Экономический или административный способ реформ: Витте и Столыпин

Но надо отдать должно административному таланту, напору, энергии Сергея Юльевича, он был человеком невероятной энергии, умел находить выходы в самых немыслимых положениях. Его основным кредо была такая идея, что реформы в России надо проводить быстро, иначе они забалтываются, затормаживаются и не удаются. Идея абсолютно верная, поэтому, зная царскую бюрократическую машину, которая действительно была достаточно неповоротлива, он действовал напрямик. Он получал на своем всеподданнейшем докладе резолюцию положительную императора, а эта резолюция имела силу закона фактически, и таким образом он обходил все препоны в государственном совете, в конкурирующих ведомствах и сумел свою реформу пробить.

Что получилось в итоге? В итоге в 90-е годы Россия пережила настоящий промышленный бум. Можно сказать, что идея Витте реализовалась: Россия совершила этот рывок, с помощью в том числе иностранного капитала. Хотя не будем преувеличивать его значение, но, тем не менее, эти инвестиции сыграли (и очень заметную) роль в оживлении экономики страны. Скажу только один пример: Донбасс, современный донецкий бассейн, угольно-металлургический район, был фактически построен (заводы, домны, шахты) на средства французских и бельгийских инвесторов. Они вкладывали туда деньги, они завозили туда оборудование из Европы, они налаживали производство. И фактически они сумели в течение небольшого времени, 15-20 лет, создать на юге России новый металлургический район, который не только стал конкурентным старому Уралу, но и далеко превзошел его по производительности труда и по объему выпускаемой продукции. Вот что такое иностранный капитал.

При этом, конечно же, Витте понимал, что этот капитал должен действовать в определенных рамках, что является уроком для современности. Была достаточно жесткая регламентация деятельности иностранных компаний в России, вплоть до того, что правительство царское имело право без объяснения причин отзывать лицензии у этих компаний и запрещать им деятельность в России, если эта деятельность признавалась правительством невыгодной для России.

Вот, собственно, что касается одного из авторов, как сейчас говорят, экономического поля иностранного капитала. В результате к I мировой войне доля иностранных инвестиций в промышленном потенциале страны составляла примерно 18-20%. Это достаточно много – пятая часть. Но все-таки это не было решающим фактором экономического роста. Достаточно много есть сочинений, особенно наших западных коллег, которые подчеркивают инновационную, модернизационную функцию иностранного капитала, именно «благодаря которому», как они пишут, России удалось преодолеть свою вековую отсталость. Это правда, но это не вся правда. Остальные четыре пятых были отечественного происхождения. И это говорит о том, что доля отечественного предпринимательского капитала была очень значительной. Я бы даже сказал, решающая эта роль была. 

Мы привыкли рассуждать о том, что в России государство всегда играло преобладающую роль – и в экономике, и в других сферах нашей жизни. Это, конечно, так, но чтобы понять масштабы и вектор деятельности Витте, надо, наверное, немножко отойти назад и посмотреть как бы с исторической ретроспективы. 

Со времен Петра в России действовала определенная экономическая модель. Она была основана на западных технологиях, мануфактурах (передовая технология того времени), плюс рабский по существу труд крепостных. Вот это соединение дало возможность России создать свой флот, армию нарядить, уральские заводы знаменитые… Все они строились на этом принципе. И до поры до времени, в течение примерно полутора веков эта модель действовала. Она была, собственно, абсолютно государственной моделью. Здесь и заказчиком, и инвестором, и получателем продукции, и реализатором ее – все выступало государство. Это было в интересах укрепления военной мощи страны.

Эта модель свою роль сыграла, Россия стала великой военной державой, расширила свои границы, укрепила их. Но у этой модели была очень серьезная слабость: у нее не было импульса к самообновлению. К инновациям, как мы бы сейчас сказали. Поэтому один, может быть, самый яркий пример – паровая машина русского инженера Ползунова. Сейчас она хранится в Барнаульском краеведческом музее. Первая в мире паровая машина была создана не англичанином Джеймсом Уаттом, а русским инженером Иваном Ползуновым. И есть вполне определенный повод гордиться этим. Но в чем трагизм ситуации – в том, что эта машина оказалась невостребованной уральскими заводчиками. Им было выгоднее труд подневольный, дармовой – труд приписных крестьян, крепостных по существу. И машина эта осталась в одном экземпляре. После смерти самого Ползунова у него даже последователей не нашлось. Машину сдали в музей, и там она до сих пор и находится. 

Вот в этой крепостнической системе вот это был очень большой изъян, когда рабский неоплачиваемый труд, он служил таким большим искусом для предпринимателей: воспользоваться казенными льготами, приписать крестьян к заводику и, собственно, ничего не обновлять. И к середине XIX века уральская металлургия уже была, в общем-то, в кризисе, технологически она отстала от западных производств, где уже появились новые технологии, мартены, а в России еще был старый способ – на древесном угле выплавляли металл. 

И это обнаружила Крымская война. Технологическую отсталость России она обнажила, и, более того, поражение в этой войне – а поражение было полным. Россия лишилась своего флота черноморского, лишилась портов, в общем-то, это был достаточно унизительный Парижский мир, который пришлось подписать императору Александру II, и императору стало вполне очевидно, что причиной всему является экономическое отставание России. Петровская модель себя исчерпала. Нужна была модель новая.