Сегодня и вчера

Ламздорф Владимир Николаевич. Дневник 1891-1892. М.-Л.: Academia. 1934. С. 258


Так мы начали говорить об императорской семье. Министр замечает, что императрица не играла до сих пор благотворной роли; с ее появлением семья, обладавшая прекрасными качествами, выродилась как физически, так и морально; ее ненависть к немцам поставила нас политически в неблагоприятное положение, так как именно датские счеты, несомненно, привили и государю и наследнику чувства и поведение, приведшие к постоянной натянутости наших отношений с соседними империями. Я говорю, что, пожалуй, можно было бы порой подумать, что у нашей государыни дурной глаз; цесаревич Николай Александрович умер, став ее женихом; когда она была объявлена невестой его младшего брата, с которым должна была утешиться после потери того человека, в которого она, казалось, была влюблена, начались у нас покушения; новое направление, принятое царствованием Александра II после покушения Каракозова 4 апреля 1866 г., почти что совпало с ее приездом в Россию; отношения между покойным государем и покойной императрицей изменяются также в это время; начинается несчастная связь Александра II с княжной Екатериной Долгорукой (впоследствии княгиней Юрьевской). Наступают сумерки великого царствования Александра II, колеблющегося между прекрасными стремлениями и противоположным им течением; несчастная война 1877 —1878 гг. и неопределенная политика, едва не приведшая нас в 1879 г. к ссоре с Германией и впервые вызвавшая тесное сближение последней с Австрией. Затем идут зловещие годы нигилистического движения; затем смерть Марии Александровны в 55-летнем возрасте и трагический конец Александра II 62 лет. Одним словом, с момента, когда принцесса Мария-Дагмара Датская появилась на нашем русском горизонте, дела бесспорно не пошли лучше.

Правда, в очень тесном кругу семьи она с буржуазной точки зрения безупречна; говорят, она даже добра, когда все идет так, как она хочет, но она ни в чем не проявляет влияния государыни, поставленной в исключительно благоприятные условия. Наследник, 24 лет от роду, представляет из себя странное явление: наполовину ребенок, наполовину мужчина, маленького роста, худощавый, незначительный — хотя, как говорят, он упрям — и проявляет удивительное легкомыслие и бесчувственность. Когда он начал службу в Преображенском полку, то говорили, что он хороший товарищ, но лишь только он был переведен в гусары, он порвал с прежними товарищами; теперь он не поддерживает никаких отношений с товарищами по последнему полку. Он предпринял с легким сердцем продолжительное увеселительное

путешествие, не думая, какое горе причинил его отъезд родителям; думали, что он сильно привяжется к спутникам, выбранным для его сопровождения, но со времени возвращения он их вовсе не видит и ограничился тем, что удержал при себе князя Кочубея чем-то вроде денщика. Я был поражен в сентябре при погребении молодой великой княгини Александры Георгиевны, стоявшей особенно близко к семье государя, видя, что цесаревич, как всегда, бесчувственен и улыбается в то время, когда почти все, начиная с его августейшего отца, испытывали, глубокую и вполне естественную при этих печальных обстоятельствах скорбь. Говорят, что великий князь очень хорошо умеет собой владеть; может быть,— но зачем принимать позу для того, чтобы подавлять самые симпатичные движения сердца, в то время как в своих обычных манерах он слишком склонен к распущенности? Дай бог, чтобы он таил в себе великие и прекрасные неожиданности для будущего, но пока ничто в нем не говорит о чем-либо значительном. Министр признается, что его мнение о великом князе сильно изменилось, и рассказывает, что Шувалов, вновь видевший осенью его императорское высочество в Данциге, был тоже поражен предвзятостью суждений, предубеждениями и ребячеством, проявляющимся в его разговорах. Он не узнал в нем больше того юношу, который показался ему симпатичным при его визите в Берлин в 1888 г. Еще одна довольно любопытная подробность: в самый день приезда цесаревича в Красное в начале августа, после почти годовой раздуки с семьей, он вечером отправился один в театр! Это мне рассказал Оболенский, не желавший однако признать, что молодой человек бессердечен.