Сказ о первом местном командире
05.12.2009
На Колыме в разное время было много разных начальников. Здешние первые лица территории зачастую оказывались людьми неординарными.
Сегодня хотелось бы рассказать о самом-самом первом человеке, на долю которого досталось управление Северо-Востоком России, в том числе - нынешним Примагаданьем. Впервые в особую административно-территориальную единицу Северо-Восток был выделен в 18 веке. О том, как это было, и кого поставили руководить огромной окраинной землёй - в статье Дмитрия Серова (издана в №5 за 2000 год журнала "Родина"). Сам я лучше не перескажу.
Дмитрий СЕРОВ
«И СОЧИНЯЕТ У СЕБЯ БАБЬИ ИГРИЩА...»
Из жизни Григория Скорнякова-Писарева, бомбардира и обер-прокурора
1734 года ноября 11 дня в городе Якутске в доме поручика Кузьмы Шкадера в собрании гостей завязалось необычайное прение. В разгар застолья главный командир Охотского правления Григорий Скорняков-Писарев объявил себя автором геометрии.
В ответ на это глубокомысленное утверждение лейтенант Михаил Плаутин резонно заметил, что «науки геометрии сочинитель Евклид». Уязвленный напоминанием об античном предшественнике, Григорий Григорьевич обозвал господина Плаутина «детинишкой и сукиным сыном», прибавив, что тот «потерял свой смысл, не зная ничего». Услышав в ответ, что он «каналья», вконец разволновавшийся Григорий Григорьевич с криком: «Зарежу!» — ринулся на обидчика. Полемистов растащили...
Между тем опрометчивое заявление охотского гостя вовсе не было абсурдом. Дело в том, что Григорий Григорьевич на самом деле являлся автором геометрии.
Штурмы и розыски
Выходец из незнатного рода каширских дворян, потомков выезжего польского шляхтича Семена Писаря, Григорий Скорняков-Писарев начал государеву службу на исходе XVII века «при комнате» царицы Прасковьи Федоровны. Направленный вскоре «в ученье салдацкому строю», он в 1696 году был зачислен рядовым в бомбардирскую роту гвардии Преображенского полка. Последующие два года Григорий Григорьевич провел в Берлине, изучая механику и инженерное дело.
Вчерашний придворный сумел достойно проявить себя на новом поприще. Уже в 1699 году он получил чин сержанта, в 1700-м — прапорщика, в 1704-м — поручика. Его ротным сослуживцем числился не кто иной, как питавший глубокое пристрастие к артиллерийской стрельбе Петр I.
Служба в привилегированном гвардейском подразделении отнюдь не была синекурой. На долю Григория Скорнякова-Писарева выпало участие во многих походах и «акциях» Великой Северной войны. На исходе 1710-х годов благополучно уцелевший при осадах десяти крепостей, отличившийся при Полтаве, Григорий Григорьевич занимал вполне прочные позиции в окружении царя, В правительственной среде он продолжал, однако, оста-ваться фигурой малозаметной. Ситуацию переменил 1718 год.
В первых числах февраля 1718 года гвардии майор Скорняков-Писарев получил распоряжение Петра I отправиться в Суздаль. Боевому офицеру-артиллеристу надлежало выяснить причастность к делу опального царе¬вича Алексея Петровича его матери — Евдокии Федоровны Лопухиной. Еще в 1698 году насильно постриженная в «иноческий чин» бывшая супруга царя содержалась в Покровском женском монастыре.
Не имевший абсолютно никаких познаний в юриспруденции, следователь-бомбардир взялся задело круто. Устрашив обитательниц Покровского монастыря непрестанными допросами, пытками и обысками, он сумел выявить группировавшийся вокруг Евдокии кружок светских и духовных лиц, оппозиционных петербургским властям. Перенесенный 16 февраля в Москву розыск все более расширялся. За короткое время число арестованных по нему достигло 45 человек.
5 марта состоялось решение суда. Пятерых обвиняемых по «суздальскому делу» — в том числе знаменитого визионера и провидца епископа Досифея — осудили к смертной казни, 28 — к наказанию кнутом и батогами. Подвергнутую бичеванию Евдокию Федоровну отправили в заточение в Ладожский монастырь.
Пыточные казематы продвинули карьеру питомца эпохи реформ куда более, нежели поля сражений. Назначенный в 1718 году одним из руководителей Тайной канцелярии, Григорий Григорьевич в январе 1719-го был по совместительству определен на весьма престижную должность начальника Морской академии.
А спустя три года Скорнякова-Писарева ожидало новое повышение. 18 января 1722 года Петр I возвел бомбардира на новоучрежденный пост обер-прокурора Правительствующего Сената. Пожалованный через полторы недели в генерал-майоры, 47-летний Григорий Скорняков-Писарев вошел в состав высшей администрации Российской империи.
Пребывание Григория Григорьевича на вершинах власти оказалось, однако, непродолжительным. Его подвел темперамент. Видный интеллектуал, автор первого отечественного руководства по геометрии и механике, Скорняков-Писарев отличался необыкновенно злобным характером, редкостной грубостью и неуравновешенностью. Подобные свойства натуры не могли не осложнить сенатскую карьеру ветерана Полтавы. Но бомбардира сгубили 298 рублей 84 копейки.
Именно такая сумма, по приговору Сената от 26 сентября 1722 года, была противозаконно назначена к выплате советнику Берг-коллегии Михаилу Шафирову. Инициатором оформления приговора выступил его старший брат сенатор Петр Шафиров.
49-летний действительный тайный советник Петр Павлович Шафиров был одной из самых незаурядных, хотя и малоприятных фигур в окружении царя-реформатора. Сын холопа, крещеного еврея Шаи Сапсаева, он сумел выслужить чин подканцлера, должность вице-президента Коллегии иностранных дел, первым в России получил титул барона. Талантливый дипломат, автор знаменитого «Разсуждения о причинах Свейской войны», энергичный и трудолюбивый, Петр Шафиров отличался неуемной склонностью к казнокрадству, а также — подобно Григорию Григорьевичу — крайне вздорным характером.
Первое выяснение отношений между «птенцами гнезда Петрова» состоялось 28 сентября на ассамблее у генерал-прокурора Павла Ивановича Ягужинского. Как писал спустя четыре дня Григорий Скорняков-Писарев, «оной Шафиров... на безгласно шумнаго меня вынимал шпагу и хотел заколоть, но не допустили до того тут будущие».
Вице-президент Коллегии иностранных дел в доношении Сенату изложил обстоятельства инцидента более пространно: «Начал он, Писарев, сперва бранить прокурора Юстиц-коллегии Ржевского, а потом его избил... А после того Ржевского брани и бою пришел он, Писарев, и ко мне и начал меня лаять и приличать в том деле брата моего нагло к воровству. И хотя я тогда зело отягчен уже был вином, однако ж... дважды от него отходил с отговоркою учтивою. Но когда уже он меня не токмо более но и дракою угрожать и ко мне приближатца начал, то я принужден [был], хотя и едва уже в состоянии памяти сущей, о обороне от такого наругателя мыслить, как о том толко от посторонних потом слышал, ибо сам того не помню...»
Разгоряченный обидой барон не удержался в доношении и от комментариев насчет предков Григория Григорьевича, для начала высказав мнение, что Скорняковы-Писаревы произошли от «площадного писаря и от скорняка». Далее господин Шафиров сообщил, что, по его сведениям, отец генерал-майора, «не имея крестьян, сам пахал и его в том с юности обучил, чему есть по его и нынешним грубым поступкам доволные признаки».
Ареной последующих ожесточенных перебранок между Григорием Григорьевичем и Петром Павловичем стали заседания Сената. В последние месяцы 1722 года случавшиеся едва ли не ежедневно «многоплодные крики» вице-президента и обер-прокурора друг на друга существенно затрудняли текущую работу сенаторов. Появление 18 декабря в Москве Петра I пригасило страсти.
Обратившись к делам после новогодних празднеств, император пожелал прояснить обстоятельства недавних внутрисенатских междоусобий. Согласно записи походного журнала от 9 января 1723 года, «Его величество поутру изволил быть в Кабинете и слушать писем, каковы присланы были от барона Шафирова и обер-прокурора Скорнякова-Писарева к его величеству... о происшедших между ими ссорах».
Тем же днем последовало высочайшее распоряжение о снятии с должностей обоих участников склоки и об учреждении особого Вышнего суда для расследования их дела. Процесс над обер-прокурором и под-канцлером не затянулся. 13 февраля признанный виновным в нарушении порядка на заседаниях Сената и в недостаточном контроле за исполнением одного распоряжения Петра I Григорий Скорняков-Писарев был приговорен к разжалованию в солдаты и конфискации имущества — кроме родового. Правительственная карьера бомбардира закончилась.
Заговорщик
Командированный на строительство Ладожского канала Скорняков-Писарев недолго пробыл в немилости у Петра I. Уже в мае 1724 года опального артиллериста вторично произвели в полковники и возвратили ему половину отписных деревень.
Положение Григория Григорьевича окончательно упрочилось в 1726 году. В июле этого года императрица Екатерина Алексеевна определила его на должность начальника Артиллерийской конторы военной коллегии, в ноябре — вернула чин генерал-майора. Перед прославленным своей ученостью и ревностью к службе Григорием Григорьевичем замаячили реальные перспективы возвращения в высшие эшелоны власти. Но бывшего обер-прокурора подстерегал новый удар судьбы.
Многолетняя совместная жизнь с Петром I крайне неблагоприятно отразилась на здоровье некогда цветущей крестьянской дочери Марты, волею случая ставшей императрицей всероссийской Екатериной I. Пренебрегавшая лечением, продолжавшая и после смерти супруга вести неутомимо разгульный образ жизни, императрица все более слабела.
В случае ее смерти российский престол имели основание занять три человека: две ее дочери — Анна и Елизавета, а также великий князь Петр — сын запытанного в 1718 году царевича Алексея Петровича. Приход к власти юного, но не по годам развитого великого князя мало хорошего сулил правительственным деятелям, причастным к трагической кончине его отца. Особенная опасность грозила в этом случае руководителям Тайной канцелярии, в застенках которой встретил свой смертный час 28-летний царевич.
В этой ситуации у начальника Артиллерийской конторы не было выбора: Григорий Григорьевич примкнул к «партии» противников воцарения великого князя Петра Алексеевича.
Расплата была жестокой. 6 мая 1727 года, в самый день своей смерти, Екатерина I подписала указ о наказании группы лиц, уличенных в попытке воспрепятствовать восшествию на престол будущего Петра II. По итогам трехдневного следствия Григория Скорнякова-Писарева, вся вина которого заключалась в нескольких беседах с единомышленниками, приговорили к лишению чинов, конфискации имущества, наказанию кнутом и ссылке.
Отправленный за Полярный круг, в отдаленнейшее Жиганское зимовье, он едва не погиб от лишений. В довершение всего на бомбардира «наехал» местный комиссар Иван Шемаев. Мало интересуясь былыми заслугами господина Скорнякова-Писарева, комиссар для начала ограбил ссыльного, приказал избить, а потом пригрозил и вовсе утопить его.
Противостояние с жестоким и неуравновешенным комиссаром Шемаевым в самом деле могло обернуться для «птенца гнезда Петрова» трагически. Но о Григории Григорьевиче неожиданно вспомнили в столице.
Главный командир
Человеком, невольно изменившим к лучшему жизнь ссыльного артиллериста, стал капитан-командор Витус Йонассен Беринг. В 1730 году, возвратившись в Петербург, начальник Первой Камчатской экспедиции представил в Сенат предложения о путях более интенсивного освоения северо-востока Сибири и Камчатки. Проект знаменитого мореплавателя получил высочайшее одобрение.
В числе мер, предложенных капитан-командором, предусматривалось создание в городе Охотске мощного порта — морских ворот России на Тихом океане. Решение об этом было принято весной 1731 года. Соглас-но правительственному распоряжению, Охотский край выводился из-под ведения Якутска и образовывал самостоятельную административную единицу. По странной причуде сенатских чиновников новая область получила не общепринятое название «провинции», а экзотическое наименование «правления». Руководитель жеохотскойадминистрации был назван не«воеводой», как повсюду в России, а «главным командиром».
Кандидатура на пост главного командира «Охоцкого правления» обсуждалась недолго. По предложению Ягужинского им был определен Григорий Скорняков-Писарев.
Бесправный обитатель Жиганска в одночасье превратился в управителя гигантской территории, включавшей побережья нынешних Охотского и Берингова морей, Анадырский край, Камчатский полуостров. По существу, под управлением формально так и не освобожденного из ссылки Григория Григорьевича оказалась вся северо-восточная оконечность Европейско-Азиатского континента.
Согласно инструкции, утвержденной Сенатом 30 мая 1731 года, бывшему обер-прокурору надлежало построить в Охотске морскую пристань со всей инфраструктурой, организовать заселение города служилыми и мастеровыми людьми, «переведя» 50 крестьянских семейств из Илимского уезда, завести в округе хлебопашество. На главного командира возлагалась также обязанность построить несколько кораблей, проложить дорогу до Якутска, учредить в Охотске навигационное училище.
Основанный еще в середине XVII века город Охотск к началу 1730-х годов представлял собой небольшое полузаброшенное селение, в котором проживало около 30 человек. Посетивший эти места в 1726 году Витус Беринг так описывал город, негаданно ставший местом службы бывшего обер-прокурора: «Охоцкой острог рубленой в заплот, ветхой. Во оном остроге в восточной стороне проезжая башня, ветхая, без верху. Подле той башни, в полуденной стороне три избы черные, ветхие, где живут комиссары. В том же остроге амбар... где кладетца всякая казна».
Получив назначение и обосновавшись первоначально в Якутске, Григорий Скорняков-Писарев с присущей ему энергией и размахом взялся за дело. Он незамедлительно приступил к формированию команд переселенцев, закупил большие партии продовольствия, а также семян ржи, ячменя и овса для будущих посевов, начал изыскательские работы на трассе дороги. Кроме того, под руководством бывшего начальника Морской академии вовсю развернулось строительство судов для сплава грузов в Охотск по рекам.
Возвращение Григория Григорьевича во власть обострило издавна свойственные ему конфликтность и агрессивную бескомпромиссность во взаимоотношениях с сослуживцами. Становившийся окончательно неуправляемым под воздействием горячительных напитков, главный командир Охотского правления ознаменовал свое пребывание в Якутске серией скандальных выходок и множеством рапортов в Петербург о злоупотреблениях враждебных ему лиц.
Итогом непрерывных столкновений бомбардира с чинами якутской администрации явилось последовавшее осенью 1732 года отстранение его от должности. Григорий Григорьевич вновь очутился в ненавистном Жиганском зимовье. Впрочем, новая опала продолжалась недолго. Не прошло и полугода, как Скорняков-Писарев был возвращен к отправлению прежних обязанностей.
Как бы то ни было, создание первой морской базы на Тихом океане продвигалось стремительно. Уже к 1737 году отстроили здания присутственных мест, возвели часть портовых сооружений, завершили оборудование верфи. Население города превысило 300 человек. Адъюнкт Степан Крашенинников, побывавший в Охотске в 1740-е годы, отметил, что «строением сие место превосходит все прочие остроги, ибо дома по большей части изрядны и в линию поставлены, особливо же казенные... ».
Тихоокеанские досуги
Энергичная административная деятельность, сопровождаемая яростными склоками с руководством Второй Камчатской экспедиции и якутскими начальниками, отнюдь не исчерпывала занятий Григория Скорнякова-Писарева в городе Охотске. Бывшему генерал-майору доводилось и немного расслабляться.
Не по своей воле очутившись на самом краю империи, Григорий Григорьевич не мог не испытывать дефицит общения с европейски образованными интеллектуалами и женщинами из благородных семейств. Впрочем, должность, на которую оказался вознесен ссыльный, предоставляла ему уникально широкие возможности для организации досуга по привычному образцу. Автор первого российского учебника по механике не упустил шанса воссоздать на берегах Тихого океана многие внешние формы культурного быта Санкт-Петербурга начала 1720-х годов.
Увы, стереотипы поведения, являвшие собой бесспорную норму в среде реформаторов, вызвали весьма неодобрительный отклик у закоснелых в невежестве жителей Охотска. Вот что писал о времяпрепровождении
Г. Г. Скорнякова-Писарева служилый человек охотского гарнизона Алексей Грачев: «Всегда имеет у себя трапезу славную и во всем иждивении всякое доволство, утучняя плоть свою. Снабдевает и кормит имеющихся при себе блядей, баб да девок, и служащих своих дворовых людей и непрестанно упрожняетца в богопротивных и беззаконных делах: при готовя трапезу, вина и пива, созвав команды своей множество баб, сочиняет у себя в доме многократно бабьи игрища, скачки и пляски, и пение всяких песней. И разъезжая на конях з блядями своими по другим, подобным себе, бабьим игрищам, возя с собою вино и пиво, и всегда обхождение имеет и препровождает дни своя в беззаконных гулбищах з бабами... »
Но дело было не только в насаждении в городе вольных нравов петербургской элиты. «Беззаконные гулбища», в угаре которых находил отдохновение Григорий Григорьевич, соседствовали с тяжелейшим положением рядовых обитателей Охотска. А. Грачев имел достаточно оснований обвинить бывшего обер-прокурора в том, что тот «никакова об нас попечения и сожаления не имеет». Между тем конец развеселой жизни господина главного командира был уже не за горами.
Роковую роль в сибирской карьере бомбардира сыграл его конфликт с вновь появившимся в тех краях Витусом Берингом. Именно сообщенные капитан-командором сведения легли в основу очень неблагоприятного для Скорнякова-Писарева доклада Адмиралтейств-коллегии, представленного в декабре 1737 года непосредственно императрице Анне Иоанновне.
25 декабря императрица распорядилась сместить Григория Григорьевича с должности. На его месте государыня пожелала видеть «добраго и совестнаго человека».
Подобрать отвечавшую подобным требованиям кандидатуру оказалось непросто. Лишь в июне 1739 года главным командиром Охотского правления определили находившегося в ссылке в Мангазее бывшего генерал-полицмейстера А. Э. Девиера. 10 августа 1740 года Антон Эммануилович появился в Охотске.
Давний «приятель» Григория Григорьевича по окружению Петра I, «подельник» артиллериста на процессе 1727 года, вместе с ним подвергшийся жестокому истязанию кнутом, Девиер не стал предаваться сентиментальным воспоминаниям. Действуя в точном соответствии с петербургской инструкцией, он арестовал Скорнякова-Писарева и занялся скрупулезным разбирательством его упущений по управлению краем. Это было последнее злоключение, выпавшее на долю Григория Григорьевича.
Впереди был государственный переворот 1741 года, реабилитация, третье по счету возвращение чина генерал-майора и указ императрицы Елизаветы Петровны от 23 апреля 1743 года, повелевавший «Григорию Скорнякову-Писареву... жить в доме своем и к делам никуда его не определять...».
Сказ о первом местном командире
план города Охотска, 1737 год.
На Колыме в разное время было много разных начальников. Здешние первые лица территории зачастую оказывались людьми неординарными.
Сегодня хотелось бы рассказать о самом-самом первом человеке, на долю которого досталось управление Северо-Востоком России, в том числе - нынешним Примагаданьем. Впервые в особую административно-территориальную единицу Северо-Восток был выделен в 18 веке. О том, как это было, и кого поставили руководить огромной окраинной землёй - в статье Дмитрия Серова (издана в №5 за 2000 год журнала "Родина"). Сам я лучше не перескажу.
Дмитрий СЕРОВ
«И СОЧИНЯЕТ У СЕБЯ БАБЬИ ИГРИЩА...»
Из жизни Григория Скорнякова-Писарева, бомбардира и обер-прокурора
1734 года ноября 11 дня в городе Якутске в доме поручика Кузьмы Шкадера в собрании гостей завязалось необычайное прение. В разгар застолья главный командир Охотского правления Григорий Скорняков-Писарев объявил себя автором геометрии.
В ответ на это глубокомысленное утверждение лейтенант Михаил Плаутин резонно заметил, что «науки геометрии сочинитель Евклид». Уязвленный напоминанием об античном предшественнике, Григорий Григорьевич обозвал господина Плаутина «детинишкой и сукиным сыном», прибавив, что тот «потерял свой смысл, не зная ничего». Услышав в ответ, что он «каналья», вконец разволновавшийся Григорий Григорьевич с криком: «Зарежу!» — ринулся на обидчика. Полемистов растащили...
Между тем опрометчивое заявление охотского гостя вовсе не было абсурдом. Дело в том, что Григорий Григорьевич на самом деле являлся автором геометрии.
Штурмы и розыски
Выходец из незнатного рода каширских дворян, потомков выезжего польского шляхтича Семена Писаря, Григорий Скорняков-Писарев начал государеву службу на исходе XVII века «при комнате» царицы Прасковьи Федоровны. Направленный вскоре «в ученье салдацкому строю», он в 1696 году был зачислен рядовым в бомбардирскую роту гвардии Преображенского полка. Последующие два года Григорий Григорьевич провел в Берлине, изучая механику и инженерное дело.
Вчерашний придворный сумел достойно проявить себя на новом поприще. Уже в 1699 году он получил чин сержанта, в 1700-м — прапорщика, в 1704-м — поручика. Его ротным сослуживцем числился не кто иной, как питавший глубокое пристрастие к артиллерийской стрельбе Петр I.
Служба в привилегированном гвардейском подразделении отнюдь не была синекурой. На долю Григория Скорнякова-Писарева выпало участие во многих походах и «акциях» Великой Северной войны. На исходе 1710-х годов благополучно уцелевший при осадах десяти крепостей, отличившийся при Полтаве, Григорий Григорьевич занимал вполне прочные позиции в окружении царя, В правительственной среде он продолжал, однако, оста-ваться фигурой малозаметной. Ситуацию переменил 1718 год.
В первых числах февраля 1718 года гвардии майор Скорняков-Писарев получил распоряжение Петра I отправиться в Суздаль. Боевому офицеру-артиллеристу надлежало выяснить причастность к делу опального царе¬вича Алексея Петровича его матери — Евдокии Федоровны Лопухиной. Еще в 1698 году насильно постриженная в «иноческий чин» бывшая супруга царя содержалась в Покровском женском монастыре.
Не имевший абсолютно никаких познаний в юриспруденции, следователь-бомбардир взялся задело круто. Устрашив обитательниц Покровского монастыря непрестанными допросами, пытками и обысками, он сумел выявить группировавшийся вокруг Евдокии кружок светских и духовных лиц, оппозиционных петербургским властям. Перенесенный 16 февраля в Москву розыск все более расширялся. За короткое время число арестованных по нему достигло 45 человек.
5 марта состоялось решение суда. Пятерых обвиняемых по «суздальскому делу» — в том числе знаменитого визионера и провидца епископа Досифея — осудили к смертной казни, 28 — к наказанию кнутом и батогами. Подвергнутую бичеванию Евдокию Федоровну отправили в заточение в Ладожский монастырь.
Пыточные казематы продвинули карьеру питомца эпохи реформ куда более, нежели поля сражений. Назначенный в 1718 году одним из руководителей Тайной канцелярии, Григорий Григорьевич в январе 1719-го был по совместительству определен на весьма престижную должность начальника Морской академии.
А спустя три года Скорнякова-Писарева ожидало новое повышение. 18 января 1722 года Петр I возвел бомбардира на новоучрежденный пост обер-прокурора Правительствующего Сената. Пожалованный через полторы недели в генерал-майоры, 47-летний Григорий Скорняков-Писарев вошел в состав высшей администрации Российской империи.
Пребывание Григория Григорьевича на вершинах власти оказалось, однако, непродолжительным. Его подвел темперамент. Видный интеллектуал, автор первого отечественного руководства по геометрии и механике, Скорняков-Писарев отличался необыкновенно злобным характером, редкостной грубостью и неуравновешенностью. Подобные свойства натуры не могли не осложнить сенатскую карьеру ветерана Полтавы. Но бомбардира сгубили 298 рублей 84 копейки.
Именно такая сумма, по приговору Сената от 26 сентября 1722 года, была противозаконно назначена к выплате советнику Берг-коллегии Михаилу Шафирову. Инициатором оформления приговора выступил его старший брат сенатор Петр Шафиров.
49-летний действительный тайный советник Петр Павлович Шафиров был одной из самых незаурядных, хотя и малоприятных фигур в окружении царя-реформатора. Сын холопа, крещеного еврея Шаи Сапсаева, он сумел выслужить чин подканцлера, должность вице-президента Коллегии иностранных дел, первым в России получил титул барона. Талантливый дипломат, автор знаменитого «Разсуждения о причинах Свейской войны», энергичный и трудолюбивый, Петр Шафиров отличался неуемной склонностью к казнокрадству, а также — подобно Григорию Григорьевичу — крайне вздорным характером.
Первое выяснение отношений между «птенцами гнезда Петрова» состоялось 28 сентября на ассамблее у генерал-прокурора Павла Ивановича Ягужинского. Как писал спустя четыре дня Григорий Скорняков-Писарев, «оной Шафиров... на безгласно шумнаго меня вынимал шпагу и хотел заколоть, но не допустили до того тут будущие».
Вице-президент Коллегии иностранных дел в доношении Сенату изложил обстоятельства инцидента более пространно: «Начал он, Писарев, сперва бранить прокурора Юстиц-коллегии Ржевского, а потом его избил... А после того Ржевского брани и бою пришел он, Писарев, и ко мне и начал меня лаять и приличать в том деле брата моего нагло к воровству. И хотя я тогда зело отягчен уже был вином, однако ж... дважды от него отходил с отговоркою учтивою. Но когда уже он меня не токмо более но и дракою угрожать и ко мне приближатца начал, то я принужден [был], хотя и едва уже в состоянии памяти сущей, о обороне от такого наругателя мыслить, как о том толко от посторонних потом слышал, ибо сам того не помню...»
Разгоряченный обидой барон не удержался в доношении и от комментариев насчет предков Григория Григорьевича, для начала высказав мнение, что Скорняковы-Писаревы произошли от «площадного писаря и от скорняка». Далее господин Шафиров сообщил, что, по его сведениям, отец генерал-майора, «не имея крестьян, сам пахал и его в том с юности обучил, чему есть по его и нынешним грубым поступкам доволные признаки».
Ареной последующих ожесточенных перебранок между Григорием Григорьевичем и Петром Павловичем стали заседания Сената. В последние месяцы 1722 года случавшиеся едва ли не ежедневно «многоплодные крики» вице-президента и обер-прокурора друг на друга существенно затрудняли текущую работу сенаторов. Появление 18 декабря в Москве Петра I пригасило страсти.
Обратившись к делам после новогодних празднеств, император пожелал прояснить обстоятельства недавних внутрисенатских междоусобий. Согласно записи походного журнала от 9 января 1723 года, «Его величество поутру изволил быть в Кабинете и слушать писем, каковы присланы были от барона Шафирова и обер-прокурора Скорнякова-Писарева к его величеству... о происшедших между ими ссорах».
Тем же днем последовало высочайшее распоряжение о снятии с должностей обоих участников склоки и об учреждении особого Вышнего суда для расследования их дела. Процесс над обер-прокурором и под-канцлером не затянулся. 13 февраля признанный виновным в нарушении порядка на заседаниях Сената и в недостаточном контроле за исполнением одного распоряжения Петра I Григорий Скорняков-Писарев был приговорен к разжалованию в солдаты и конфискации имущества — кроме родового. Правительственная карьера бомбардира закончилась.
Заговорщик
Командированный на строительство Ладожского канала Скорняков-Писарев недолго пробыл в немилости у Петра I. Уже в мае 1724 года опального артиллериста вторично произвели в полковники и возвратили ему половину отписных деревень.
Положение Григория Григорьевича окончательно упрочилось в 1726 году. В июле этого года императрица Екатерина Алексеевна определила его на должность начальника Артиллерийской конторы военной коллегии, в ноябре — вернула чин генерал-майора. Перед прославленным своей ученостью и ревностью к службе Григорием Григорьевичем замаячили реальные перспективы возвращения в высшие эшелоны власти. Но бывшего обер-прокурора подстерегал новый удар судьбы.
Многолетняя совместная жизнь с Петром I крайне неблагоприятно отразилась на здоровье некогда цветущей крестьянской дочери Марты, волею случая ставшей императрицей всероссийской Екатериной I. Пренебрегавшая лечением, продолжавшая и после смерти супруга вести неутомимо разгульный образ жизни, императрица все более слабела.
В случае ее смерти российский престол имели основание занять три человека: две ее дочери — Анна и Елизавета, а также великий князь Петр — сын запытанного в 1718 году царевича Алексея Петровича. Приход к власти юного, но не по годам развитого великого князя мало хорошего сулил правительственным деятелям, причастным к трагической кончине его отца. Особенная опасность грозила в этом случае руководителям Тайной канцелярии, в застенках которой встретил свой смертный час 28-летний царевич.
В этой ситуации у начальника Артиллерийской конторы не было выбора: Григорий Григорьевич примкнул к «партии» противников воцарения великого князя Петра Алексеевича.
Расплата была жестокой. 6 мая 1727 года, в самый день своей смерти, Екатерина I подписала указ о наказании группы лиц, уличенных в попытке воспрепятствовать восшествию на престол будущего Петра II. По итогам трехдневного следствия Григория Скорнякова-Писарева, вся вина которого заключалась в нескольких беседах с единомышленниками, приговорили к лишению чинов, конфискации имущества, наказанию кнутом и ссылке.
Отправленный за Полярный круг, в отдаленнейшее Жиганское зимовье, он едва не погиб от лишений. В довершение всего на бомбардира «наехал» местный комиссар Иван Шемаев. Мало интересуясь былыми заслугами господина Скорнякова-Писарева, комиссар для начала ограбил ссыльного, приказал избить, а потом пригрозил и вовсе утопить его.
Противостояние с жестоким и неуравновешенным комиссаром Шемаевым в самом деле могло обернуться для «птенца гнезда Петрова» трагически. Но о Григории Григорьевиче неожиданно вспомнили в столице.
Главный командир
Человеком, невольно изменившим к лучшему жизнь ссыльного артиллериста, стал капитан-командор Витус Йонассен Беринг. В 1730 году, возвратившись в Петербург, начальник Первой Камчатской экспедиции представил в Сенат предложения о путях более интенсивного освоения северо-востока Сибири и Камчатки. Проект знаменитого мореплавателя получил высочайшее одобрение.
В числе мер, предложенных капитан-командором, предусматривалось создание в городе Охотске мощного порта — морских ворот России на Тихом океане. Решение об этом было принято весной 1731 года. Соглас-но правительственному распоряжению, Охотский край выводился из-под ведения Якутска и образовывал самостоятельную административную единицу. По странной причуде сенатских чиновников новая область получила не общепринятое название «провинции», а экзотическое наименование «правления». Руководитель жеохотскойадминистрации был назван не«воеводой», как повсюду в России, а «главным командиром».
Кандидатура на пост главного командира «Охоцкого правления» обсуждалась недолго. По предложению Ягужинского им был определен Григорий Скорняков-Писарев.
Бесправный обитатель Жиганска в одночасье превратился в управителя гигантской территории, включавшей побережья нынешних Охотского и Берингова морей, Анадырский край, Камчатский полуостров. По существу, под управлением формально так и не освобожденного из ссылки Григория Григорьевича оказалась вся северо-восточная оконечность Европейско-Азиатского континента.
Согласно инструкции, утвержденной Сенатом 30 мая 1731 года, бывшему обер-прокурору надлежало построить в Охотске морскую пристань со всей инфраструктурой, организовать заселение города служилыми и мастеровыми людьми, «переведя» 50 крестьянских семейств из Илимского уезда, завести в округе хлебопашество. На главного командира возлагалась также обязанность построить несколько кораблей, проложить дорогу до Якутска, учредить в Охотске навигационное училище.
Основанный еще в середине XVII века город Охотск к началу 1730-х годов представлял собой небольшое полузаброшенное селение, в котором проживало около 30 человек. Посетивший эти места в 1726 году Витус Беринг так описывал город, негаданно ставший местом службы бывшего обер-прокурора: «Охоцкой острог рубленой в заплот, ветхой. Во оном остроге в восточной стороне проезжая башня, ветхая, без верху. Подле той башни, в полуденной стороне три избы черные, ветхие, где живут комиссары. В том же остроге амбар... где кладетца всякая казна».
Получив назначение и обосновавшись первоначально в Якутске, Григорий Скорняков-Писарев с присущей ему энергией и размахом взялся за дело. Он незамедлительно приступил к формированию команд переселенцев, закупил большие партии продовольствия, а также семян ржи, ячменя и овса для будущих посевов, начал изыскательские работы на трассе дороги. Кроме того, под руководством бывшего начальника Морской академии вовсю развернулось строительство судов для сплава грузов в Охотск по рекам.
Возвращение Григория Григорьевича во власть обострило издавна свойственные ему конфликтность и агрессивную бескомпромиссность во взаимоотношениях с сослуживцами. Становившийся окончательно неуправляемым под воздействием горячительных напитков, главный командир Охотского правления ознаменовал свое пребывание в Якутске серией скандальных выходок и множеством рапортов в Петербург о злоупотреблениях враждебных ему лиц.
Итогом непрерывных столкновений бомбардира с чинами якутской администрации явилось последовавшее осенью 1732 года отстранение его от должности. Григорий Григорьевич вновь очутился в ненавистном Жиганском зимовье. Впрочем, новая опала продолжалась недолго. Не прошло и полугода, как Скорняков-Писарев был возвращен к отправлению прежних обязанностей.
Как бы то ни было, создание первой морской базы на Тихом океане продвигалось стремительно. Уже к 1737 году отстроили здания присутственных мест, возвели часть портовых сооружений, завершили оборудование верфи. Население города превысило 300 человек. Адъюнкт Степан Крашенинников, побывавший в Охотске в 1740-е годы, отметил, что «строением сие место превосходит все прочие остроги, ибо дома по большей части изрядны и в линию поставлены, особливо же казенные... ».
Тихоокеанские досуги
Энергичная административная деятельность, сопровождаемая яростными склоками с руководством Второй Камчатской экспедиции и якутскими начальниками, отнюдь не исчерпывала занятий Григория Скорнякова-Писарева в городе Охотске. Бывшему генерал-майору доводилось и немного расслабляться.
Не по своей воле очутившись на самом краю империи, Григорий Григорьевич не мог не испытывать дефицит общения с европейски образованными интеллектуалами и женщинами из благородных семейств. Впрочем, должность, на которую оказался вознесен ссыльный, предоставляла ему уникально широкие возможности для организации досуга по привычному образцу. Автор первого российского учебника по механике не упустил шанса воссоздать на берегах Тихого океана многие внешние формы культурного быта Санкт-Петербурга начала 1720-х годов.
Увы, стереотипы поведения, являвшие собой бесспорную норму в среде реформаторов, вызвали весьма неодобрительный отклик у закоснелых в невежестве жителей Охотска. Вот что писал о времяпрепровождении
Г. Г. Скорнякова-Писарева служилый человек охотского гарнизона Алексей Грачев: «Всегда имеет у себя трапезу славную и во всем иждивении всякое доволство, утучняя плоть свою. Снабдевает и кормит имеющихся при себе блядей, баб да девок, и служащих своих дворовых людей и непрестанно упрожняетца в богопротивных и беззаконных делах: при готовя трапезу, вина и пива, созвав команды своей множество баб, сочиняет у себя в доме многократно бабьи игрища, скачки и пляски, и пение всяких песней. И разъезжая на конях з блядями своими по другим, подобным себе, бабьим игрищам, возя с собою вино и пиво, и всегда обхождение имеет и препровождает дни своя в беззаконных гулбищах з бабами... »
Но дело было не только в насаждении в городе вольных нравов петербургской элиты. «Беззаконные гулбища», в угаре которых находил отдохновение Григорий Григорьевич, соседствовали с тяжелейшим положением рядовых обитателей Охотска. А. Грачев имел достаточно оснований обвинить бывшего обер-прокурора в том, что тот «никакова об нас попечения и сожаления не имеет». Между тем конец развеселой жизни господина главного командира был уже не за горами.
Роковую роль в сибирской карьере бомбардира сыграл его конфликт с вновь появившимся в тех краях Витусом Берингом. Именно сообщенные капитан-командором сведения легли в основу очень неблагоприятного для Скорнякова-Писарева доклада Адмиралтейств-коллегии, представленного в декабре 1737 года непосредственно императрице Анне Иоанновне.
25 декабря императрица распорядилась сместить Григория Григорьевича с должности. На его месте государыня пожелала видеть «добраго и совестнаго человека».
Подобрать отвечавшую подобным требованиям кандидатуру оказалось непросто. Лишь в июне 1739 года главным командиром Охотского правления определили находившегося в ссылке в Мангазее бывшего генерал-полицмейстера А. Э. Девиера. 10 августа 1740 года Антон Эммануилович появился в Охотске.
Давний «приятель» Григория Григорьевича по окружению Петра I, «подельник» артиллериста на процессе 1727 года, вместе с ним подвергшийся жестокому истязанию кнутом, Девиер не стал предаваться сентиментальным воспоминаниям. Действуя в точном соответствии с петербургской инструкцией, он арестовал Скорнякова-Писарева и занялся скрупулезным разбирательством его упущений по управлению краем. Это было последнее злоключение, выпавшее на долю Григория Григорьевича.
Впереди был государственный переворот 1741 года, реабилитация, третье по счету возвращение чина генерал-майора и указ императрицы Елизаветы Петровны от 23 апреля 1743 года, повелевавший «Григорию Скорнякову-Писареву... жить в доме своем и к делам никуда его не определять...».
