Путевые дневники А. И. Михайловского-Данилевского / Публ., [вступ. ст. и примеч.] А. И. Сапожниковой // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1999. — С. 63—67. — Из содерж.: Михайловский-Данилевский А. И. Путешествие по Гарцу в октябре месяце 1809 года. — С. 64—66. — [Т.] IX.
В конце XVIII — начале XIX вв. Геттингенский университет был одним из самых известных в Европе, его профессора славились своей ученостью, а библиотека считалась одной из лучших в Германии. Русские студенты появились здесь уже в 80-е гг. XVIII в., среди них были братья Г. П. и М. А. Милорадовичи. В начале XIX в. русских в Геттингене стало больше, до 1807 г. в университете учились А. И. Тургенев, В. И. Фрейтанг, А. С. Кайсаров и др.
Летом 1808 г. двенадцать лучших выпускников Санкт-Петербургского педагогического института были посланы на казенный счет заграницу для усовершенствования в науках. Впоследствии они должны были занять профессорские кафедры в создававшемся тогда Санкт-Петербургском университете. Большинство молодых людей приехало в Геттинген: И. К. Кайданов, М. Г. Плисов, А. П. Куницын, Н. И. Бутырский, Н. Воронковский, И. Кастальский, Ст. Подзорский. Трое были посланы Московским университетом: А. В. Болдырев, Ф. Я. Ранд, Р. Ф. Тимковский*. Одновременно с ними, но за свой счет в Геттингене учились Н. И. Тургенев, П. П. Каверин, А. И. Михайловский-Данилевский и С. В. Михалков.
В октябре 1809 г. Михайловский-Данилевский и Михалков путешествовали по Грацу — горной местности между реками Заале и Лейна в Северной Германии. В подражание «Письмам русского путешественника» Н. М. Карамзина Михайловский-Данилевский составил путевые дневники, сохранившиеся в его архиве (РНБ. Ф. 488. Д. 34. Л. 1—10).
Александр Иванович Михайловский-Данилевский (1789—1848) начальное образование получил в петербургском училище св. Петра в 1798—1806 гг., одновременно числясь на службе в Государственном заемном банке. В ноябре 1807 г. он вышел в отставку с чином титулярного советника и уехал в Геттингенский университет, где проучился три семестра в 1809—1811 гг. Впоследствии он получил известность как военный историк и дослужился до чина генерал-лейтенанта.
Сергей Владимирович Михалков (1789—1843) поступил в 1801 г. унтер-офицером в лейб-гвардии Семеновский полк, участвовал в войнах с наполеоновской Францией в 1803 и 1806—1807 гг. Отличился при Аустерлице и Фридланде, был награжден орденами. В 1808 г. уволен по болезни в отставку в чине подпоручика и вскоре уехал заграницу. Михалков прибыл в Геттинген из Парижа летом 1809 г. При занесении его имени в матрикулы университета была допущена неточность в отчестве («J.», т. е. Иванович)*, отсюда она перекочевала в комментарии к опубликованному дневнику Н. И. Тургенева. По возвращении на родину С. В. Михалков служил на выборных должностях — почетным смотрителем уездного училища г. Рузы и рыбинским уездным предводителем дворянства в 1836—1839 гг.**.
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ГАРЦУ В ОКТЯБРЕ МЕСЯЦЕ 1809 ГОДА
Остероде, октября 13.
Геттингенские студенты имеют обыкновение один или два раза во время нахождения их в университете побывать на Гарце, находящемся в недальнем от оного расстоянии, почему и я, с земляком моим Сергеем Владимировичем Михалковым, вознамерился сделать сию прогулку, чтобы осмотреть красоты природы Гарца и иметь понятие о тамошних горных работах. Мы путешествуем философами, у нас по нескольку талеров в кармане и по посоху в руке. Товарищ мой, будучи хорошим минералогом, не может дождаться той минуты, когда мы достигнем до рудников, и вчера во всю дорогу каждый домик, видимый вдали, он принимал за горный завод. Мы находимся теперь у подошвы Гарца в местечке Остероде, смотрим из окон на синеющиеся горы, по которым завтра начнем наше путешествие. Гарц разделяется на Верхний и Нижний; на Верхнем щитается до двадцати пяти тысяч жителей, которые все питаются от работ, производимых ими в рудниках. Они занимались прежде скотоводством и только за четыре года начали упражняться в земледелии и садить, так как говорят немцы, den Heiland unserer Zeit***, т. е. картофели.
Подле нашего дома находятся развалины замка, о которых рассказывают следующее: герцог, коему замок в старину принадлежал, любил страстно свою супругу. Молодой прекрасный князь Штауфенбург умел ей понравиться, и страсть его награждалась взаимным пламенем. Герцог был в отлучке, а беззаботливый князь наслаждался любовию в объятиях своей прекрасной. Неожиданно возвращается герцог домой, узнает неверность супруги, спешит в погреба, находившиеся под замком, наполненные порохом, который он своею рукою зажигает; молодая супруга его с своим любезным и он сам погребаются под развалинами.
Клаусталь, октября 14-го
Оставя рано ночлег, пустились по горам, густой туман позволял едва нам видеть еловые леса, по которым шла наша дорога. Мы встретили одного говорливого, приветливого человека, он нам объяснял обстоятельно, каким образом нам устроить план путешествия, а когда мы его спросили, есть ли хорошие квартиры в Клаустале, местечке, где мы располагались ночевать, то получили в ответ: «Государи мои, дом мой к Вашим услугам». Товарищ мой покашлял, я посмотрел на него, и оба мы не могли понять, каким образом слово о гостеприимстве завернулось на языке у немца. Скоро мы были выведены из недоумения, ибо пришедши в город, и увидя трактирную вывеску у большого дома, незнакомец нас туда пригласил, сказав, что он хозяин этого дома. Сего дня, вставши поутру, мы подошли к окну; увидели город, разбросанный на бугорках, все дома деревянные, чему нет примеров в Германии. Выпадший ночью снег покрывал улицы и кровли, вдали видны были необработанные поля, а за ними густой лес, мы подумали, что мы в России. Город Клаусталь есть главный на Гарце, здесь работают до тысячи человек, живет начальник заводов, и находится казначейство, в которое поступают казенные доходы, составляющие в год около пятидесяти тысяч талеров.
Сначала мы осматривали монетный двор, потому более примечательный, что в других землях видеть их совсем неможно, или, по крайней мере, с великими затруднениями. И здесь не показали нам всего; мы видели три комнаты, смотрели, как в одной широкие серебряные прутья кладутся под машину, которая их прижимает и вырезывает по данной величине круги для монеты, которые перемывают потом в солоноватой воде, отчего они получают вид гораздо белейший; а потом кладут на монеты гербы или клеймо.
Из многих шахт или отверстий в горах, здесь находящихся, самая богатая руда достается из так называемой Доротеи, ибо каждая шахта имеет свое имя. Мы решились спуститься под землю. Надобно было скинуть наши сертуки, на нас надели холстинные замаранные куртки, на голову шапки; двое рабочих взяли по лампаде; открыли с пола доску, и мы увидели отверстие, только так великое, что можно было пролезть в оное одному человеку. Темнота была ужасная, и при свете лампад мы могли только видеть весьма узкую деревянную лестницу, по которой мы начали сходить. Ступеней чрез двадцать дошли мы до низу лестницы, и, поворотив в яму, подобную первой, увидели новую лестницу. Ничего нельзя было разглядеть, кроме больших насосов, служащих для вытягивания воды из рудников, и бывших в беспрестанном движении. Поминутно становилось свежее; лестницы, за которые крепко надобно было держаться, были покрыты грязью, и на нас капала вода; наконец, опустившись около восьмидесяти сажень, очутились мы в первой галерее, где есть примечательные рудники. Ходы в горах, судя по количеству земли, поддерживаемы в некоторых местах бревнами, в других вырыты или просечены просто наподобие сводов. Вышина их такова, что почти везде можно ходить прямо, не нагибаясь, а в ширину они имеют около двух аршин. Минут через десять мы дошли до того места, где теперь открывают руду; прекрасно смотреть, когда осветят лампадою жилы, в коих видны частицы серебра или свинца. Взявши по кусочку руды на память и полюбовавшись работами, мы пошли назад; нам предлагали спуститься еще пониже, ибо в сей шахте двести сажень глубины, но мы не приняли сего предложения. Сказывают, что чем ниже спускаешься, тем становится сырее, а в иных местах надобно ходить на четвереньках. Мне весьма было приятно увидеть дневной свет, хотя я не более полутора часа провел в подземелье.
Когда достанут руду из земли, то перемывают ее и толкут, потом бросают ее в деревянные, покатые ящики, заливают водою, земля стекает, а горная руда, которая тяжелее земли, остается. Отсюда повели нас в место, где выплавливают металлы. Надобно знать металлургию, чтобы понять, что тут происходит. Я видел много печей, видел бездну свинца с серебром и невзирая на рассказы вежливого офицера, который нас водил, приобрел немного новых понятий. Мы провели целое утро в сем занятии, дождь шел со снегом; земля была сыра; и потому теперь с приятностию пьем стакан пуншу. Завтра поутру идем на Брокен, то есть на высочайшую гору Гарца.
Брокен, октября 15-го
В восемь часов мы вышли из Клаусталя и видели беспрестанно горы, рудокопки, горных жителей и работников. После полудня мы проходили часа с два по ужасным болотам, так что во все время вода была по колени. Нас подкрепляла мысль увидеть самую возвышенную гору Германии и место, воспетое многими славными потомками Германа1 и Витекинда2. Сначала видно было много еловых, весьма густых лесов, где мы не встречали не только ни одного человека, но даже не видали ни одной птицы. Мало помалу становились леса реже, и мы были окружены одними кустарниками, и какой русский не обрадовался бы с нами вместе, увидя в кустарниках плоды своего отечества: бруснику, клюкву и чернику. Проводник наш, добрый Цен, заметя, что мы охотники до сих ягод, беспрестанно ими нас потчевал. Признаюсь, что я не с большим удовольствием срезывал сам в Бургондии виноград, а в окрестностях Неаполя рвал сам апельсины, как здесь искал брусники. Я не буду описывать груды гранитных камней, которые здесь называют скалами. Сопутник мой любовался каждым камешком, находил в ином странным образование кубов, в другом необыкновенный шпат, углекислую известь; и благодаря его наблюдениям мы достигли до вершины Гарцовых гор не прежде шести часов вечера. Воздух, отменно холодный, проникал во все жилы, но вскоре мы увидали трактир, известный под именем Брокенгаус. Willkommen meine Herren*, — сказала нам хозяйка и отвела небольшую комнату, которую можно сравнить с угольною с лежанкою Скотинина3.
Дом на Брокене принадлежит графу Вернигероде4, коего поместья, бывшие прежде независимыми владениями, находятся отсюда в нескольких верстах. В сем доме могут поместиться более ста человек, и он бывает летом беспрестанно наполнен путешественниками. Там найдете все потребности жизни, две служанки с всегдашнею улыбкою и с румяными щеками, подают хороший кофей, накрывают белую скатерть и время неприметно проходит. Разумеется, что за все здесь платят, по крайней мере, тройною ценою. Над домом башня, с которой в хорошую погоду виден с одной стороны Гетгинген, Кассель, с другой Магдебург, и часть течения Эльбы. Мы не могли видеть ничего, ибо был весьма густой туман; однакож мы посетили башню, посидели на скамейках, подле которых круглый марморный5 стол; при хорошей летней погоде должно быть восхитительно встречать здесь восхождение солнца или вечером следовать за последними лучами его.
Вечер провели мы рассматривая книги, в которые вписывают имена свои те, которые посещают Брокен; они наполнены острыми шуточными словами; еще больше приносили нам удовольствия имена наших приятелей и земляков. Сколь жалоб о теперешнем состоянии Германии, писанных истинными патриотами! Из них более всего понравилась мне мысль одного пруссака, который воспоминает о тех временах, когда он посещал сии вершины своего отечества, бывшего еще свободным и непокоренным чужестранцами.6 Он в заключение пишет, что он оставляет родину свою до тех пор, пока не наступит для нее щастливейшие дни. Усладительно видеть хоть одного благородно мыслящего человека между многочисленным народом, переносящим с удивительным равнодушием иго иноплеменников.
Мы предприняли обратное путешествие чрез Ребергерграбен, который некоторые сравнивают с Швейцарией). Я ничего там не видел, кроме покрытых еловым лесом гор, которые бы назвали в Гельвеции буграми. Нет нигде водопадов, даже для ручейков сделаны деревянные ящики, куда стекает вода. И самые малейшие красоты природы стеснены в границах, в которых они совершенно теряют свою цену. А о точках зрения, о прекрасных озерах, роскошной природе, которой вид так приятен в отечестве Теля7, здесь не надобно вовсе думать. Мы ночевали в городке Остероде, а вечером пришли на гору Гейнберг, откуда увидели лежавший в долине мирный Геттинген.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Герман (Арминий) (17 г. до н. э. — 19 г. н. э.) — вождь племени херусков, возглавивший освобождение северо-западной Германии от римлян.
2 Видукинд (Витекинд) (I в. н. э.) — знаменитый вождь саксов в их войнах против Карла Великого.
3 Скотинин Тарас — персонаж комедии Д. И. Фонвизина «Недоросль», первое издание которой вышло в 1783 г.
4 Wernigerode — графский род, которому принадлежало графство Вернигороде в прусской Саксонии, живописно расположенное у северной подошвы Гарца. В 1429 г. это графство перешло к роду Штольберг и стало называться Штольберг-Вернигороде.
5 Русское «мрамор» происходит от греческого — «мармарос (блестящий)».
6 По Тильзитскому мирному договору от 8 июля 1807 г. Пруссия потеряла половину своей территории. Наполеон оставил прусскому королю только старую Пруссию, Бранденбург, Померанию и Силезию. Из провинций на левом берегу Эльбы было создано Вестфальское королевство.
7 Телль Вильгельм — легендарный национальный герой Швейцарии.
Публикация А. И. САПОЖНИКОВОЙ