимались с мужем? Да? Так вот, если мама будет посылать мне посылку, вложите туда карточку. Заранее благодарю и желаю всяческих благ. Привет всем! Михаил.
8/21 февр(аля) 1916. Дорогая Ксения Дмитриевна! Вчера получил от Вас и брата несколько коллективных писем. Благодарю Вас. Радуюсь успехам Вашего новогоднего спектакля и удачному Вашему выступлению в роли капельмейстера. Что новенького вообще?.. и в области литературы и искусства в частности? Ужасно соскучился по всему красивому. Ведь видим только голые стены да оборванных пленных. А сегодня ровно год, как я в плену. Великая годовщина, нечего сказать! Тошно становится. В общем здоров и бодр. Всем приветы. М.
24/II ст. ст. 1916. Сердечно благодарю Вас за письма. Вчера получил от Вас и брата коллективное письмо. Радуюсь Вашему семейному счастью. Как Ваши успехи на машинке? Мои дела погано. А успехи в науках ничего, подвигаются вперед. В общем все старое, конечно. Единственное развлечение — письма с родины. Ну, всего хорошего! Желаю всего, всего наилучшего. Привет мужу. Ваш благодарный и признательный Михаил Миловский.
25/IV (1916) Благодарю Вас за интересный выбор книг. Особенно интересны «Бюллетени лит(ературы) и жизни». Я теперь вообще с жадностью ловлю каждую новость из искусства и литературы. Набрасываюсь на каждую печатную русскую страницу. Боже! Как я теперь люблю книгу. Она мешает погрузиться окончательно в это болото, которое, я чувствую, неумолимо, но верно затягивает меня. Но какие надо силы!.. чтобы выкарабкаться... Пишите. Ваш Михаил.
22/VI (1916) Дорогая Кс(ения) Дм(итриевна), на днях получил Ваше письмо от 13/V. Не бойтесь, что мелко пишите: письма благополучно доходят. Вы справляетесь о моих знакомых? Благодарю. С Мясниковым я не виделся с самого взятия в плен. Филиппова и Веселова тоже давно не видел. Даже Сытов навещает меня очень, очень редко. Только когда получаю посылку. В моей однообразной жизни был перерыв. Жил 3 недели, как Мцыри по выходе из монастыря. Теперь все по-старому снова. Получил еще 3 книжки «Бюллетеней». Наверно, это Вы послали. Благодарю Вас. Засим желаю всяких благ. Привет супругу. Михаил.
6/VII (1916) № 21. Я очень благодарен Вам, Ксения Дмитр(иевна), за Ваши письма*. Вы так интересно, увлекательно пишете! Вот хотя бы сегодняшнее от 22/V. Прекрасно понимаю Вас. Вообще заметил в Ваших письмах смену двух настроений: светлорадостной любви к жизни и какого-то горького разочарования перед ее стихийной неустроенностью. Не правда ли? Вы богаче меня в этом отношении: у меня осталось только разочарование. Последняя надежда рухнула, как я уже писал Вам. Всего хорошего. Привет супругу. Михаил.
10/23 августа (1916) № 12. Получил на днях Ваше письмо. За которое, конечно, очень благодарен. Что это Вы там путали насчет Мечникова? Ведь, кажется, теория анабиоза принадлежит проф(ессору) Бахметьеву! Ну, извините! Это неважно. Получили ли Вы мое письмо, где я писал относительно «Мцыри». Попытка последовать его примеру кончилась, как видите, неудачно. Теперь еще тяжело себя чувствую. Думы одолевают. Все противно до отвращения. Прощайте! Михаил.
15 июля н. с. 1917. Очень благодарен Вам за письма. Вы пишете, что теперь редко приходится писать, т. к. нет открыток. Можно посылать закрытые письма. Я получил от мамы недавно 3 закрытых письма (через Стокгольм) и сам нередко посылал Вам: не знаю, дошли ли они. Посылок я не получал очень давно. Скука достигла апогея. Состояние духа очень угнетенное. Вам трудно представить, как тяжело жить. Получили ли Вы мои стихи? Шлю всем сердечный привет и благодарность за письма. Всего хорошего. Вчера нас перевели в другую кампанию. Михаил.
1 августа н. с. 1917. Дорогая Ксения Дмитриевна! Вот уже больше месяца прошло, как я тщетно каждый день с возрастающим нетерпением жду от кого-нибудь письма. Их все нет и нет. Объясняю я это несовершенством почтовых порядков. Во всяком случае отсутствие писем действует угнетающим образом. Лень ужасная охватывает меня сейчас. Целыми днями лежу на койке и читаю книгу или газету. Последнюю выписываю лично. В моей жизни все по-старому. Сегодня, между прочим, получил деньги (не откажитесь передать папе мою благодарность)! Желаю Вам всего хорошего. Привет супругу. Мих(аил) Миловский.
10 августа н. с. 1917. № 2. Ксения Дмитриевна! С 3го августа нахожусь в новом лагере «Werben». Он не самостоятельный, как другие лагеря (потому, что мал по размерам), и относится к лаг(ерю) Гарделеген. Здесь нет никаких организаций, ни комитета, ни библиотеки, но, по-видимому, все это организуется впоследствии. Теперь опять придется ждать немало времени, пока наладятся письма и посылки. Чувствую себя очень тяжело. Все опять нет никакой надежды на скорое возвращение. Газету получаю и здесь. Писем не получал очень, давно. Пишите чаще. Ваш Михаил.
Публикация М. В. МИЛОВСКОЙ