Черняев Михаил Григорьевич

«Впечатления детства и молодости остаются неизгладимыми на всю жизнь и на основании их вырабатываются убеждения, руководящие человеком до его смерти.» Так выразился М. Г. Черняев в всеподданнейшем письме своем к Государю Императору, Александру III.

Будучи по времени политическим и общественным деятелем царствования Государей Александра II и Александра III, Михаил Григорьевич по складу своей личности был одним из лучших и светлых представителей Николаевской эпохи и сам причислял себя к разряду людей этого времени.

Богато одаренный душевными и умственными силами, он был личностью цельной, сильной и весьма сложной.

Всегда и во всем самостоятельный и своеобразный, непоколебимо стойкий в своих убеждениях, он в полной целости донес их до могилы, не смотря на постоянно менявшиеся вокруг него веяния и течения общественной мысли.

Обладая в высшей степени сильной волей и характером, он трудился и боролся всю свою жизнь, не падая духом в непосильной борьбе с мелочной завистью и косностью людей, стоявших у власти по большей части не умевших и не хотевших ни понять, ни оценить его.

От отца своего, славного ветерана двенадцатого года, бывшего под стенами Смоленска, на равнинах Шенграбена и Бородина, Михаил Григорьевич впервые воспринял те заветы горячей любви к Царю и Отечеству, во имя которой он беззаветно жертвовал собой в продолжении всей своей жизни.

Двенадцати лет от роду, выехал он из родового гнезда своего, седа Тубышек, Могилевской губ., под покровительством верного дядьки для поступления в Дворянский полк (кадетский корпус). Приехав в Петербург, он с этого нежного возраста был как бы брошен в водоворот жизни без каких бы то ни было связей, поддержки или опоры.

Сурово было военное воспитание того времени, но особенною жестокостью отличался директор Дворянского полка, Пущин, уволенный со службы после того, как он до смерти засек одного из вверенных его попечению юношей. Выдержать подобное воспитание могли только наиболее сильные физически и нравственно юноши, но за то, пройдя многолетний суровый искус его, они вступали в жизнь, закаленные для предстоящей борьбы, умеющие повелевать и повиноваться.

Наделенный природою прекрасными способностями и живой наблюдательностью Михаил Григорьевич во все время своего пребывания в корпусе шел и по учению и по поведению прекрасно, был записан на золотой доске и в 1847 г. вышел в гвардию, в Павловский полк.

Поступив на действительную службу 18-ти лет от роду, он неодобрительно относился к настоящей системе образования, при которой молодые люди теряют самостоятельность, половину жизни, готовясь на школьной скамье, к вступлению в действительную жизнь.

Чувствуя, что фронтовая служба не удовлетворяет его, движимый честолюбием и сознанием, что в устроении своей судьбы, он должен положиться единственно на свои силы и настойчивость, Михаил Григорьевич поступил в военную академию генерального штаба. Но, кроме приведенных нами выше причин, его влекло к высшему военному образованию искреннее желание учиться и развить по мере возможности свои умственные способности. В то отдаленное от нас время, пожелало посвятить себя изучению высших военных наук одновременно с ним всего двенадцать офицеров, в числе которых был гр. Н. П. Игнатьев.

Здесь, в стенах академии, Михаилу Григорьевичу пришлось впервые встретиться с гр. Милютиным, читавшим с методичною мелочностью военную географию и повлиявшего впоследствии таким роковым образом на судьбу покорителя Ташкента.

Успешно окончив военную академию, он был причислен к генеральному штабу и тотчас же затем был послан в действующую на Дунае армию, в Мало-Валахский отряд. Состоя в 4-м корпусе, командуемом генералом Фишбах, Михаил Григорьевич был постоянно с казаками на аванпостах. Здесь, на основании своих природных талантов военачальника, он убедился на сколько теория войны пройденная им в академии, расходится с практикой, насколько она не применима к действительности.

Во время этой кампании ему пришлось участвовать при городе Каракале, в кавалерийском деле, названном Карамзинским, потому что начальник отряда М. Н. Карамзин был зарублен турками и весь отряд чуть было не погиб тою же участью. Только по счастливой случайности Михаил Григорьевич избежал смерти и этот боевой эпизод его жизни составлял одну из любимых тем его повествований. Как офицеру генерального штаба и участнику боя ему было поручено написать об этом донесение, посланное Государю. «Заметить этого молодого офицера», начертал Николай Павлович на донесении Черняева, предугадав по талантливо составленному описанию боя, будущего полководца.

Михаил Григорьевич с удовольствием любил вспоминать этот отзыв о нем Государя и до конца дней своих сохранил искреннее поклонение величавому образу Государя, Николая Павловича.

Осенью, 1854 г. по распоряжению кн. Горчакова 4-й корпус был отправлен к Севастополю, на помощь кн. Меньшикову. Едва прибыв в Крым, куда войска везлись день и ночь на лошадях, Михаил Григорьевич принял участие в Инкерманском сражении, во время которого ему пришлось в первый и единственный раз в своей жизни собственноручно ударить шашкой по голове, наступающего на него зуава. «Я так этого испугался», то есть своего удара, сразившего человека на смерть, рассказывал он, «что тут же уронил свою шашку».

В продолжении всей Севастопольской обороны он находился на Малаховом кургане, в начале при генерале Хрулеве, а когда последний был ранен, в распоряжении адмирала Нахимова, бесстрашно исполняя самые опасные поручения. Во время этой страшной осады, которую по словам Михаила Григорьевича можно было вполне уподобить настоящему аду, он настолько сжился с опасностью, что смело привык смотреть прямо в глаза смерти.

При оставлении Севастополя, по поручению начальства переправив наши войска через Северную бухту, он переехал ее последним на лодке, когда все мосты были уже разведены.

«За отличие, храбрость и примерное мужество при геройской защите Севастополя», как значится в приказе, и за отбитие штурма 27 Авг. 1855 г. он был награжден золотою саблею с надписью «за храбрость» и произведен в подполковники.

После этого, он был назначен начальником дивизионного штаба 3-й пехотной дивизии в Царстве Польском, но не довольствуясь этой мирной службой, просил перевода в Оренбург, предвидя на этой окраине наших Азиатских владений возможность удовлетворить своему природному влечению к войне и боевой жизни.

В 58 г. он принимал участие в экспедиции капитана II ранга, Бутакова на судах Аральской флотилии к Хивинскому городу Кунграду, прикрывая во главе небольшего сухопутного отряда отступление этой оригинальной экспедиции, очертя голову, забравшейся в глубь Средней Азии по течению Сыр-Дарьи.

Во время своего двухлетнего пребывания на передовых постах наших Средне-Азиятских владений, среди постоянных разъездов и командировок в степь Михаил Григорьевич с самой неустанной любознательностью изучал физические и географические особенности края и характер и психологию его обитателей.

Таким образом победоносный поход его в глубь неизведанных в то время степей Средней Азии и взятие Ташкента был плодом не только гeройской отваги, но последствием долгого и основательного изучения края.

В конце 59 года он был назначен в распоряжение генерала Евдокимова, командующего войсками левого крыла Кавказской армии, ныне Терской области. Участвуя в покорении Кавказа Михаил Григорьевич, обратил на себя внимание маститого фельдмаршала, кн. Барятинского и сблизился с весьма известным в свое время военным писателем, Р. А. Фадеевым, сохранив впоследствии наилучшие отношения с этими выдающимися в истории Кавказа личностями.

В 1864 — 1865 г., во главе небольшого отряда в 2.000 ч., прославившегося боями при Узун-Агаче, Пишпеке, Аулиета, Чимкенте, Акмечети, Туркестане, Икане, Акбулате и Сары-Тюбе, Михаил Григорьевич, подступив к Ташкенту собирался взять штурмом стотысячный город, защищаемый 63 орудиями и обороняемый 30 тыс. человек гарнизона.

В это же самое время, в Петербургских военных канцеляриях главного штаба писались обширные проекты, предполагавшейся в будущем году большой экспедиции с осадными орудиями и многочисленной артиллерией. Михаил Григорьевич накануне взятия Ташкента, получил от военного министра приказ с запрещением: «отваживаться на штурм в виду недостаточности находящихся в его распоряжении сил».

Положив приказ в карман, он с горстью людей и на медные деньги покорил к подножию России одну из богатейших наших окраин, упрочив наше положение в Средней Азии «согласно силе и могуществу России». Расходы же на всю эту экспедицию не превысили 250.000 руб.

Назначенный военным губернатором и живя в наскоро сложенной солдатами землянке, он воспользовался местным самоуправлением и, работая не покладая рук, управлял краем при помощи всего шести гражданских чиновников и четырех переводчиков.

После взятия Ташкента можно было ожидать по естественному ходу вещей, что перед ним широко распахнутся двери политической и военной деятельности в связи со всеми лично для него благоприятными последствиями. Но не простили ему Ташкента люди стоящие у власти и по проискам своих врагов и завистников он был удален с своего поста, очутившись через несколько месяцев в отставке, на 430 р. годовой пенсии».



Теги: Персоналии