Лекция профессора НГУ Н.С. Розова на философском факультете МГУ
26 октября с 12:55 в аудитории А-307 философского факультета МГУ им....
Жорж Сорель является одним из самых неоднозначных социальных мыслителей начала ХХ века. Одни авторы характеризуют его как радикального анархиста, другие же видят в нем одного из предтеч итальянского фашизма. Не меньше споров вызывают и историко-философские корни основных положений его теории. Крайне широк спектр тех, кого обычно называют «учителями» Сореля. Стоит отметить, что зачастую встраивание текстов Жоржа Сореля в тот или иной историко-философский список зависит, в конечном счете, от политической интерпретации его мыслей. Другими словами, ортодоксальные поклонники Маркса склонны видеть в нем приемника Прудона, «великого путаника» от марксизма, мечтательного анархиста. Кто-то будет писать о Ницше, как об источнике идей о насилии, и на основании этого находить общие связи между двумя французами Сорелем и Фуко[1], или сближать его с фашизмом. В то же время не слишком проанализирована очень важная историко-философская линия Бергсон-Сорель, через которую возможно объяснить многие положения в его размышлениях о мифах и насилии.
В 2013 году в издательстве «Фаланстер» была опубликована центральная работа Жоржа Сореля – «Размышления о насилии». Надо отметить, что выход в свет книги не породил той дискуссии, которой она достойна. Сорель вообще не очень популярен в нашей стране: несколько рецензий в сети Интернет, краткие комментарии научных деятелей, довольно пространные, как в среде левых, так и в среде правых. Вместе с тем, трудно переоценить значимость публикации для нашего времени. Достаточно очертить круг вопросов, поднятых автором в «Размышлениях», – легитимность применения государством силы, возможность революционного насилия, создание мифов консолидирующих противоборствующие группы населения и т.д. – и мы поймем, насколько медленный и неповоротливый язык Сореля подходит для описания современной России. И речь здесь идет не только и не столько о формировании исторической оценки событий советской эпохи и актуализации отельных ее мифов[2], сколько о сегодняшнейческих интерпретаций. социально-политической ситуации.
С точки зрения истории философии публикация произведений французского мыслителя-синдикалиста позволяет восполнить тот пробел, который существует в нашей стране в сфере анализа феномена насилия и его связи с государством.
Жизненный путь
Мы не будем подробно описывать биографию Жоржа Сореля. Этот материал общедоступен, и подобный анализ был бы просто воспроизведением общеизвестных положений[3]. Жорж Сорель родился в городке Шербург на северо-западе Франции в 1847 году. Отец – обанкротившийся торговец вином. Как и многие другие революционеры, Сорель был с детства воспитан в культурной средней и мелкой буржуазии, что, безусловно, отразится и на его идеях, которые, как бы революционны они не были, все равно имеют тесную связь с консервативной моралью маленького французского приморского городка.
Жорж поступает в École Polytechnique и 1870 году заканчивает ее, получив профессию инженера. С 1879 года он обосновался в городке Перьпиньян в Восточных Пиренеях на юге Франции. В 1892 году, когда ему было 45 лет, он выходит на пенсию и до самой своей смерти в 1922 году живет на ренту, активно участвуя в политической жизни Франции.
В 1889 году он публикует свои первые произведения – «Процесс Сократа» и «Вклад в мирское изучение Библии». Этот период в творчестве Сореля обычно называют либерально-консервативным. В основном его занимают проблемы морали. Он дает первые попытки собственных интерпретаций феноменов раннего христианства и античной демократии. В истории христианства он, позже, увидит один из потрясающих образцов функционального мифотворчества. Уже после отставки, он обращается к марксистской теории. Ортодоксальным марксистом Сорель пробыл лишь несколько лет, если его вообще можно таковым назвать. Со своей консервативной, по сути, моралью он оказывается рядом с ревизионистами. Период с 1902 г. по 1909 г. год можно смело назвать анархо-синдикалистским. Именно в это время он увлекается философией Анри Бергсона, его занимает критика парламентского социализма, создание особой революционной теории, основанной на концепциях мифа и насилия, и собранной в «Размышлениях о насилии». Не найдя понимания в социалистической среде, Сорель начинает искать сторонников за пределами своего традиционного политического пространства.
Период с 1909 г. по 1914 г. иногда называют «националистическим»[4]. Эта интерпретация представляется однобокой. Действительно, Сорель находит тактических партнеров в лице монархистов и националистов. Однако не стоит забывать, что его концепция насилия, подразумевала, прежде всего, возвращение геройской морали, которая бы не только пробудила пролетариат, но и позволила бы классу господ открыть в себе силы, утраченные за время мирного буржуазного развития. Таким образом, Сорель не отступил от своих «Размышлений», он лишь попытался в очередной раз найти тех, кто смог бы осуществить его программу на практике. Очередная веха в его политической истории – 1914-1918 гг. Именно с Первой Мировой Войной он связывает подъем морального духа Франции, но того морального духа, который бы не имел отношения к парламентской республике и демократии. Последние четыре года жизни Сорель проводит в отдалении от активной политики. Политические поиски наложили серьезный отпечаток на характер его теоретических суждений. В тоже время нельзя абсолютизировать его биографические данные, стремясь объяснить через них все его идеи, чтобы потом отмести их как «фашистские», «большевистские» и т.п.
Функция мифа
Взятие Зимнего Дворца. Френтс Р.
Красный Октябрь и годы Гражданской Войны. Иллюстрированный альбом с пояснительными текстами. 1927 г. | |
Основным для теории Жоржа Сореля является понятие «миф», которое он использует для обозначения функциональной востребованности всеобщей стачки, видя в ней способ осуществления социализма. Причем, как мы увидим, благодаря своей мифичности всеобщая стачка свободна от того, чтобы быть правдой. Даже если всеобщей стачки не существует, она должна быть выдумана.
Что же такое миф, с точки зрения Жоржа Сореля? Миф – это совокупность образов, которые способны инстинктивно вызывать у людей чувства, необходимые для совершения тех или иных действий. Так всеобщая стачка, как миф, способна «вызвать именно те чувства, которые соответствуют различным проявлениям социалистической борьбы против современного общества»[5]. Сорелевский миф обнаруживает себя в одном пространстве с утопией и идеологией. Это – слово[6], которое, как показывает Ролан Барт, есть «вторичная семиологическая система»[7]. Миф использует слова обыденного языка, лишая их смысла и наделяя новым, более функциональным, пригодным для политического использования. Однако мифическое слово кардинально отличается, по Жоржу Сорелю, и от утопического, и от идеологического. Взгляд Сореля противостоит мнению Клода Леви-Стросса, который в своей работе «Структурная антропология» пишет: «Ничто не напоминает так мифологию, как политическая идеология. Быть может, в нашем современном обществе последняя просто заменила первую»[8]. Ролан Барт, другой известный «мифолог» ХХ века, также не обнаруживает подобных различий между мифом и идеологией. Для него миф – средство осуществления идеологии.
Согласно Жоржу Сорелю, утопия существует в будущем времени. Однако предсказание невозможно. Утопия является средством обмана, она не имеет никакой функциональной ценности. С помощью нее власть к себе новых адептов, маркируя настоящее в соответствии со светлым будущим. Сорель отмечает, что «политикам не опасны утопии, рисующие народу обманчивые миражи будущего… Чем сильнее будут верить избиратели в волшебную силу государства, тем скорее они будут склонны голосовать за кандидата, сулящего им чудеса»[9]. Утопия представляет собой иллюзию будущего, которая создается политиками для заманивания электората. Она не содержит никаких связей с реальностью. Эти иллюзии могут осуществиться, но никогда целиком. Это осколочные картинкияют собоюя, но никогда нкаких связей с реальностью.ия это осколочные представления о том, что может быть.я определенных , удовлетворяющие самые простые запросы общества, пустые обещания, имеющие вероятностный характер и рассчитанные на быстрое привлечение масс, желающих удовлетворить определенные потребности. Для дела революции утопии не просто бессмысленны, они опасны. Сорель делает очень интересный вывод, убранный в самом тексте в примечания. Он задается вопросом: «Из чего могут складываться утопии?» и отвечает: «Из прошлого и зачастую весьма отдаленного»[10]. Утопия по своей сути реакционна. Это слово, которое говорит о будущем, но семантически связанно с прошлым. Для осуществления этого развертывания прошлого в будущем утопии требуется применение силы. Однако сама она ею не располагает. Именно поэтому, парламентские социалисты, пришедшие к власти через утопические обещания социального мира, «расширяют социализм», вводят в него новые переменные, заимствованные из совершенно других политических теорий. Сорель отмечает, что «такое расширение области социализма противоречит как теории Маркса, так и понятию всеобщей стачки»[11].
Октябрь в Москве (у Никитских ворот). Савитсцкий Г.
Красный Октябрь и годы Гражданской Войны.
Иллюстрированный альбом с пояснительными текстами.
1927 год.
| |
Применение силы связано с переходом от утопий к построению идеологий. Идеология – это рационально предреченное будущее. Это сознательное осуществление гегемонии[12]. Задача идеологии сделать так, чтобы каждый индивид принял основные принципы правящего класса как свои собственные. Именно поэтому идеология – удел интеллектуалов, которым, с точки зрения Сореля, нет места в революционной шеренге: «Революция предстаёт попросту как восстание, где не остается места ни социологам, ни великосветским любителям социальных реформ, ни интеллектуалам, избравшим в качестве профессии думать за пролетариат»[13]. Идеология разрушает единство субъектов, осуществляющееся через всеобщую стачку. Индивидуалистическая мораль свободного производителя, к которой взывают синдикалисты, оказывается моралью абстрактного человека, вырванного из своей социальной среды. Пролетариат перестает чувствовать себя единым классом[14]. Несмотря на то, что синдикалистская революция Сореля являет собою «наиболее блестящее проявление индивидуалистического духа в восставших массах»[15], этот дух проявляется только как энергия классовой борьбы, движущей историю вперед. Вместе с тем, это осознание исторической роли пролетариатом нельзя назвать его классовым сознанием в том смысле, в котором последнее понимал, скажем, Д. Лукач. Венгерский марксист склонен к рационалистической трактовке процесса познания пролетариатом мира и соответственного осознания себя в качестве носителя революционных преобразований. Сорель подчеркивал не теоретическую, а практическую сторону пути к революции: «Маркс был убежден, что пролетариату нужно не исполнять уроки ученых изобретателей социальных фантазий, а просто следовать за самим капитализмом. Не нужно никаких программ будущего – все программы воплощаются на производстве»[16]. Сорель не признавал никакой необходимости в интеллектуальном сопровождении пролетариата, по крайней мере в рамках того интеллектуализма, который он называл «мелкой наукой». Ему он противопоставлял восстановленную Анри Бергсоном в правах метафизику[17] и одно из понятий его философии – «жизнь», которое он интерпретировал в смысле непосредственной практики. Жорж Сорель верил, что «никакое усилие мысли, никакой прогресс знаний никакая логическая конструкция не рассеют той таинственности, которая окружает социализм»[18]. Другими словами, то, что Дердь Лукач называет классовым сознанием, для Жоржа Сореля является продолжением идеологического нарратива, который стремится подчинить пролетариат единому руководству, для успешного им управления.
Идеологи пытаются обратиться к каждому конкретному рабочему. Идеология всегда совершает окликание[19], начиная каждый свой рассказ со слов «Эй, ты!». Чтобы субъект принял идеологию за свое естественное мнение, ему необходимо опознать в ней нечто знакомое в тот момент, когда он совершит оборачивание на оклик. Работа Просвещения – это работа идеологии, создание единого пространства рациональности. Идеология не способна привести пролетариат к победе. Акт окликания, о котором мы говорим, есть по сути то, чему Жорж Сорель противостоит, создавая свою концепцию мифа, актуализирующего энергию исторического процесса.
То слово, которое противостоит и утопии, и идеологии, Жорж Сорель предлагает называть мифом. Французский синдикалист не случайно выбирает именно этот термин. Он склонен сближать его с рядом бергсоновских понятий, а также с воплощающимся в ницшеанских метафорах представлением о героической морали как движущей силе истории. Миф представляется уникальной совокупностью идей, которая способна подвигнуть людей на свершения, давая обоснование настоящему, а не прошлому или будущему.
Миф, по мнению Сореля, есть слово настоящего. В нем нет никаких элементов заботы о будущем или, тем более, прошлом. Это абсолютное торжество «здесь и сейчас». В этом состоит основное его отличие от утопии и идеологии. Отбросив вчера и завтра, он не стремится к обману пролетариев красивыми образами актуализированного прошлого, не стремится к гегемонистическому господству над историческим процессом. Теперь понятно, почему парламентские социалисты, как считает Сорель, боятся мифа о всеобщей стачке. Он рвет с их идеологическим господством и ставит вопрос о революции ребром – здесь или никогда. Идея всеобщей стачки способна аккумулировать такие ресурсы, которые попросту не могут быть подчинены демократическим институтам парламентаризма. Они не могут быть подчинены никому вообще, поскольку обладают слишком большим энергетическим потенциалом. Потому диктатура пролетариата не может быть следствием мифа о всеобщей стачке. Она есть лишь перевернутое отношение силы. Сорель призывает к насилию, способному вернуть человеку возможность осуществлять господство над самим собой без лишней власти. Разве не таковой является мораль свободного производителя, превратившегося в воина истории?
Взятие Казани. Френтс Р.
Красный Октябрь и годы Гражданской Войны. Иллюстрированный альбом с пояснительными текстами. 1927 г. | |
Миф не может цепляться за старый мир в попытке перенести его в новый. Всеобщая стачка есть путь к социализму, но такой путь, при котором старый мир будет разрушен до основания. Разрушение этого мира, т.е. переход от капитализма к социализму, видится Сорелем как катастрофа, которая не поддается описанию[20]. Еще более катастрофичным эти события делает то, что произойти они должны в эпоху экономического подъема. Революционный переход к социализму должен быть совершен именно тогда, когда противоборствующие классы успокаиваются в буржуазной морали социального мира, теряя способность к творческому преображению, к подлинному ощущению жизни. Последнее возможно в мифе, так как он является самим воплощением этой жизненной активности. Александр Кожев пишет о том, что «миф – это теория, то есть некое дискурсивное раскрытие реального. Предполагается, что он находится в согласии с данной реальностью. Но на деле он всегда преодолевает её данности и выходит за ее пределы, где ему достаточно быть связным, то есть избегать внутренних противоречий, чтобы производить впечатление истинности. Стадия Мифа – это стадия монолога»[21]. Оба мыслителя сходятся в одном – миф имеет основание в только в себе самом. Сорелевский миф именно потому и функционален, что представляет собою монолог, который произносится исключительно с определенной целью. Всеобщей стачки может и не быть, она может не иметь оснований в реальности[22], важно лишь то, что говоря о ней, мы можем чего-либо добиться. Сорель пишет: «Мифы нужно рассматривать просто как средство воздействия на настоящее, и споры об их способе реального применения к течению истории лишены всякого смысла. Для нас важен миф как целое, а отдельные его части имеют значение лишь постольку, поскольку они ярче выделяют идею, заключенную в этой конструкции»[23].
В своем труде «Философия мифологии XIX - начала XXI» В.М. Найдыш обобщает всевозможные теории и представляет читателям список «основных закономерностей мифологического сознания»: «1) Миф – это обобщение в форме наглядно-чувственных образов, представлений; 2) В мифе не различаются объект и его образ в сознании субъекта; 3) Миф не ищет в природе нового; 4) В мифе не различаются когнитивные и ценностное, смысловые и аксиологические аспекты; миф абсолютно некритичен; 5) Для мифа характера опора не на универсальные категориальные структуры; преобладание умозаключений по аналогии; обобщение на основе подражания; определение предмета по одной его несущественной характеристике; 6) Миф есть средство оживления и поддержки социального родового чувства сопричастности и солидарности»[24]. Сорелевский миф, безусловно, наделен всеми описанными выше характеристиками. Именно эта целостность и делает миф столь необходимым для революционной борьбы. В отличие от всех других орудий построения социализма, только он позволяет включить в себя и пролетариат, и буржуазию. В этом взгляде на миф проявляется то самое буржуазное воспитание, от которого Сорель так и не смог освободиться. Он желает не просто победы пролетариата, а полноценного формирования двух антагонистических классов, каждый из которых наделен высшими моральными силами, ощущает себя единым и, главное, способным на исторические свершения. Это своеобразная тоска по морали героев. Миф о всеобщей стачке позволяет обществу достигнуть такого состояния, пробуждая к жизни буржуазную и пролетарскую энергию. В самом центре этого мифа стоит понятие насилия, являющееся самым дискутируемым звеном в этой теории.
Сила, насилие и миф
Жорж Сорель, как мы отмечали, был ортодоксальным марксистом лишь небольшой период своей жизни. На момент написания «Размышления о насилии» он уже был очень далек от классических интерпретаций трудов К. Маркса, читая последнего с точки зрения своей концепции всеобщей стачки, т.е. с синдикалистских позиций. Вместе с тем, понимание государственного принуждения как оторванной от общества «силы» остается для него характерным. Именно поэтому им не принимается идея диктатуры пролетариата, которая воплощает попытку найти рабочему классов начальников, управляющих государством так же, как когда-то буржуазия.
В первый день после революции руководители восстания с необходимостью найдут себя в тех же кабинетах, где раньше заседали их политические и классовые соперники. Получается, что революции обречены на постоянное повторение предшествующего бюрократического опыта. Государственный аппарат является субстанцией, которая обосновывает саму себя, подчиняет и ассимилирует любые революционные движения, направляя их туда, куда ей необходимо. Чтобы показать акцидентный характер государства и его классовость, Жорж Сорель вводит различные термины для обозначения следующих двух процессов: организацию и осуществление господства одного класса над другим французский мыслитель называет силой, а прямые действия революционеров по разрушению этого господства – насилием. Таким образом, победа пролетариата означала бы не просто замену одних хозяев другими, что, как предполагает Сорель, произойдет благодаря диктатуре пролетариата, а построение совершенно иного общества, где сила была бы заменена насилием.
Проведенное Жоржем Сорелем различие имеет огромную эвристическую ценность. Оно помогает задаться вопросом о том, «что же в жестокости заслуживает порицания»[25]? Жестокость (насилие, сила) всегда амбивалентна. Существует легитимная и не легитимная жестокость. И когда мы выносим суждение о ней, необходимо определиться с тем, что же именно мы хотим отвергнуть – сам факт агрессии или его мотив, его проявление, его последствия. Жорж Сорель считает, что пролетарское насилие кардинально отличается от того, что мир увидел после Великой Французской революции. Насилие «может иметь историческое значение только в том случае, если оно есть грубое и ясное выражение классовой борьбы»[26]. Более того, пролетарское насилие способно пробудить энергию не только в классе угнетенных, но и в классе господ. Отвечая силой на насилие, буржуазия обретает себя как класс, находит мораль, утерянную за годы нахождения у власти. Насилие является центральным ядром мифа о всеобщей стачке. Поскольку этот миф функционален, таким же является и его главный элемент. Насилие потому отличается от силы, что четко знает свои границы, оно не пытается поработить, поглотить, истребить. Оно необходимо лишь для одной цели – разрушить аппарат силы. Сорель надеется на то, что пролетарское насилие будет свободно от кровавых проявлений буржуазных революций. Выбрав подобный термин, он заслужил крайне неоднозначную репутацию у интерпретаторов. Однако именно благодаря такому терминологическому аппарату философия Жоржа Сореля помогает анализировать агрессивные, жестокие акты с позиции их принципиальной амбивалентности.
У идей Жоржа Сореля сложная судьба. Борьба за заботу о его могиле между фашистской Италией и советской Россией – лишний пример того, что мысли Сореля находили поклонников в самых разных политических лагерях. Сегодня его «Размышления» должны вызвать в нашем обществе широкую дискуссию о государстве, его силе и ее границах, а так же о месте насилия, совершаемого против государственного аппарата.
[1] Парамонов Б. Жорж Сорель и Достоевский: жизнь по групой воле [Электронный ресурс] // Радио свобода: - http://www.svoboda.org/content/article/24955774.html.
[2] Там же.
[3] Такой анализ можно найти, например, у М. Антлиффа. См.: Antliff M. Bad Anarchism: Aesthetisized Mythmaking and the Legasy of Georges Sorel // Anarchist Developmants in Cultural Studies – 2011 - №2
[4] Жвания Д. Иррациональный социализм Ж. Сореля [Электронный ресурс] // Новый смысл - http://www.sensusnovus.ru/analytics/2012/08/29/14287.html.
[5] Сорель. Ж. Размышления о насилии. М.: Фаланстер, 2013. С. 129.
[6] Барт Р. Мифологии. М.: Академический Проект, 2008. С. 265.
[7] Там же. С. 271.
[8] Леви-Стросс К. Структурная антропология. М.: Академический проспект, 2008. С. 242.
[9] Сорель Ж. Указ. Соч. С. 130.
[10] Там же. С. 138
[11] Там же. С. 137
[12] О влиянии Ж. Сореля на А. Грамши см. Antliff M. Bad Anarchism: Aesthetisized Mythmaking and the Legasy of Georges Sorel // Anarchist Developmants in Cultural Studies – 2011 - №2.
[13] Сорель Ж. Указ. Соч. С. 139
[14] Благодаря мифу о всеобщей стачке «пролетариат организуется для битвы, явственно отдаляясь от всех остальных частей нации, рассматривая себя как основную движущую силу истории, подчиняя все социальные соображения идее борьбы». Там же. С. 165.
[15] Там же. С. 237.
[16] Сорель Ж. Указ. Соч. С. 138.
[17] Там же. С. 143.
[18] Там же. С. 148.
[19] См. Альтюссер Л. Идеология и идеологические аппараты государства. [Электронный ресурс] // Журнальный зал – http://magazines.russ.ru/nz/2011/3/al3.html.
[20] Сорель Ж. Указ. Соч. С. 148.
[21] Кожев А. Идея смерти в философии Гегеля [Электронный ресурс] // Библиотека журнала «Логос» – Режим доступа: http://anthropology.rinet.ru/old/library/kojev3.htm.
[22] В этом и сущностное отличие монолога от диалога. Последний всегда связан с чем-то еще, первый только с самим собой.
[23] Сорель Ж. Указ. Соч. С. 128.
[24] Найдыш В.М. Философия мифологии XIX - начало XXI в. М.: Альфа-М, 2004. С. 464-469
[25] Сорель Ж. Размышления о насилии. М.: Фаланстер, 2013. С. 187.
[26] Сорель Ж. Там же. С. 93
Теги: Социальное
Автор: Александр СУРКОВКомментарии (16) 07.07.2013