Российский архив. Том VI

Оглавление

И. И. Завалишин о русско-шведской войне 1741—1743 гг.

Завалишин И. И.  О русско-шведской войне 1741—1743 гг. / Публ. [вступ. ст. и примеч.] Г. Р. Якушкина, М. М. Якушкиной // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1995. — С. 56—75. — [Т.] VI.



Иринарх Иванович Завалишин родился в 1770 г., был записан в лейб-гвардии Преображенский полк. С 4 июля 1785 г. — прапорщик в Сухопутном шляхетном кадетском корпусе, где пробыл до 10 декабря 1792 г.; в чине капитана перешел в Фанагорийский гренадерский полк А. В. Суворова и к 1795 г. дослужился до полковника.



13 сентября 1799 г. Завалишин был пожалован чином генерал-майора с назначением шефом Таврического гренадерского полка. Командирован Императором Павлом I в Голландию с отрядом русских войск. После возвращения в Россию в 1800 г. впал в немилость и отставлен от службы. При Императоре Александре I назначен военным начальником в Астрахань и инспектором всей Кавказской линии.



В 1805—1806 гг. Завалишин возглавлял экспедицию по Каспийскому морю. В июне 1807 г., во время моровой язвы в Астрахани, усмирял волнения народа против мер, принятых для прекращения эпидемии. По несправедливому обвинению в 1808 г. отставлен от службы. 20 декабря 1808 г. вернулся с чином инженер-генерал-майора в ведомство путей сообщения.



Выйдя в отставку в 1820 г., проживал с семьей в Твери, исполняя поручения по надзору за путями сообщения. Умер в 1821 г. (по другим сведениям, в 1822 г.).



Завалишин известен своей литературной деятельностью. Он автор поэмы «Сувориада», посвященной Суворову, горячим поклонником которого он был, перевода книги «Военная наука, состоящая в правилах и наставлениях знаменитейших воинских сочинителей, собранных Фрешем».



Публикуемое сочинение является первым опытом специального изучения русско-шведской войны 1741—1743 гг.



ВОЙНА МЕЖДУ РОССИЕЮ И ШВЕЦИЕЮ



с 1740го по 1743й год



Несогласия у России с Швециею начались еще в правительство императрицы Анны Иоанновны1 Сия государыня, неприязненностию турков на брань вызванная2, была крайне недовольна союзом, заключенным между Швециею и Оттоманскою Портой3, кои соединились единственно для того, чтоб противудействовать видам и намерениям Петербургскаго двора. От сего произошло запрещение вывозить в Швецию хлеб4, без коего они подвергались крайнему недостатку. 1740 год.



Собранной в Штокгольме Сейм представлял единое только словопрение. В нем были две различныя партии: одна имяновалась шлапошниками, состоящая почти из всего шляхедства, военнослужащих, чиновников и некоторых сенаторов, и жаждала войны; а другая, имевшая главою самого короля, и называлась колпашниками. Она заключила в себе степенных и пожилых людей, благоразумных вельмож, о могуществе России достаточными и верными сведениями обладающих. Сия настояла беспрестанно в том, что мир и доброе согласие соблюдать надобно и нарушать было опасно, предвидя по опытности своей те гибелныя следствия, кои другим, пустым надмением исполненным, казались невероятны и несбыточны. И пока сии спорющияся партии занимались доведением Сейма к одному мнению, в то время российской кабинет, чрез министра своего извещаемой о всех подробностях их тайных совещаний в Сенате и комитетах происходивших, не опускал брать надлежащия предосторожности к приведению в оборонительное состояние тех из границ своих, которые с Швециею были сопредельны.



Партия шляпников и с своей стороны не усыпала. Она внушила шведскому посланнику Нолькену5, при Российском дворе находящемуся, что войны желает дворянство не без причины, то ежели верховной глава Швеции показывает себя по наружности от оной отвращающегося, то единственно для того, чтоб оной дать лутчей вид и тем учинить ее важнее и законнее, что весь народ оной требует. И только нужна одна убедительная причина о слабости России, что сия империя со временем прошедшей войны, Карлом XII столь неудачно произведенной6, имеет на умы некоторых из шведов такое влияние, коего без яснаго и уверительнаго от него министра донесения ничем преодолеть не можно. Воспоминания Полтавскаго сражения еще сильно действует на сердца многих. С таковыми речьми были подосланы к Нолькену преданные Сенату люди, истинные пользы своего Отечества с молотка всякому продать готовые, а министру чего оставалось больше и требовать. Он бывшими таковыми советами обольщен или обманут, соответствовал в полной мере коварным видам злобствующих и несмыслие среди чертогов Сейма, гадательно пожинающих победы неопытных своих соотечественников. Донесения его к шведскому двору на щет* России были таковаго рода, что российская армия совсем изтощена походами противу турков, что полки, потерявши в буджатских и очаковских степях своих старых салдатов, ныне состоят почти из одних рекрутов, кои насилу и ружьем владеть умеют, что некомплект во всем войске простирается почти до половины, что флоты, после Петра Iго в небрежении оставленные, почти все огнили от долговременнаго стояния в гаванях, что морские чиновники и матросы, не имея практики, от службы отвыкли, и другия подобныя оным уведомления заставили впоследствии и осмотрительнейших шапошников поколебаться.



Целой оной год прошел в бесполезных негосиациях и предложении посредничеств, кои Швециею враждою бышущею** все были отклонены и отринуты. Готфы расказами и уверительностию шляпошников ослепленные, дышали войною, не принявши ради произведения оной надежных мер. Так то бывает везде, где не внемлет разсудку долговременным упражнениям в делах и опытностию усовершенному.



Швеция, стремящаяся разорвать мир с Россиею, не имеет в Финляндии не достаточнаго количества войск, ни добрых и надежных крепости, ниже снабденных продовольствием магазеинов: она, ставши обманутою, мнит победить Россию с горестию людей; надеется на наши запасницы и предполагает возвратить отторгнутые свои провинции и уничтожить одним походом то, что дватцатилетнею войною, неоднократными знаменитыми победами ознаменованной, Петр Великий создал, возрастил и на чем, окоренив, утвердил свое владычество. Но сия есть общая участь всех тех, которые хотят умствовать, не имея ума. Естьли бы здравой разсудок и обдуманная далновидность в начинаниях и делах нами руководствовали, а паче в лице тех, коим провидение вверило правление над народами, то не происходило бы в свете столько бед и злоключений, каковыми все века и были и будут исполнены, ибо люди никогда страстям работать не престанут.



В сие время наша армия имела к предводителству своему двух больших генералов: графа Миниха7 и Лассия8, кои оба были уже фелдмаршалами, они походами своими снискали уже себе доверие от войск и уважения от двора и общества. Бирон9, особа у императрицы Анны более других в доверии находящаяся, хотя и был неприятель всякаго дарования, а паче патриотизма, однако ж чувствуя себе внутренне к началству на войне неспособным, к тому ж опасаясь оставить двор, при коем ради жестокости своей был всеми ненавидим, чтоб не быть заочно с занимаемаго им поста свержену, и против воли своей сих обеих фелдмаршалов ласкал и поддерживал, стараясь посредством их иметь на своей стороне и армию. Миних был послан в Кронштат для приведения оного в безопасность. Гарнизон онаго был умножен десятью тысячами пехоты, не забыта была и Финляндия. Выборг, Кексгольм и Шлиссельбург были усилены войском. В первом заведены болшия магазеины. И вся граница, тем же Минихом обозренная, приведена в надлежащую оборону. Флоты карабельной и гребной исготовлены к сооружению. Часть Кронштатскаго гарнизона для десанта долженствовала быть посажена на последний. Советования начальников сухопутных и морских определили, как надлежало действовать, естьли бы шведы приступили к разрыву мира, за сохранение коего никому более поручатся уже было невозможно.



Кончина императрицы Анны Иоанновны послужила поводом ко многим переменам в России. Потомство Петра Великаго сею последнею правительствовавшею государынею было от престола отдалено и перенесено в поколение царя Иоанна Алексеевича10, ея родителя, чрез объявление сперва наследником, а по смерти и императором Иоанна Антоновича11, 1740. 28 октября, коего малолетство доставало Бирону случай захватить в свои кровожаждущие руки всю верховную власть. Он происками и убеждениями своими довел покойную императрицу до того, что она по кончине своей во время младенчества Иоанна Антоновича до 16-летняго его возраста объявила Бирона регентом Российской Империи, отчуждя от правления мать его герцогиню Мекленбургскую Анну Петровну12. Бирон сколько могущ и страшен ни был, однако ж чувствовал, что власть его основана на зыбком елементе. С самых первых дней его правления Петербург узнал, что мстительная его душа никакого предела для себя не имеет. Забрание под стражу, ссылки, утеснения не преставали поражать сердца и умы каждаго россиянина. Но для Бирона все сие казалось еще недостаточным. Ему по примеру всех похитителей хотелось, чтоб и потомство его окоренить на сем славном престоле, на котором знаменитое колено Рюриково столь продолжительно царствовало.



Император Иоанн, яко младенец, приверженными Бирону окруженный, никаких препон замыслам его положить не мог. Он боялся только общественной ненависти и герцогини Анны Петровны. Ее хотел он сбыть с рук, в чем может быть предуспел бы, естьли бы умел выиграть истинную дружбу фелдмаршала Миниха, коего он оскорбил и против себя поставил, отказавши возвести его на степень генералиссимуса.



Бирон был тою же болезнию заражен, как и Менщиков13, коему хотелось выдать свою дочь за императора Петра II14, а сына женить на царевне Елисавете Петровне15. Бирон предполагал достичь до онаго иным образом. Он умыслил сперва женить болшаго своего сына на сей же царевне, а потом дочь свою выдать за герцога Голштинскаго и, призвавши его в Питербург, разрушить духовную императрицы Анны Иоанновны, и перенесть престол опять в колено Петра Великаго, а Иоанна Антоновича, яко неправильно возведеннаго, объявя свергнутым, отослать к родителям его в Германию. В таковых замыслах был погружен самолюбивый и злодейством упоенный Бирон, когда роковой час его ударил. 1740. 20 ноября, и он посреди глубокой ночи бывши Минихом арестован, потерял в одну минуту и власть, и свою свободу. Герцогиня Мекленбургская Анна Петровна объявила себя правительницею, над Бироном произведен суд, по коему он лишен был всех своих достоинств и имения и сослан в Сибирь. Но недолго и Миних ползовался своим случаем. Услуги его скоро были забыты, власть его ограничена и, наконец, доведен он был до того, что попросил отставку, которая против чаяния ему и последовала.



Когда все сие в Петербурге происходило, в то время продолжался в Штокгольме Сейм, коего все советывания и поступки предвозвещали о неукоснительном разрыве мира с Россиею. Петербургское министерство долго пребыло в том мнении, что невозможно Швеции объявить России войну, не имея средства с выгодою производить оную. Сия уверителность была еще остаток того духа величия, каковым век Петра Великаго всех преисполнил. Прав(да), что пятнадцать лет слабаго и переворотнаго правления, из рук в руки преходящаго, довели было отечественныя ополчения и паче морскую силу до того, что шведы может быть имели и основательную причину при неудоволствии всех умов, видевших себя совершенно иностранцам порабощенных, надеятся от войны с Россиею приобретения каких-нибудь выгод. Однако ж и то есть неоспоримая истинна, что руские и на рейных кораблях и по морям ходить и дратся умеют. Шведской министр по повелению своего двора оставил Петербург. 1741. 15 июня. И хотя отъезду своему и давал предлогом, будто домашния его дела онаго востребовали, однако ж тому не верили. На Сейме решительно определено объявить России войну.



Правителница, получивши последния о сем известия, не упустила взять надлежащия предосторожности. За фелдмаршалом Лассием и генералом Кейтом16 посланы были нарочные. Между тем, в военном придворном совете, в коем поистинне ни одного генерала не было, кроме министров и придворных, положено было собрать армию и разделить оную на части. Самая главная долженствовала действовать в Финляндии под начальством Лассия и генерала Кейта. Другая предъозначалась для Ингермоландии, коей главной пост был у Красной Горки ради недопущения сделать десант, естли бы шведы на оное покусились. Третья имела в виду охранение Естляндии и Лифляндии. В сие время генерал Кейт в Петербург прибыл. И получивши наставления, занял первой лагерь под Осиновою Рощею, в дватцати верстах от столицы.



Между тем усилия в Швеции войны желающих и французские луидоры произвели то, что в Штокгольме война России была формально объявлена. 1741. 1 августа. За главныя причины, побудившия к оной, были выданы «учиненное запрещение вывозить из России в Швецию хлеб, исключение царевны Елисаветы Петровны Голштинскаго герцога от Российскаго престола и неограниченная власть, каковую иностранцы над российскою нациею себе присвоили и прочее».



Французской двор, ведший брань с Австрийским, ничего не щадил к возбуждению шведов против Отечества. Он предполагал в том свои выгоды, чтоб Россию занять и чрез то недопустить вмешатся в дела Венскаго двора. Ухищренная политика Версальскаго кабитена всегда для нас была неприязненна.



Шведское правительство по объявлении нам войны и хотя приняло было строгия меры к недопущению о сем в Россию известия, 1741, однако ж Петербургской двор, чрез прибывшой из Швеции один купеческий корабль в Либлену в самой час публикации с рейды Гангамской вышедшей, получа о том уведомление, отправил немедленно курьера к генералу Кейту, под Выборхом уже стоящему, чтоб и он, опубликовавши манифест против Швеции, начал немедленно против оной военныя действия. 24 августа. Вслед за сим и фелдмаршал Лассий, прибывши в Финляндию, принял над армиею главное начальство. Он, осмотревши оную, пошел к Вильмонстранту. Гористое местоположение сей страны не дозволяло иначе учредить марш, как в одну колонну, коею надлежало итти по дороге, у коей по сторонам везде находились каменные скалы, лесом покрытыя, либо глубокия овраги, протоки, озера и болота. Такова есть вся Финляндия. Не сыщеш в оной ни единаго места, на коем бы можно было поставить в одну линию хотя шесть баталионов, конница в оной бывает мало полезна, там во всех сражениях пушки и егери имеют наибольшее участие, и у кого вернее глазомер, кто умеет занять лучшую позицию, обладает большим хладнокровием и лучше своего противника ведает о местном расположении земли, тот и выигрывает. Одна храбрость тут мало пользует, лбом стены не прошибешь. В Финляндии каждая гора, всякой камень может служить за ретраншамент, а всех не перештурмуешь. И без выше приведенных средств и познаний никаких успехов получить неможно. Упрямство усугубит толко напрасную трату в людях. Цельные выстрелы артиллерии, исправной приклад, решимость, обходы и добрая диспозиция при отаке, а при обороне стойкость ни одни увенчевают здесь лаврами. Нигде дисциплина войска и знания генерала столко не нужны, как воюя в сей земле. Без оных на каждом шагу делаются погрешности и невозвратимыя, сколко мы видели тому краморов в последнюю войну со шведами.



Шведская крепость Вильмонстранд, на берегу озера Саймы лежащая, имела до 600 человек гарнизону. Ускоренное выступление наших войск воспрепятствовало неприятелю изготовится к обороне своей страны надлежащим образом. Шведы по совокуплении всех своих сил, в Финляндии тогда находившихся, составили два корпуса, каждой из четырех тысяч человек под командою генералов Врангеля и Буденброка17. Первой находился к Вильмонстранду ближе последняго. Все прочие войска поземельныя и регулярныя были в то время еще в марше, а ожидаемыя из Швеции хотя и оказались на виду берегов, но не были высажены. Фелдмаршал Лассий, желая воспользоваться сими обстоятельствами, предприял учинить нападение на раздробленнаго неприятеля на каждую часть порознь. Начавшие действия атакою Вильмонстранда, 1741. 1 сентября, о слабости коего он довольно был известен. Наша армия вступила в шведские пределы, не встретивши на границе и во внутренности оной по дороге ни единаго вооруженнаго шведа, кроме нескольких чухон, по лесам укрывающихся, которые и были первые вестовщики, доставившие вильмонстрандскому коменданту уведомление о походе российских войск. Безпечность коменданта сего города столь далеко простиралась, что он не прежде узнал о приближении нашей армии, как в то время, когда она, подошедши к городу, в шести верстах от онаго лагерем расположилась. Подосланной ночью неприятелской патруль осмотрительным часовым был принят за предшествовавшей шведскому авангарду. Он по нем выстрелил и произвел в лагире тревогу, которая скоро была унята. Несколько наших драгунских лошадей испугавшихся оторвались от коновезей и побежали по дороге к городу. От одной неприятелской караул, стоявшей за две версты от крепости, услыша в лагире нашем выстрелы и чуя приближающейся к себе топот лошадиной, принял оной за наступающей на него наш отряд, почему опрометью ударился бежать к городу. Драгунския кони, наскакавши на оной, смешались с караульными и прежде, нежели при впуске успели поднять мост, они в город вбежали. Испуганные шведы тогда толко опознали напрасной свой страх, когда усмотрели среди крепости бегающих лошадей без всадников. Естьли бы фелдмаршал Лассий, остановившись столь близко от крепости, по причинении неприятелю незапным своим появлением изумления, попытался в ту ночь произвесть на Вильмонстранд и в самом деле по аске, может быть завладел бы он сею крепостию прежде, нежели неприятель о наступе его проведал. На войне минуты дороги, нощная темнота равняет слабаго с сильным: при оной и муха, кажется, покажется слоном. В предприятиях сего рода иногда и излишняя отважность бывает небесполезна. На другой день 1741. 2 сентября армия наша приближилась к городу, заняла свой стан у деревни Армила, верстах в двух от крепости находящейся. Фелдмаршал Лассий и генерал Кейт под прикрытием одного баталиона пехоты и двух сот конных гранодеры рекогносировали город и его окрестности. Около половины того же дня нашими передовыми пикетами обозрено было приближающееся к Вильмонстранду неприятельское войско. Ето был корпус генерал-майора Врангеля, которой, известившись о подступлении нашем к городу, пришел к оному на помощь, 3 сентября, давши знать о том и генералу Буденброку. Фелдмаршал, получивший сие известие, тот час приказал армии подвинутся вперед и занять высоты напротив неприятелских. А естьли бы не застигла ночь, то еще того же дня дошло бы дело до сражения. Но распространившейся мрак удержал обе стороны. Наши войска, оставя достаточную стражу на высотах, вошли под вечер в свой лагерь, а шведы остановились на занятом ими под пушками города весьма выгодном местоположении. Фелдмаршал Лассий находился в великом недоумении не знавши, один ли корпус Врангелев пред ним находится, либо и Будстберхов к нему же присоединился. В первом случае он был сильнее и мог на все отважится, но в последнем надлежало иметь крайнее благоразумие и осторожность, ибо за стеною в Выборхе не оставалось ничего и понадеятся было не на што. Неравность земли скрывала неприятельскую позицию, она была причиною, что невозможно было сделать вернаго ближайшаго заключения о настоящей силе сего деташамента. И когда командующий по зрелом разсуждении, не хотевши себя безполезно отважить, намеревался отступить к Выборху и брал нужныя для сего меры, в то время чрез шпионов получено было известие, что Буденброк находится еще в сорока верстах. Фелдмаршалу Лассию более сего ничего не было и не надобно. В предприимчивости у него недостатку не было и решимости в нем не недоставало, он предопределил неприятеля атаковать. Баталия при Вильмонстранде. Созванныя на великой совет начальники все были согласны на его мнение, почему около втораго часа пополуночи 4 сентября армия пошла на неприятеля разными колоннами. И как неприятелская позиция была скрыта, то фельдмаршал не зделал к отаке никакого особеннаго распоряжения кроме того, чтоб нападающия части хранили должную связь общаго ордера баталии и не вводили бы резервы в дело без крайней нужды. Предоставивши себе и генерал Кейту учить оное по занятии высот, пред неприятелем лежащих и нашими оберегаемых, драгуны, по местоположению бывши бесполезны на правой, шли по левой стороне, где лес был не так густ. Два гранодерския полка следовали на переди и заняли место против средины неприятельской позиции.



Генерал Врангель, о приближении нашем извещенный, поставил свой корпус по откоску горы, учредя в центре своей линии на высоте большую батарею. Левое его крыло было примкнуто к глубокому рву, под ружейными выстрелами с крепости находящемуся, а правое распространялось до небольшой деревни, позади коей, несколько уступя, в малой долине поставлены были его драгуны. Наши войска, учредившись под шведскими ядрами на высотах, открыли и свои батареи. Между тем генерал Кейт, в центр находившейся, приказал вдруг гранодерским полкам под командою полковников Бальмена и Ломана, спустившись, атаковать центральную шведскую батарею, немалой вред нашей линии наносившую, полкам же Ингермонландскому и Астраханскому велено было оную атаку подкреплять. Полковник Манстейн18, сею подсадною линиею предводительствовавшей, долженствовал притом наблюдать, чтоб передовые не были взяты во фланг, а при удобном случае приказано было и ему, подаваясь вправо и влево, распространить атаку и по всему неприятельскому фрунту. Узкость места не дозволяла из стоящаго напереди леса выходить и каково, как фрунтом по две роты устроенным. К тому ж надлежало спускаться в крутой овраг, позиции обеих воиск разделяющий, восходить на горы под всею жестокостию неприятельскаго картечнаго и мушкетнаго огня. Наши гранодеры, несколько покушений сделавшия, много убитыми и ранеными потерявшия и лишившияся своих начальников, пришли от того в некоторую разстройку и начали было отступать, как генерал Кейт, приметивши оное благовременно, приказал полковнику Манштейну, выступивши из леса, атаковать неприятеля в левое его крыло. Сие повеление было тот час исполнено и столь решительно, что неприятелское крыло от перваго залпа дрогнувши, штыков не дождалось, но показавши тыл, побежало к городу. Во время сего произшествия на правом нашем крыле, в центре и на левом делалось совсем противное. Шведы, приметивши разстройство в наших гранодерах, захотели оным воспользоватся и учинить нечто решительное, не знавши, что делалося на их левом крыле. Они, спустившись вниз с занимаемой ими высоты, устремились было за нашими в штыки, в то время, когда Манштейн, почти до гласиса достигший, с застию* нашей пехоты правое их крыло атаковавшей, очутились, так сказать, у начинающаго торжествовать их центра, в тылу и во фланге. Едва Лассий сие приметил, то и приказал подсадам подкрепить своих гранодер и преследующих встретить. Шведы, неблагоразумным движением лишившись выгоднаго своего положения, не могли сделать ни малейшаго пособия опрокинутому своему левому крылу, ниже противубодрствовать наступающим на них резервам. Притом обозревши свою опасность, пришли в безпорядок. Гранодеры оправились, и наши генералы, усмотревши оной наступ, свой усугубили. Сражение было жарко и кровопролитно.



Потеря шведов:



4600



3300 убитых и раненых



1300 в полон взято



4 штандарта, 12 знамен, 12 пушек



Потеря русских:



2363



526 убитых



1837 раненых



Линия их Манстейном была взята во фланг и с тыла, наконец, около пятаго часа как горою, так и батареею овладели. Неприятель болшею частию был побит и изранен, самое малое количество спаслось бегством.



Фелдмаршал Лассий, окончавши полевое дело, отправил за бегущими вслед часть своей кавалерии, а сам с пехотою обратился тотчас с крепости, приказавши оборотить неприятелския пушки и произвесть из оных по городу кононаду. Пред начатием оной послан был в крепость барабанщик с требованием здачи оной, но неприятель онаго не опустил и вопреки воинских законов с валов убил, чиня безпрестанную по нашим стрельбу. Фелдмаршал Лассий, таковым поступком коменданта огорченной, под сильным огнем из своей артильлерии повел войски на штурм и крепость сию взял приступом. 4 сентября в 7 часов пополудни. Из всего гарнизона кто не был убит, тот был ранен или достался в полон. Разбитые остатки Врангелева корпуса и последние тут погибли.



Естьли разсудить о превосходстве позиций шведскаго генерала, крепостию местнаго положения усиленной, и безвыгодах наших, то нельзя не отдать справедливо похвалы российским генералам и храбростию войска. Притом заслуживала бы одобрение и мужество неприятеля, когда бы он имел больше стойкости и умел бы лучше сохранить дарованное ему щастием преимущество. Но такова есть общая доля всякаго сражения, что потеря онаго бывает завсегда причиною либо ошибка, либо искуство полководца, либо большая храбрость, дисцыплиною укрепленная, противнаго войска. Без сих трех обстоятелств после боя не оставалось бы обыкновенно никого, кому бы можно было возгласить и тебе бога хвалим. Тогда боевая пуля представила бы ни что иное, как кладбище, трупами человеческими усыпанное. Ибо две армии, не учиня ошибки, бывши предводительствуемы генералами в искустве друг другу не уступающими, сражающияся с равною храбростию, до тех пор дрались бы, пока не требились до последняго. У храбраго надобно меч выбить, иначе он его не покидает, следственно надлежит его либо убить или так изранить, чтобы он уже владеть оным силы не имел. Но храбрый салдат и лежа обороняется. Он думает, что два века не жить, а смерти не миновать.



Потеря сего сражения и крепости Вильмонстрандской стоила генералу Буденброку головы. Его обвиняли в том, что он не подал надлежащей помощи Врангелю, которой, однако ж, всему злу был единственною причиною. Он, стоявши поблизости границ, не имел ни одной партии в поле и о разведывании о наших движениях столь мало пекся, что естьли бы не воспоследовала в руском лагире тревога, то Лассий мог бы прийти к Вильмонстранду прежде, нежели он о марше его получил уведомление. Что неоспоримая истинна, что естьли слишком заботливая бдительность служит иногда в обременение войску; то не менее и над меру уверителная безопасность соделывается весьма часто гибельною. Когда бы генерал Врангель менее полагался на себя и более бы видал достоинства в своем неприятеле; то мог бы о приходе нашем быть извещен ранее полусутками; а сие было для общаго дела шведской короли* великой важности потому, что он получил бы удобность известить о том благовременно генерала Буденброка, которой имел бы время прибыть к нему на помощь прежде, нежели он Лассием был разбит. Но генерал Врангель из всего вышеупомянутаго ничего не зделал, а только оставивши занимаемой им пост даже и без повеления своего командующаго генерала пошел к Вильмонстранду; которой отнюдь не в таком худом был положении, чтоб не мог выдержать трехдневной обороны. Тем более, что комендант онаго в разсуждении блискаго нахождения их войска в поле мог надеяться на скорую помощь и чрез то и защиту города долженствовал производить упорнее. Сколько бы фельдмаршал Лассий ни желал утеснить крепость, однако ж невозможно было бы ему так оную окружить, когда он знал, что чрез таковое положение мог себя оставить между двух огней, имея за спиною неприятеля сильнейшаго, нежели весь корпус его армии. Пускай бы Врангель к Вильмонстранду и двинулся, но не надлежало бы ему к самому городу подходить, а остановится в некотором отдалении и чрез то давая время Буденброку к нему присоединится. Мог бы он своим положением держать фелдмаршала Лассия в недоумении, коему в таком случае ничего бы инаго делать не оставалось, как только отойти на час к Выборху, ибо и провианту было взято не весьма много, и фельдмаршал не захотел бы по своему благоразумию отдать что-либо безразсудно на отвагу. Но генерал Врангель может быть слишком неумеренно и поспешно желал приобресть лавровых венков. Буденброк же был его старее, следовательно, соединившись с ним, уже все чаетельные успехи отнеслись бы к нему. Станется и то, что он предполагал наш корпус слабее, нежели каков он был в самом деле, а командующаго генерала менее решительным и искусным. А оттого и сделал превеликую и непростительную погрешность, каковые и всегда случатся с теми, которые общую пользу меняют на частную и собственныя свои еще гадательные выгоды предпочитают государственным.



Фелдмаршал Лассий, снабдивши Вильмонстранд достаточным гарнизоном, с осталными войсками отступил в свои границы и расположился на самом том месте, на коем армия до поиска прежде лагерем стояла. Двор не был доволен тем, что фелдмаршал Лассий отступил к Выборху. Ему хотелось, дабы он компанию продолжил и чтоб напал на Буденброка, коего корпус в самом деле был крайне напуган. А после бы шел к Фридиксгаму и старался бы, пока шведския войска не были еще соединены, бить их по частям. Выполнение таковаго плана было дело невозможное. Естли у Лассия оставалось провианта толко на шесть дней, то ничто не препятствовало ему приказать подвести онаго из Выборха. К тому ж и Вильмонстрандская крепость досталась в руки не с пустыми магазеинами. Недостаток в продовольствии, возумаление сил от сражения и прочих откомандировок, кажется, были предлоги слабые, коими Лассий хотел только закрыть потаенныя свои виды. В прочем, корпус еще был в полтора раза превосходнее Буденброкова, и хотя он и выдавал за причину своего отступа, что не имел учрежденнаго порядочнаго подвижнаго магазеина, что, подавшись без онаго на дальнейшия действия, мог, наконец, ощутить недостаток в пропитании, естьли б неприятель, как было и вероятно, в своем лагире его не дождется, а поведет за собою далее во глубину земли, что хотя бы Буденброк и за Кюмен ушол, то, не имея при себе осадной артиллерии и не бывши вспомоществуем гребным флотом, Фридрисгамскую крепость, при морском заливе лежащую, атаковать было бы ему невозможно. Что когда бы он с столь малым числом войска, каковое у него было далеко за неприятелем, да знамя*, не имея сзади себя никаких подсад, ниже надеясь вскорости получить оные из Петербурга, а неприятель между тем, спеющими к нему войсками усилившись, когда бы на него, отделеннаго от своих магазеинов, напал, то мог бы он потерять весь корпус и чрез то уничтожить самопроизволно добрые начала, при открытии войны последовавшия. Со всем тем оными доводами можно было ему убедить толко одних министров, о возможностях на войне мало сведущих. Двор был ими, равно как и тогдашним двором. Все его поступки**. А в самом деле Лассий, может быть, имел совсем другия сокровенныя виды к прекращению военных действий, и, может быть, он ведал, что в Петербурге нечто затевается и долженствует произойтить в непродолжительном времени, почему на всякой случай и хотел с войском быть от столицы поближе. Фелдмаршал, поручивши команду над армиею генералу Кейту, и отбыл в Петербург. Наша армия оставалась в поле до 8 ноября и после нескольких мало значущих стычек, партиями произведенных, когда получено было известие, что шведской генерал Левенгоупт19 армию свою из 23 700 состоящую распустил по зимним квартирам; то и генерал Кейт сделал тоже и с своею и сам по позыву двора ради присудствия на военных советах касательно до действий будущей компании был отозван ко двору. 65 Между тем генерал Левенгоупт с самаго своего приезда в Финляндию не преставал изыскивать всякия средства, кои бы доставили ему случай приобресть оружию своего государя удовлетворение за урон, на Вильмонстрандском сражении им понесенной. Когда он сведал, что генерал Кейт разставил свою армию по винтер-квартирам и сам уехал в Петербург; то и почел сие время самым удобнейшим к учинению нападения на наши границы. Он, собравши ближайшия свои войска, вошел с оными внезапно от стороны Фридрисгам в наши рубежи и, понудя обвещательныя наши порты к отступу, занял главную свою квартиру в Секиярви. Притом не упустил опубликовать и разсеять по нашей Финляндии манифест, в коем между прочем упомянул, «что Швеция нимало не намерена вести войны с российскою нациею, что вступила в оную единственно для того, чтоб освободить руской народ от чужестраннаго ига и доставить ему средства избрать себе законнаго государя». Под сим названием разумелось здесь колено Петра Великаго в особе царевны Елисаветы Петровны как ближайшей наследницы отечественнаго престола. Сие может быть некоторым образом и справедливо, что императрица Елисавета I, видевши себя неправилным образом от трона удаленную, честной и родителю ее толико преданной и верной руской народ под бременем иноплеменных утесняемой, по испытанию и уверительности в неприязненном к себе расположении дворов венскаго и лондонскаго, из под руки при помощи версалскаго двора требовала от шведскаго, чтоб он ей способствовал достигнуть до кормила государственнаго правления; но она не имела ни малейшаго намерения получить оною открытою силою, ибо против лукавства потребны были хистрость и денги, а не внешнее нашествие вооруженных сил. Да и в состоянии ли Швеция с своими малыми средствами употреблять такия меры, которые приличны и свойственны одним только сильным государствам. Правительство наше однако ж не пренебрегло таковым известием, всем полкам, в Петербурге находящимся, дано повеление быть в готовности к походу в Финляндию, и генерал Кейт тотчас поскакал в Выборг в ночи 24 ноября, а на другой день в сей столице произошла та важная и великая перемена, коею покойная государыня Елисавета Петровна при помощи трехсот человек избранных и верных сынов Отечества на 25-е ноября возвела с собою на императорской престол поколение Петра Перваго, мудраго преобразителя России. Императрица, по кроткому нраву желая государствование свое ознаменовать доставлением России мирных и безмятежных дней и тем несколько изцелить глубокия раны, не столько внешними войнами, сколько частыми переменами правления ей нанесенныя, приказала фелдмаршалу Лассию остановить военныя действия и заключить со Швециею безсрочное перемирие, 1742, пока обстоятельства дозволят приступить к соглашениям о настоящем и прочном мире. Когда все сие происходило при берегах Невы, в то время в Штокгольме упоевались наиласкательнейшими мечтаниями. Шведское правление мнило, что императрица всем ему одолжена, а потому и не преминет быть признательною, хотя в прочем на оную никакова права не имели, ибо при открытии войны была бита, а со впадением Левенгоупта в пределы российские едва не отвлекла из Петербурга и те войска, без помощи коих и перемена правления последовать бы не могла. Россия, потерпевшая толико бедствий от наследия царя Иоанна Алексеевича, давно была готова принять и признать своею владычицею дщерь вселюбезнейшаго своего просветителя Петра Великаго, ее возродившаго, превознесшаго. И естьли бы сердца и умы всех россиян не были к сему колену привержены и к Елисавете I-й душею прилеплены, то возмогла ли бы сия государыня с тридцатью человеками, за коими после и прочие последовали, произвесть 66 такой переворот, при коем не пролилось ни единой капли человеческой крови. Итак, возведением своим императрица никому не была обязана благодарностию, кроме как только самому рускому народу, которой при первом слухе о принятии оною правления повсеместно признал ее своею законною государынею, видя в ней образ обожаемаго им Петра. Сие то мечтательное предположение Швеции и было причиною неумеренных ея требований, непосредственно Франциею подкрепляемых, которая по бытности ея царевною естьли деньгами ее чрез министра своего и снабжала, только делала сие не из доброжелательства к особе императрицы, но надеялась чрез то при удаче выиграть ея благорасположение и отвлечь Россию от сближения с Венским двором, к коему имела непримиримую вражду. Что ж принадлежит до участия ея в подкреплении требований Штокголмскаго кабинета, то сие делала, может быть, для того, чтоб умалить некоторым образом возросшую силу России, либо предвидя, что влияние оной на дела императрицы будет не долговременно, почему хитрая политика ея кабинета и взяла другой оборот, и внушила Штокголмскому кабинету надменную мысль попросить Выборха с его уездом, бывши внутренне уверена, что с ответом будет отказ и затем последует и разрыв перемирия. Следственно Россия будет занята и оставит ее на свободе управлятся с Австриею. И в самом деле императрица и слышать не хотела о таком предложении, вознамерившись твердо, яко достойная дщерь Полтавскаго победителя, из отечественнаго своего достояния победами блаженной и вечно незабвенной памяти ея родителя умноженнаго, не уступать ни одной четверти земли. Почему продолжавшееся дотоле перемирие между обеими государствами рушилось, и в Финляндии вновь начались военныя действия малою войною. 1742. 1 марта. Фелдмаршал Лассий по деятельности своей желал уже и зимою учинить поиск на Фридрисгам по льду от Нарвы, но наставшая пред выступлением назначенных в сию експедицию войск оттепель тому воспрепятствовала. Лассий сколько ни имел наклонности открыть компанию ранее обыкновеннаго, но за недостатком подножнаго корма, не прежде половины майя в Финляндии появляющагося, не мог того исполнить. Со всем тем он дал повеление всем полкам, под началство его назначенным, чтоб собрались к Выборху в исходе апреля м(еся)ца. И в то же время приказал разсеять по Финляндии объявления, коими фины увещевались не слишком полагатся на обнадеживание шведов, но от них отложится и пристать к той стороне, которая, бывши несправедливым образом отакована и имея в руках своих более средств, может тем вернейшее доставить им покровительство. Фины, по сию сторону Кюмени обитающие, хотя и немного умны, но ясно выразумели всю важность делаемаго им внушения и как будто предвидели, что приемля обнадеживания России, тем повинуются законной своей государыне. Получаемые посредством их известия о состоянии неприятеля были большею частию верны и справедливы. Левенгоупт, о таковом расположении их проведавши, стал им не доверять, а чрез то и лишился способов узнавать о том, что в армии нашей делалось. Сие немало послужило к приобретению над ним последовавших успехов. Не меньшую Левенгоупт сделал ошибку и в том, что по соглашении о перемирии развел свое войско на зимния квартиры в места столь от границ отдаленныя, что оным при надобности вскорости и собратся было невозможно, а во Фридриксгаме и окресностях его оставил не более 6000 человек. Он так был уверен о заключении скораго мира, что пренебрег и ни зделал даже и самых нужных распоряжений, покушение на сию крепость и дальнейшия наши действия приостановить могущия. В конце майя фельдмаршал Лассий, учинивши смотр полкам, на зборное место под Выборг сошедшимся, с 28 баталионами пехоты, тремя кирасирскими, 300 конной гвардии, 6 гранодерскими полками, тремя гусарскими, 2500 казаков 67 и приличным числом полевой артиллерии, всего в 35 000 выступил в поход по Фридригсгамской дороге. На 43 гамрах и кайках находилось 10 000 пехоты, кои, следуя шкерами, ход свой соразмеряли с движениями береговой армии. Флот наш, в первую компанию из портов своих непоказавшейся, на нанешнее в числе 12 линейных караблей и несколких фрегатов получил повеление выйтить в море под командою вице-адмирала Мишукова. Он болынова дела не зделал, или лучше сказать ничего, ибо всегда противные ветры не допускали его атаковать флот шведской, хотя оной был и гораздо слабее нашего. А из старых боевых морских офицеров Петра Великаго находилось уже очень мало, и то одни престарелые от долговременной и деятельной многотрудной службы при сем российском Нептуне, трудами и дряхлостью изнуренные. Когда Лассий пошел к Фридриксгаму, 1742-го 18 июня, в то время отправил генерал-майора Веделя с кавалерийским деташаментом, из 600 драгунов и 1000 гусаров состоящим, к Вильмонстранду; с таким предписанием, чтоб он от сего города шел по Валкурской дороге и, не доходя до Утинскаго урочища, поворотил бы к Фридриксгаму, соразмеряя свой марш с движениями главной армии посредством разведывальщиков; и нашествием с той стороны нанес бы неприятелю, под Фридриксгамскою крепостью стоящему, большую заботу, заставивши думать, что поставляют его между двух огней. Не отделил бы сего отряда Лассий, так сказать, на жертву неприятелю, естьли бы не был уверен, что шведы в разсуждении своего разсеяния (ибо многия из их полков в сии время еще из квартир своих не выступали) нималаго вреда оному причинить не в состоянии. Поход главной армии был расположен по дороге, идущей недалеко от морскаго берега. Гребной флот вез продовольствий для оной. Армия маршировала следующим порядком. Авангард оной составляли легкая конница с драгунами, кирасирами подкрепляемой, за ним шла артиллерия в провожании пехоты, что и составляло кор де баталии. В ариергарде следовали другая половина драгунов, но Лассий, усматривая, что положение страны требовало инова ордера, порядок путеваго марша переменил и послал вперед пехоту как род того войска, коим одним в Финляндии только и можно действовать. Кто ведает о тактической системе вождения войск тогдашних времен, тот не удивится, что в страну каменистую и горами исполненную введено было такое необъятное количество конницы, для службы в оной вовсе безполезной. В том веке педанство систематиков сильно действовало над умами генералов. Армии по большой части сооружались министрами одними класическими правилами, древних афинских военноучителей наполненными, а о практике и о том, на какой земле и каким войском действовать надобно, мало кто имел надлежащее сведение. Донесения генерал-майора Веделя дали знать фелдмаршалу, что шведы находятся в крайнем замешательстве от столь незапнаго наших войск на себя наступления, что они с великопоспешностию укрепляются при Мендолаксе, от Фридриксгама в 35 верстах по дороге к Выборху лежащем, что всем войскам их посланы повеления ускорять походом, что корпус их состоит из семи полков конницы и девятнатцати полков пехотных. Наконец, что сии войска как от зимы, так и от форсированных маршей очень изнурены и много потерпели. Между тем к главной армии, не видавшей в глаза ни одного неприятеля по нескольких переходах, и генерал-майор Ведель присоединился. Он во время своего поиска не встретил никого, кроме одной шведской партии, в 30 человеках состоявшей, кою наголову погиб*. Чрез несколко дней он был вновь отправлен вперед по дороге для примечания неприятелских движений. 68 Когда дошли до реки Вереибки 30 июня, то фелдмаршал, пока строили на оной мост, усилил армию свою еще двумя гранодерскими и двумя мушкатерскими полками, снявши оные с судов. Генерал-майор Ведель чрез шпионов проведал, что 4000 войска и сам генерал Левенгоупт в Мендоланск прибыл и что стоящия недалеко от берегу их галеры могли доставлять ретрашаменту всякия пособия, почему фелдмаршал и приказал генерал-порутчику Бреслю с частию российскаго гребнаго флота итти на неприятеля и старатся их галеры атаковать либо принудить занимаемое ими положение оставить. Сам же с армиею подвинулся вперед и в десяти верстах от ретраншамента лагерем остановился. Отсуда фелдмаршал ездил рекогносировать неприятельский окоп, которой нашедши весьма крепким как от натуры, и так и по искуству, ибо правое его крыло примыкало к морю, а левое к большому озеру, между густым лесом, вдающемуся в непроходимыя болота. Притом наведывался у проводников, не находится ли каких обходов или окружных дорог, во внутренность его довести могущих. И хотя и не получил от них удовлетворительнаго ответа, однако ж атаковать его вознамерился. Две дороги к нему сопровождали. Не успел еще Лассий с армиею выступить, как от передовых постов получил известие, что окоп шведами оставлен, 1742-го 6 июля, что неприятель, конечно, предвидевшей на себя нападение, из онаго ночью выбрался и бежит к Фридригсгаму. Тот час отправлены были за ним в погоню легкия войска, но как он имел к отступу своему довольно времяни, чтоб взять перед, то посланные и настичь его не могли. Наша армия того же дня стала в неприятельском ретраншаменте лагерем. Чем более фелдмаршал разсматривал положение и укрепления сего поста, тем удивительнее казался ему поступок шведскаго генерала, что он без бою покинул столь превосходное и крепкое положение, осиление коего стоило бы нам, может быть, весьма дорого, естьли бы он предприял его оборонить как следовало. На другой день фелдмаршал Лассий подвинулся далее и седмаго числа поставил свой лагерь пред Фридрисгамом. Сия крепость лежит на возвышении между морским заливом и болотистым озером. По ту сторону оной стоял с корпусом генерал Левенгоупт, от коего гарнизон мог получить всякое пособие. Сколько ни трудна казалась осада таковой крепости, однако ж Лассий оную произвесть вознамерился. В ночи с 9-го на 10-е число положено было открыть праншею*, но шведы того не дождались. Они, зажегши город, его оставили, что не прежде было усмотрено нашими, как поутру. Занятие Фридригсгам 10-го июля. Фелдмаршал, вступивши в крепость, послал было легкия свои войска вслед за неприятелем, толко за скоростию его отступа даже и ариергарда его догнать не могли. Вильмонстрандское сражение поселило в шведов панический ужас, коим видно был объят и сам генерал Левенгоупт, потому что нигде держатся не отваживался и бросал такия укрепленныя места, не зделавши к обороне их ни единаго выстрела, около коих иной бы генерал заставил постучатся гораздо нарочитое время. Фридригсгам был так хорошо укреплен и столь достаточно снабден всякими припасами, что было бы не без труда и не без потери овладение оным. Левенгоупт как будто нарочно делал ошибку за ошибкою. С оставлением сей крепости он потерял уже всю страну до самой Кюмени и заведенной в оной великой магазеин. Лассий, введши во Фридриксгам нужной гарнизон, пошел за неприятелем, которой нигде не хотел дать боя и ретировался из поста в пост, даже за Кюмень, у коей несколко было позадержался, но скоро и от оной отступил к Буго. 12 июля. Фелдмаршал по первом о сем известии тот час приказал навесть 69 чрез реку мосты, по коим на другую сторону и переправился. 13 июля. В сие время прибыл от двора курьер с повелением прекратить на сию компанию все военныя действия и, учредивши по левому берегу Кюменя кардон, армию расположить в окрестностях Фридрикзгама, почему Лассий созвал тотчас всех генералов на военной совет. Мнения были различны, одни советовали поход продолжать, а другие поддерживали, что, несмотря ни на что, указ императорской следовало выполнить. Наконец по многим советовыванием было покорено, что естьли бы двор знал вернее обстоятелства настоящих дел и ведал бы, с какой робостию неприятель уклоняется от встречи с нами, все бросая и всем жертвуя своему спасению, то всеконешно не дал бы никогда такова повеления. И что как уже переправа сделана и к успешным впредь действиям все меры были приняты, а потому и должно пользоватся приобретенными над неприятелем выгодами и преследовать его даже до самаго Гельзинфорса, взять сей город и его порт и тем компанию кончить, расположа армию по зимним квартирам вокруг онаго города. В следствие чего армия вступила по дороге к Буго и, маршируя по пятам неприятельским, не могла никак его довести до дела. 16 июля. Он из всех своих крепких позиций, заранее ретрашаментами снабденных, иных едва ли приступных, ни в одном не держался по приближении наших, но все оные бросал, ретируясь безпрестанно к Гельзинфорсу, куда и российская армия за ними последовала. 18 июля. Еще того же вечера один фанской* крестьянин, пришедши к фелдмаршалу, объявил, что шведская армия, бывши поражена неимоверным страхом, не намерена и тут дать боя и защищать крепкой свой ретраншамент, но, выбравшись тихонько, предположила отступить к Абову, в чем ей, однако ж, легко воспрепятствовать можно. Естьли он, фелдмаршал, только захочет словам его поверить и обнадежить его своим покровителством, во всяком бы другом случае можно было таковыя разказы принять за ухищрения со стороны неприятеля, что он, подославши лазутчика, хочет попытатся завесть под засаду либо изведать намерения предводителя. Но скоропоспешная и торопливая ретирада Левенгоупта и войска его боязливость оправдывали предложения поселянина. Почему он был обласкан и наделен щедро золотом. Тогда он открыл, что сквозь лес есть дорога, которую еще Петр Великий во время войны сделать приказал, и что оную легко исправить можно, вырубив только кустарник, в продолжение 30-ти на оной лет выросший, и что сия дорога идет с другой стороны леса на болшую, лежащую из Гельзинфорса к Абову, по которой шведы ретироватся были намерены. Лассий, обыкший на войне ничем не пренебрегать, обратил на оное все свое внимание. Тотчас отправлены были инженеры с сим проводником, кои, осмотревши оставленную дорогу и возвратившись, донесли главнокомандующему, что дорога действительно есть и что исправить ее скоро возможно. Фелдмаршал не медля нимало послал туда генерала Левендаля с 64-ю гранодерскими ротами и 4-ю баталионами пехоты, которой еще до разсвета рапортовал, что путь очищен и что он, прошедши по оному, занял свой пост на Абовской дороге и начал его укреплять. В четыре часа поутру вся наша армия выступила из своего лагеря, а в 6 часов с генералом Левендалем соединилась. Едва только оная заняла свое место, то и увидели появившейся шведской авнгард, 19 июля, которой, обозревши наши войска, крайне тому удивился, что нашел на таком месте, на коем быть их совсем не чаел. Тогда Левенгоупт пришел в совершенное изумление, ибо к уходу оному все пути нашлись пресечены. Ему ничего не оставалось более делать, как толко либо пробится сквозь нашу армию со шпагою в руках, или возвратиться к Гельзинфорсу в свой ретраншамент 70 и там предать себя неизвестности, бывши отрезанным со всех сторон. Таким образом, фельдмаршал отважным и решительным своим характером, занявши Абовскую дорогу, лишил шведов всякаго сообщения с их магазеинами и тем отнял у Левенгоупта всякую надежду получить какое-либо сухим берегом вспоможение и привел его в такое положение, по коему уже от сражения ему никак избежать было невозможно. Правда, мог бы он получать на некоторое время пособие себе с моря, но и там подоспевшей наш гребной флот запер его и с сей стороны, так что кроме малых судов к Гельзинфорсу или в Саборгу иным прохода не было. Естьли бы Левенгоупт был предприимчив и храбр, то, ставши доведен до положения отчаяннаго, мог бы решится на что-нибудь отважное, но тогда и прежния его поступки были бы инаковы. Между тем штокгольмской двор, беспрестанно получающий худыя и неприятныя для себя из Финляндии известия, был столько генералом Левенгоуптом недоволен, то дал повеление как его, так и Буденброка арестовать и привесть в Штокгольм для произведения воинскаго суда, а команду над войсками поручил генерал майору Бускету. Когда все сие в шведском ретраншаменте происходило, в то время Лассий, имевший о состоянии дел в оном некоторое сведение посредством своих шпионов, не преставал делать виды, будто окопы атаковать намерен. Сия замашка и примеченныя к тому приуготовления ослабевших духом шведов столько испугали, что они к бою совсем охоту потеряли, в разсуждении чего и прислано было от них к фелдмаршалу предложение, что естьли угодно будет, то они готовы сдатся на капитуляцию, которая тем охотнее была принята, что Лассий довольно ведал, в каких силах был еще неприятель, он едва ли пятьюстами человеками превосходил того, которой сдаться ему желает. И так надлежало быть весьма умеренну и снисходительну, дабы не довесть до отчаяния столь могущаго еще противника. И когда дан был им благоприятной ответ, в то время от нашей стороны назначен был генерал Левендаль, которой с шведским генералом заключил и постановил следующую капитуляцию: 1742, 4 августа 1. Десяти финским полкам, находящимся в шведской армии, положить ружье, драгунским полкам отдать своих лошадей российским коммисарам и каждому возвратится в свою деревню. 2. Все магазеины, полевую артиллерию и ружья, находящияся в Гельзинфорсе, так же отдать российским комисарам, а шведам дозволяется взять из магазеинов столько провианта, сколько надобно им будет на дорогу до Швеции, причем оставлена им полковая артиллерия. 3. Инфантерию посадить на шведския галеры и другия суда ради отвозу в Швецию и генерал-фелдмаршалу Лассии дать им для безопасности в пути пашпорты. 4. Шведской кавалерии итти в Швецию по Торновской дороге в провожании однако ж одного российскаго капитана и шестидесяти гусаров. Все пункты оной капитуляции были исполнены, фины, отдавши свои ружьи и лошадей, возвратились восвояси весьма довольными, что остались с целыми руками и ногами и не обязывались более служить в такой войне, в которой кроме нещастий и бед ничего не испытали. Можно сказать, что естьли бы шведами не овладел сей непонятной страх, то число их, из 14 000 в день капитуляции состоящее, было почти равносильно нашей армии, от оставленных гарнизонов, от откомандировок к Тавастгусту, вверх по Кюменю и больными на половину почти умалившейся, не так бы легко было преодолеть в крепком их лагере, достаточною артиллериею снабженном, как то вообразить себе можно. Но наянливость и твердость в намерениях фелдмаршала Лассия были столь велики, что они одни, так сказать, преодолели все 71 сии многотрудные преграды. Одним словом, поступки шведских генералов в продолжение оных двух компаний были так странны, непонятны и несоответственны с обыкновенным порядком на войне бываемых произшествий, что потомки с трудом сему поверят. Всеконечно, начальство генерала Левенгоупта были чудно и несообразно с званием его, но ежели вникнуть хорошенко в подробность внутренняго состояния его армии и разсмотреть средства, каковыя ему к управлению оною были предоставлены от шведскаго правительства, то ясно увидим, что сам и стокголмской двор был первою причиною, от коей дела* его в Финляндии текли безуспешно. С начала назначения Левенгоупта в предводители шведской армии, правда, снабден он был полномочием, но впоследствии кабинету, или, лучше сказать, государственным чинам, пришло в голову учредить при армии его уродливой военной совет, в котором сверх генералов и полковники заседали. Все дела в оном решились по большинству голосов, и командующий генерал не больше в оном имел, как король на сейме, только один голос по примеру всех прочих. Таковое многоначалие могло ли произвесть что-либо доброе! Заседании онаго сопровождались беспрестанными прениями и спорами. Каждой из присудствующих хотел предлагать свои мнения и, почитая их за наилучшия, не преставал другим противободрствовать. Недоброжелатели Левенгоупта подбирали голоса, и одни другим только что противоречили. У них нередко доходило до того, что совет, разделившись на две половины, принужден был посылать свои разсуждения на апробацию в Швецию, а между тем драгоценные минуты к получению видимых и ощутительных выгод протекали**, и генерал, не имевши большинства голосов совета, без повеления двора ничего предпринять был не в состоянии. Когда же приходило из Штокгольма решение, в то время переменившияся обстоятельства уже произвесть того не дозволяли, разве к явной своей невыгоде. Несогласие между шведскими генералами в их армии возрасло до того, что при настоящем положении их дел и самой искустной полководец, бывши таким образом связан по рукам и по ногам, не без труда бы мог оною командовать и произвесть что-либо важное и государству полезное. Таким образом, по выпровождении неприятельских войск вся шведская Финляндия до самого Абова и Нийтата стало армии нашей открытие. Генерал Кейт, с знатным корпусом вперед отправленной, занял Абов и всю страну и поставлен в оной губернатором. Знатная часть галернаго флота оставлена в Свеабуре, наилучшим шведском порте при Гельзинфорсе лежащем, несколко галер послано в Фридрисгам, а досталные возвратились в Санктпетербург. Половина армии под началством генерала Кейта расположилась в завоеванных неприятельских провинциях, частию по городам, частию по селениям, а прочия войска пошли на зимния квартиры в свою землю. Сам же фелдмаршал поехал ко двору. Сим окончалась единою твердостию и неизмеряемым усердием и приверженностию к трону генерал фелдмаршала Лассия ознаменованная оная славная компания, которая в летописях России долженствует занимать не последнее место. Под началством сего то знаменитаго полководца герой наш граф Румянцов, будучи капитаном, получил первоначальныя наставления в ратном деле и приобрел опытность, коя впоследствии ставши усовершена в наилучшей школе, каковую только иметь было возможно, сопроводила его к тем победам, коими он себя вознес и достиг до безсмертия. 72 КОМПАНИЯ 1743-го ГОДА 1743 год. Кабинет штокголмской и шведской сенат, толикими бедствиями обуреваемые, делали разные поступи, домогаясь чрез оныя мира. Они отправили ко двору нашему поверенным полковника Лагеркройца с кредитивою, однако ж неполною, ради негосияции, но как заключенная им с министрами нашими конвенция ни королем, ни сенатом одобрена не была, а новыя их предположения не преставали в себе заключать повторение прежних гордых и несообразных требований, то царствующая благополучно императрица Елисавета Петровна, по возстановлении совершенно внутренняго в России спокойствия, принялась наидеятельнейшим образом и взятии тех мер, кои к низложению враждебных неприятелских замыслов были нужны, вознамерившись продолжать войну и вооруженною рукою принудить шведское правление к принятию такова мира, каковой она ему предписать пожелает, чрез то наказавши их за коварство, отнять охоту у других, естьли бы кто восхотел посягнуть на отеческое ея достояние. Елисавета I-я никогда не забывала, какая кровь течет в ея жилах и над каким народом бог поставил ея главою и повелительницею. Она твердо помнила сие святое правило ея родителя, «что кто желает мира, тот должен быть сильно вооружен и готов к войне». Все сухопутныя войска и морския ополчения, против шведов назначенныя, получили заблаговременно от военнаго депортамента повеление быть к походу в совершенной готовности, питербургские запасницы снабдили изобильно всеми припасами магазеины финские, и наступателная война морем была определена. Фелдмаршал Лассий составил и нам компании*, которой ея императорское величество во всем его пространстве апробовала. Он был объявлен главнокомандующим против шведов как на сухом пути, так и на море, и самой карабельной флот под начальством адмирала Головина, из 17 линейных караблей и нескольких фрегатов составленной, был подчинен его ордеру. Сам же фелдмаршал должен был предводительствовать генералным флотом, и при содействии карабельнаго приказано было ему внесть оружие в сердце самой Швеции. 12 маия. Скоро потом фелдмаршал Лассий со всем своим флотом, заключающим в себе 36 галер и 70 кончубасов и каек с месячным провиантом, с Кранштатской рейды вышел в море, 1743-го 18 маия имея на борте восемь гранодерских рот и девять полков пехотных. Обстоятельства сего по шкерам похода не несоответствовала ожиданию фелдмаршала. Хотя он по многим препятствиям от противных ветров и за неимением хороших лоцманов и прибыл наконец к мысу Гангуту, но, обретши при оном шведской карабельной флот, им был в далнейшем движении остановлен. Несколько неприятельских караблей проход заграждало. Тщетно Лассий старался изыскивать способы принудить неприятеля оставить занятое им выгодное место, но как галерам с кораблями, коих было 12, не щитая фрегатов, дратся было невыгодно, то все его усилия и оставались бесполезными. Наконец положено было на военном совете, 1743. 8 июня фелдмаршалом собранном, ожидать прибытия со флотом адмирала Головина и предоставить ему очистить предлежащий к дальнейшему плаванию проход, двумя шведскими караблями особенно стрегомый. Около вечера получил фелдмаршал от адмирала Головина донесение, что он со флотом находится в десяти только морских милях от шведскаго флота и уже приуготовился его атаковать, что неминуемо и произведет в действие, как скоро способной к сему случай ему представится. Но сей случай был столько упрям и медлителен, что фелдмаршал начал уже писать к нашему адмиралу, когда либо явился. 73 Почему Лассий простоявши безполезно на одном месте и на виду неприятеля коего в лице у себя он никогда терпеть не обык. Несколько недель таковым бездействием наконец наскучил и послал к адмиралу вторичной ордер, чтоб он неминуемо шведской флот при Гангуте атаковал, однако ж и сие повеление лучшаго действия не возъимело. Головин его не послушал и ссылался на морской Петра Великаго регламент, в коем российским флотам запрещено, чтоб никогда шведскому флоту не давать баталии, естьли не будет трех российских караблей противу двух шведских, а как имел он только 17 против 12, то в предписанное число одного корабля и недоставало. Из сего фелдмаршал ясно увидел, что естьли он будет надеятся на помощь корабельнаго флота, то у Гангута достанется ему поджавши руки простоять до самой зимы. Он всячески старался убеждать адмирала, дабы довесть его до того, чтоб он неприятеля атаковал, в чем казалось, что несколко и предуспел, ибо Головин к усилению своему потребовал от него 14 кончебасов. Шведы, приметивши отправленные от галернаго к карабельному нашему флоту кончебасы, вынувши якоря и легши под паруса, хотели их перехватить. Такое их намерение понудило и Головина, снявшись с якоря, сделать к прикрытию кончубасов с кораблями некоторыя движения. Лассий внутренне тому радовался, что кончубасы сии яблоко раздора, возбудило, так сказать, в обеих флагманах охоту друг к другу сближится. Оба флота, построясь на боевыя линии, подались от берегов на глубину моря, куда последовали и стрегущия форватер два шведския корабля. Лассий, от взора коего ни что не укрывал, лишь только о сем известился, то, не пропуская ни одной минуты, тем и воспользовался и с галеры его зделал сигнал, чтоб весь гребной флот тотчас снялся с якоря, в предписанном для похода порядке следовал бы его движениям. Отдаление неприятеля от Гангута способствовало фелдмаршальскому предприятию. Он со всем своим гребным флотом обогнул благополучно Гангутской мыс 1743. 18 июня, около вечера был уже по ту сторону оного. Между тем оба флота, находясь в ордере баталии один против другова далее пушечнаго выстрела, до самаго вечера только что друг на друга просмотрели. Поднявшейся туман скрыл их из вида. Из средины оных у берегов слышал было несколко выстрелов, коими и все дело окончилось. Шведы, видя себя в таком малом числе в разсуждении нас, не разсудили за благо дожидатся в том же положении восхождения дневнаго светила, но при темноте ночной под туманом взяли свой румб прямо на Кальскрону и без дальних обиняков в оную убрались, благодаря от всего сердца графа Головина, что он их отпустил с целыми руками и ногами пользоватся жизнию и тем, чем бог каждаго благословил. А наш флот, в боевом порядке до утра пребывшей, когда по ободнянии никого более пред собою не усмотрел и увидевши оставшимся и удержавшем место мнимой сей баталии, почел себя победителем и, ради поправления повреждения в такелаже, пошел и сам к Гохланду, при коем и пробыл до заключения мира. Чрез трое суток фелдмаршал с своими галерами присоединился у Сутпона к стоящему там с частию гребнаго флота генералу Кейту. 1743. 23 июня. Он до прибытия фелдмаршала делал с оным многия поиски, гоняясь за шведами, но флотилия их завсегда от вступления в дело уклонялась, а как она хорошо ведала шкеры, в коих все оныя движения происходили, то и имела по известности мест ощутительное пред нами преимущество, следовательно, и могла легко от сражения отъигриватся, даже до того самого дня, когда она, получа из Штокгольма достаточное подкрепление, наконец, сама пред Кейтовою флотилиею явилась и его в заливе при Корпо атаковала. Во всю войну ето только и был один случай, при коем шведы осмелились учинить нападение на российские войска. Морское сражение при Корпо. Генерал Кейт, коему о прибывшем 74 к неприятелю усилении было не безизвестно, как началник осторожной, до присоединения к нему главнаго гребнаго флота малую свою часть на удачу отважить не хотел, почему и избрал сие место как наиспособнейшее к обороне за свое боевое поле. 31 маия. Берега онаго залива укрепил так, что шведы по жестоком и продолжительном усилении и огне, от всей их линии на некоторую толко часть из его судов произведенном, не могли ничего выиграть и принуждены были отойтить назад с весьма знатным уроном. После сего генерал Кейт, исправивши некоторыя повреждения в своих прамах, и сам было вознамерился их отаковать, 1743. 4 июля, однако ж противные ветры тому препятствовали. Между тем все приведено было в порядок, и Кейт, поднявши паруса, пустился было на неприятеля, но он, отрубивши свой якорь, опрометью побежал назад. Непонятен был для Кейта таковой поступок неприятельской, он, не изследывая оной, сделал сигнал, чтоб за оным всей флотилии гнаться. Однако ж суда шведские или были лучше, либо, как говорит, что у страха глаза велики, то может быть, что они парусам и веслами еще подмогали, только достичь их не было возможности. Кейт, усмотревши, что люди его уматались и что он находится против весьма выгодной бухты, со всею флотилиею в оной вошел, 1743. 4 июля и, познавши все ея преимущества, не преминул входы ея укрепить батареями, поставивши на них орудия, с судов снятыя. В сем месте пробыл он до самаго присоединения к нему фелдмаршала Лассия, и пока гребной наш флот из Кронштата плыл, в то время пытались шведы делать на финляндския их берега, сухопутными войсками нашими занятыя, разныя покушения, но все оныя добрыми распоряжениями Кейта и подчиненных ему генералов отсюду были отбиваемы и до выполнения их предприятий не допущены. Фелдмаршал Лассий, получивши изустное уведомление от генерала Кейта о всех произшествиях, в Финляндии случившихся, между тем как в Абове съехавшияся на конгрес министры обеих воюющих держав, уловляя друг друга, советывались о мирных соглашениях, делал над неприятелем различныя, но малозначущие происки, потому что шведской галерной флот завсегда тщательно избегал от схватки с нашими, и когда он был занят дальновидным планом, могущим принудить шведских поверенных в делах к отзывам решительнейшим, в то время прибытие его, и без тово произведшее великое влияние на конгрес, скоро решило и самую участь войны. Фелдмаршал Лассий, готовившейся к дальнейшему походу, получил вдруг от генерала Румянцова и прочих министров, с нашей стороны на конгресс бывших, формальное извещение, что накануне того дня между обеими договаривающимися сторонами чрез обоюдных поверенных и полномочных министров их прелиминарные пункты были заключены и подписаны и что между ими до заключения окончательнаго мира условленность о перемирии, как на суше, так и на водах, вследствие чего фелдмаршал и послал во все места свои повеления, дабы повсюду с получения сего всякия воинския действия были прекращены, и кто где находился, там бы до будущаго приказания и оставался. Прелиминары были для России весьма выгодны. Они содержали в себе то, что Швеция уступает вечно России Кюменегорскую провинцию с крепостью Фридригсгамом, уезд Вильмонстрандской и город, уезд Нейшлотской и крепость Нейшлот и что река Кюмень к западу должна составлять границу между обеими государствами. Граф Петр Александрович, ради многих сведений его при конгрессе в Абове находившейся, отправлен был ко двору с возвещением о сем щастливом событии, за что, равно как и за службу свою, в продолжение сей войны оказанную, императрицею был пожалован в полковники и в последствии получил Астраханской пехотной полк. 75 ПРИМЕЧАНИЯ Рукопись хранится в РГВИА (ВУА. Д. 1626). Текст печатается с сохранением языковых и стилистических особенностей начала XIX в. Даты и примечания, сделанные автором на полях, воспроизводятся в тексте курсивом. В начале рукописи — карандашная надпись: «Сочин. ген.-маера Завалишина». 1 Анна Иоанновна (1693—1740), Императрица (1730—1740). Дочь царя Иоанна Алексеевичу вдовствующая герцогиня Курляндская. Возведена на престол Верховным тайным советом. 2 Русско-турецкая война 1735—1739 гг. Велась Россией (в союзе с Австрией) для пресечения набегов крымских татар и за выход к Черному морю. Русские войска под командованием Б. К. Миниха взяли Азов, Очаков, Яссы, дважды занимали Крым. Окончилась Белградским миром в 1739 г. 3 Союзный договор между Швецией и Турцией был заключен в 1739 г. 4 Беспошлинный вывоз из России в Швецию хлеба, пеньки, льна и мачтового леса предоставился в соответствии со стокгольмским союзным договором, заключенным 22 февраля 1724 г. на 12 лет и продленным еще на 12 лет 55 г. 5 Нолькен Эрих Мариас (1694—1755), барон, шведский посланник в Петербурге (1738—1741), активный участник событий 1741 г., впоследствии канцлер и президент гофгерихта, высшей судебной инстанции. 6 Северная война 1700—1721 гг. между Россией (в составе Северного союза) и Швецией за выход к Балтийскому морю. Полтавская битва 27 июня (8 июля) 1709 г. окончилась полным разгромом шведов и бегством Карла XII в Турцию. Остатки шведских войск сдались у Переволочны. Война завершилась в 1721 г. Ништадским миром, по которому к России отошли Эстляндия, Лифляндия, Ингерманландия, часть Карелии. Россия обязалась уплатить Швеции денежную компенсацию и возвратить Финляндию. 7 Миних Христофор Антонович (Бурхард Кристов) (1683—1767), военный и государственный деятель. 8 Ласси Петр Петрович (1678—1751), генерал-фельдмаршал. 9 Бирон Эрнст Иоганн (1690—1772), граф, фаворит Императрицы Анны Иоанновны. 10 Иоанн Алексеевич (1666—1696), сын Алексея Михайловича и Марии Ильинишны Милославской. По требованию стрельцов в 1682 г. должен был царствовать с Петром. Был слаб здоровьем, поэтому не принимал участия в управлении государством. 11 Иоанн Антонович после смерти Анны Иоанновны в 1740 г. был объявлен Императором под опекою матери Анны Леопольдовны. 12 Речь идет об Анне Леопольдовне (1718—1746), дочери герцога Мекленбург-Шверинского Карла-Леопольда и его супруги Екатерины Иоанновны, внучки царя Алексея Михайловича. Была увезена в Россию, воспитывалась Анной Иоанновной. 3 июля 1739 г. была обвенчана с принцем Антоном-Ульрихом (1714—1774), герцогом Брауншвейгским. 13 Меншиков Александр Данилович (1673—1729), ближайший сподвижник Петра I, генералиссимус. 14 Петр II (1715—1730), сын царевича Алексея, царствовал с 1727 г. по 1730 г. 15 Елизавета Петровна (1709—1761), Императрица (1741—1761), дочь Петра I. 16 Кейт Джеймс (Яков) (1696—1758), генерал-аншеф, фельдмаршал прусский. Брат Георга Кейта, наследственного лорда, маршала Шотландии. С 1728 г. — на русской службе в чине генерал-майора. В 1741 г. вызван из Малороссии, где был гетманом, для участия в войне со Швецией. В 1747 г. уходит в отставку и уезжает из России. Поступает на службу к Фридриху II. Избирается почетным членом берлинской академии (1749). Убит в сражении при Гохкирхине, похоронен в Берлине. 17 Буденброк Генрих Магнус — с молодых лет на военной службе. В 1741 г. командовал корпусом. Был обвинен в измене. Обезглавлен в Стокгольме в 1743 г. 18 Манштейн Христофор Герман (1711—1757), адъютант фельдмаршала Миниха во время русско-турецкой войны (1735—1739), впоследствии полковник. Автор мемуаров о России. 19 Левенгаупт Адам Людвиг, граф, шведский генерал-лейтенант, сеймовый маршал, главнокомандующий шведскими войсками в Финляндии. 20 Ведель Карл Генрих (1712—1782), генерал-майор, во время русско-шведской войны командовал кавалерией. В Семилетнюю войну генерал прусской армии. Войска под его командованием были разбиты Салтыковым при Кроссене и Циллихау. С 1761-го по 1779 г. — военный министр Пруссии. Публикация Г. Р. ЯКУШКИНА, М. М. ЯКУШКИНОЙ