Сидорова М. В. Вступительная статья: Доносы на Л. В. Дубельта // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2005. — [Т. XIV]. — С. 125—127.
(из материалов секретного архива III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии)
Бытует легенда, что когда А. Х. Бенкендорф, только что назначенный главой политической полиции, попросил у государя инструкцию по управлению жандармским ведомством, Николай I протянул ему платок со словами: «Вот твоя инструкция. Чем больше отрешь слез несчастных, тем лучше исполнишь свое назначение». Прекрасно сознавая, что в условиях произвола бюрократии всех рангов прибегнуть к помощи закона для рядового гражданина было практически невозможно, император и шеф жандармов, организуя III Отделение, видели его как орган «высочайшей опеки» подданных. И действительно, сохранившиеся в архиве жандармского ведомства многочисленные просьбы и жалобы по самым разным вопросам вплоть до бытовых, ярко свидетельствуют, что часто граждане искали защиты от несправедливости именно в этом учреждении. Жаловались не только на соседей, друзей, домочадцев, но часто на власть, бюрократию, чиновничий произвол.
Не считалось зазорным оказывать помощь III Отделению, доводя до его сведения информацию о злоупотреблениях, злоумышлениях, лихоимстве, взяточничестве. Государственным служащим это прямо вменялось в обязанность. Выходя из кадетского корпуса, например, молодые военные давали присягу, в которой значилось: “... ежели что вражеское и предосудительное против персоны Его Императорского Величества или Его Императорского Величества Всероссийского престола наследника, который назначен будет, или Его Величества войск, такожде Его Государства людей или интересу Государственного, что услышу или увижу, то обещаюсь об оном по лучшей моей совести и сколько мне известно будет извещать и ничего не утаить”. К доносительству, как обыденному явлению во взаимоотношениях индивида и государства, относились гораздо более терпимо, чем в более поздние времена.
Каких только доносов не встретишь в делах III Отделения — на знакомых и родственников, на министров и видных государственных деятелей. Встречаются жалобы и доносы и на самих представителей политической полиции. К числу последних относятся и предлагаемые вниманию читателей письмадоносы на начальника штаба Отдельного Корпуса жандармов и управляющего III Отделением Леонтия Васильевича Дубельта.
Первое письмо адресовано самому Дубельту и является своеобразной жалобойдоносом на его же действия и поступки. Автор письма — подполковник штаба корпуса жандармов Александр Дмитриевич Васильев — родился в 1800 или 1801 г., был владельцем 46 крепостных в Коломенском уезде Московской губернии. Вступив в 1821 г. в военную службу, он храбро сражался в составе Ревельского пехотного полка в «компании против польских мятежников», участвовал во многих сражениях, был ранен в голову и грудь и контужен. «За отличие в деле при взятии Варшавских укреплений произведен в капитаны со старшинством и награжден орденом Св. Владимира с бантом», в 1833 г. составил на высочайшее имя записку о Польше и Литве. Записка была замечена, и Васильеву было предложено поступить на службу в корпус жандармов. Он был определен при шефе жандармов Бенкендорфе, и неоднократно посылался последним в ответственные служебные командировки в Сибирские губернии и на Кавказ. В 1837 г. Васильев был послан в Тифлис адъютантом штабофицера по особым поручениям, оставаясь одновременно при шефе жандармов. Давая характеристику своему подопечному, Бенкендорф так отзывался о Васильеве: «Васильев человек самых честных правил и необыкновенного усердия, но само это усердие по особенному взгляду его на предметы должно быть удерживаемо в своих порывах».
«Необыкновенное усердие» Васильева проявлялось в том, что он постоянно присылал на имя шефа жандармов А. Х. Бенкендорфа, а затем А. Ф. Орлова для представления императору всевозможные свои сочинения, записки, исследования, предлагая то переделать грамматику польского языка, то изменить порядки в кадетских корпусах, то сделать какие-то армейские дворянские полки и пр. (ГАРФ. Ф. 109. Оп. 3. Секретный архив. Д. 324), а в 1851 г. представил императору обширный труд «Изложение нравственного состояния всех сословий России и представление верных средств обратить и укрепить их на твердое поддержание монархии». (ГАРФ. Ф. 109. Оп. 3. Секретный архив. Д. 70)*. Составление подобных записок, их подготовка, изложение требовали слишком много сил и средств, а служба отнимала у Васильева значительное количество времени. Он неоднократно обращался с просьбами об отставке, которые Бенкендорф отклонял, мотивируя что «...Васильев всегда был человеком в высшей степени честным, бескорыстным и пламенно приверженным к престолу и Отечеству, но чувства чести и долга соединены в нем с такой пылкостью, что он в действиях своих переходит за пределы надлежащей меры, а ум его видит вещи большей частью с ложной точки зрения и часто в совершенно превратном виде..., я предполагаю ходатайствовать чтобы он не был увольняем Из-подмоего начальства для поступления в другой род службы, дабы тем преградить ему путь к развитию его излишне пылкого, а следовательно вредного усердия».
Эта «излишняя пылкость» и неуравновешенность Васильева заметна и в жалобе на Дубельта. Жалоба была прочитана государем и отдана на усмотрение непосредственного начальника Васильева, т. е. Дубельта. Учитывая упомянутые выше обстоятельства, Леонтий Васильевич «оставил Васильева без взыскания». Донос на управляющего III Отделением интересен не только как образец подобного рода жанра, а прежде всего реакцией на него Дубельта. Он, по своей педантичности и чрезмерной щепетильности, на каждый обидный выпад Васильева в свой адрес поспешил дать объяснения, изложив все в подробной записке на имя начальника III Отделения Орлова. Именно из этой записки мы узнаем многие интересные подробности личной и семейной жизни Леонтия Васильевича, которую всегда сложно проследить по документам официального характера.
Жалоба на командира корпуса жандармов и управляющего III Отделением не сказалась на дальнейшей карьере Васильева. Он попрежнему находился при шефе жандармов, с 1846 по 1853 г. состоял по особым поручениям при начальнике VI жандармского округа (в Тифлисе), затем был переведен из корпуса состоять при Оренбургском и Самарском губернаторах. В 1859 г. ушел в отставку по состоянию здоровья.
Второй донос написан уже на имя молодого императора Александра II, связан с надеждами на перемены в руководстве ведущих органов управления, с «милостями» предстоящей коронации. Донос анонимный, но судя по содержанию, писал его бывший сослуживец Дубельта либо по III Отделению, либо по корпусу жандармов. Боясь разоблачения и преследования, автор написал донос большими печатными буквами, изменив почерк. Дошел ли донос до государя — неизвестно. Никаких помет, никаких сопроводительных надписей и резолюций в деле нет.
Документы публикуются по подлинникам, хранящимся в ГАРФ в фонде III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии (Ф. 109. Секретный архив. Оп. 3. Д. 530, 534). Воспроизводятся с сохранением авторского написания, отдельные слова и фразы, подчеркнутые Дубельтом выделены курсивом.
***
Гедерштерн А. К. Записка А. К. Гедерштерна, 30 января 1845 г. // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2005. — [Т. XIV]. — С. 138.
Записка А. К. Гедерштерна
30 января 1845
Подполковник Васильев, выходя сегодня из кабинета графа Алексея Федоровича, говорил находившимся тут жандармским штабофицерам, “что ему была сильная пытка, но что туча прошла и все кончилось хорошо”. При сем он повторил часть разговора с ним графа, между прочим слова: “разве ты думаешь, что я не знаю, что у меня делается? Для чего же я шеф жандармов? Благодари генерала, что он тебя прощает”, и другие выражения, по которым все убедились, что Васильев подал донос на жандармское управление и на начальника штаба. Негодование, возникшее противу Васильева в товарищах его, которые стыдятся сего названия, сообщилось всем чиновникам 3-го отделения и единогласный отзыв управления есть такой, что если оставление Васильева без строгого наказания делает честь великодушию и доброте сердца генерала Дубельта, то с другой стороны, поступок его Васильева столь неблагороден, что один страх повлечь на себя упрек в неуместном вмешательстве в дела, подлежащие решению начальства, удерживает всех подчиненных графа Алексея Федоровича, просить Его Сиятельства об освобождении их от стыда служить вместе с Васильевым.
Гедерштерн
Гедерштерн А. К. Записка А. К. Гедерштерна, 30 января 1845 г. // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2005. — [Т. XIV]. — С. 138.
Записка А. К. Гедерштерна
30 января 1845
Подполковник Васильев, выходя сегодня из кабинета графа Алексея Федоровича, говорил находившимся тут жандармским штабофицерам, “что ему была сильная пытка, но что туча прошла и все кончилось хорошо”. При сем он повторил часть разговора с ним графа, между прочим слова: “разве ты думаешь, что я не знаю, что у меня делается? Для чего же я шеф жандармов? Благодари генерала, что он тебя прощает”, и другие выражения, по которым все убедились, что Васильев подал донос на жандармское управление и на начальника штаба. Негодование, возникшее противу Васильева в товарищах его, которые стыдятся сего названия, сообщилось всем чиновникам 3-го отделения и единогласный отзыв управления есть такой, что если оставление Васильева без строгого наказания делает честь великодушию и доброте сердца генерала Дубельта, то с другой стороны, поступок его Васильева столь неблагороден, что один страх повлечь на себя упрек в неуместном вмешательстве в дела, подлежащие решению начальства, удерживает всех подчиненных графа Алексея Федоровича, просить Его Сиятельства об освобождении их от стыда служить вместе с Васильевым.
Гедерштерн
Дубельт Л. В. Препроводительная записка управляющего III Отделением Л. В. Дубельта начальнику III Отделения А. Ф. Орлову // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2005. — [Т. XIV]. — С. 127.
Препроводительная записка управляющего III Отделением
Л. В. Дубельта начальнику III Отделения А. Ф. Орлову
Ваше Сиятельство
Милостивый Государь!
Имею честь представить Вашему Сиятельству полученное мною письмо от подполковника Васильева. Обидеть оно меня не могло, ибо едва ли в здравом рассудке может позволить себе писать такие письма подчиненный к старшему! Не менее того, я почел своею обязанностью на всякое обвинение изложить мои опровержения, и, ежели оные не будут признаны Вашим Сиятельством основательными и достаточными, в таком случае да будет мне дан суд и правда.
С глубоким почтением и преданностью, имею честь быть, Вашего Сиятельства, покорнейшим слугою
11 декабря 1844
Л. Дубельт
Васильев А. В. Письмо Дубельту Л. В., б. д. («Милостивый Государь Леонтий Васильевич! Решаюсь писать к Вам вполне прямо...») // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2005. — [Т. XIV]. — С. 127—130.
А. В. Васильев — Л. В. Дубельту
Милостивый Государь
Леонтий Васильевич!
Решаюсь писать к Вам вполне прямо, необходимо однажды высказать все. Вы не любите меня и хотя обнимаете подчас, говоря о дружбе, расположении старика Д(убельта), но я знаю очень основательно как должен быть осторожен от этой ласки; много раз Вы собирали удар, чтобы сгубить меня, и право, я должен верить в какое-то предопределение, что до сих пор Вам не удалось истребить меня, а мне при шести просьбах об увольнении и переводе не удалось избегнуть Вас.
Давно ли при жалобе на меня глупейшего из носящих генеральские эполеты, делающего своею глупостию упрек своему титулу и чину, Вы, вместо того чтобы защитить своего офицера, обрадовались случаю сгубить меня, хотя вероятно сами в душе смеялись глупостям К(нязя) Б(елосельского) Б(елозерскому), циркулярно приписывавшего уважаемого Министра, но (мотеринана) (так в тексте), встречать священником в ризах, с колокольным звоном, со святою водою, причетником быть выстроенными в шеренгу, жандармам, на болотах, подъезжать с рапортом в курц галоп с левой ноги, а полковникам отрапортовав формулу, не говорить ни слова более, но Вы, вместо вразумению князю его глупости (он и не пошел бы далее), Вы поспешили, собрав все грешные мне обвинения, представить их не знавшему меня графу Алексею Федоровичу1 (по гордости моей я не хотел никогда просмотреть этих обвинений. Но Вы знаете их вздорность и грешность, однажды я просмотрел их). Все это рассказал мне сам князь, а он слышал кажется от М. Влад., впрочем, хорошо не знаю от кого, я также наскуча себе защищением от Вас, злого человека, и от глупца Б(елосельского) Б(елозерского) прочил назначения себе в Псков, но Ваше неправосудие, готовившее это место, быть может столь же полезному созданию, как М. Козлов, отказало мне — жребий был брошен не мною, а Вами и я был бы дурак, если бы не стал на ту скользкую точку, на которой стою теперь; я могу соскользнуться, но буду гибнуть не один, мне Вы поверите, когда скажу, что пойду к Государю. Вы невзлюбили меня за то, что я вошел в корпус не Вашим творением, а собственным поступком и волею Государя, за то что со всем чистодушием, вполне чуждый и понятия об интригах, став подле моего шефа, я действовал неуклонно честно и часто противно Вашей воле (как в деле к(нягини) Шаховской, в деле чиновника, растлившего ребенка и других), у меня хранится две подписанные шефом бумаги (мною заготовленные), которые Вы разорвав прислали ко мне; но все это было делом только Вашего себялюбия, Вам хотелось овладеть шефом... но Вы были еще добрый человек, пока не овладел Вами самими Ваш сатана, Вер(деревский)2:, адъютант (другой Вер(деревский): по крайней мере не наш и действует невидимкою, я мало его знаю — в городе, будто он работал за Вас) низкопоклонник, интригант, человек с подлейшей душою, аферист, атаман картежной шайки, тайный шпион, одним словом гадина, он развил вашу аферность, он развратил весь штаб Ваш, он так думаю я, указал Вам средство поживления с унижением блестевшего имени рыцаря чести графа А(лександра) Х(ристофоровича)3; несчастные акции (их перепродажа, а в некоторых Вы имели за продажное покровительство даровые паи) распалили Ваше корыстолюбие и под конец Вы не знали уже границ ему, покупка у сумасшедшей имения, фальшивые займы и пр. пр. — все пошло в ход — и глядя на Вас все вокруг зааферничало, штабные чины начали издавать журналы, статьи, портреты, романы, альманахи (в последних так грешно запугали шефа) рассылая принужденные подписки губернаторам и всем чинам и тем пред всеми омерзили корпус. На всех штаб и обер-офицеров корпуса этою подпискою наложили дерзкую и гнусную подать; живой грабеж пошел кругом, штаб-офицеры в губерниях стали явно брать взятки, проявилось в корпусе даже разбойничество. Вол(ковский)4: старший адъютант в корпусе жандармов, которого Вы так любили, известный черный аферист, уличается в фальшивом завещании, даже в убийстве; даже Ваш Марко5 последуя общему примеру положил амбарго на вход к Вам — без 25 руб(лей) не было средства переговорить с Вами. Бедный граф А(лекасандр) Х(ристофорович)! Вы преступно заставили честных людей не жалеть, а радоваться его кончине.
Честные люди бежали из корпуса (отряхая прах с ног своих) или крылись в дали, оставались на виду я да глупцы; — я, потому что судьба так хотела (6 раз я подавал переводы), глупцы, Куш(ининников)6: как дойная корова, Конке(вич)7: как ваш управитель и слепой исполнитель Вашей воли т. п.
Развив пред Вами малейшую часть того свитка, который некогда грозно разовьется пред Вами (но Вы этому не верите, Вы ведь некогда во времена масонства славились атеизмом) лучше обращусь к настоящему. Последний поступок Ваш со мною, заставил меня взять свои меры, при них я убедился что Вы очень худовидимы весьма многими.
Но Вы, неотъемлимо человек деловой и умный; при новом порядке вещей сумеете разыграть роль Аристипа8 и может быть, удержитесь на месте, знаю что Вы сумеете так же понемножку и тайно вредить мне и не уверен, чтоб Вам не удалось подкопать подо мною землю; моя стремительность в деле пользы царства, моя презрительность к сетям, которым негодяи путают ноги честных людей, может дать случай жестоко повредить мне, я решился этим откровенным письмом переговорить с Вами, дослушайте, не вредите более мне, если же успели уже навредить, то развредите, теперь идет спор о том, как поступают с уличенными разбойниками; назло мне Вы поддерживаете постыдное, грешное, вредное умствование, нежничать с ними и дозволяя им не давать ответов, скрывать сообщников и пристанодержателей.
Остановитесь! — или против Вашей тайной вражды, завраждую я явно, обдумайте что при Царе нынешнем, при министрах: графе Орлове, князе Волконском9, кн(язе) Васильчикове10 и Перовском11 дельная мысль найдет защиту против злодейства, знайте, они все не любят Вас, это знаю я, со всеми с ними говорил я, прибавьте к этим лицам Е(го) В(ысочество) М(ихаил) П(авлович)12: слыхали Вы остроту о Вас?*.
Еще представьте мне действовать против раскольников — как рыцарь чести выйду на бой с этим Государственным злом, с этим губительным чудовищем — не защищайте их более — довольно. Я знаю старые отношения к Вам Екатеринбургских и других раскольников.
Кончаю письмо просьбою, чтоб первая бумага шефа, которую получу после 1-го декабря была приятна мне, из ее предписания по № 2450 я уже вижу начало Вашей работы.
Если же увижу противное, то (мне после этого письма нет отступления) я пошлю копию ко многим... — они дойдут до рук Царя. Но уверенный, что Вы при дельности своей можете для своих выгод быть и делателем добра, я подчинюсь своему чину (Вам же я обязан за 7 лет капитанства, помню как Вы представяли Вер(деревского): мимо меня в майоры, находя необходимостию для пользы Царства скорее возвысить его (слова представления), но подчиняясь своему чину по прежнему при встрече и на бумаге буду с глубочайшим высокопочитанием и преданностью Вашим
Покорнейшим слугою
Александр Васильев
Дубельт Л. В. Объяснительная записка Л. В. Дубельта А. Ф. Орлову // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2005. — [Т. XIV]. — С. 130—137.
Объяснительная записка Л. В. Дубельта А. Ф. Орлову
Выражение Васильева
Я должен верить в какое-то предопределение, что до сих пор вам не удалось истребить меня; а мне, при шести просьбах о увольнении и переводе, не удалось избегнуть вас.
Ответ Дубельта
Подполковник Васильев действительно просил несколько раз покойного графа Бенкендорфа о назначении состоять по кавалерии, изъявляя неудовольствие, что ему не дают никаких поручений, граф Бенкендорф видя в нем человека опасного, по пылкости его характера и по необходимости держать его всегда в виду, для отнятия у него средств быть вредным по той же необузданной пылкости, не изъявил на сие согласия. При определении Васильева в корпус жандармов, граф Бенкендорф собственноручно написал на одном письме Васильева: «Il faut le porter, cependant, sur vos tablettes. C’est un amourpropre qui peur lui faire des sottises*».
В том же письме Васильев жалуется на полковника Веймарна13 (ныне генерал-адъютанта) между прочим за то, что Веймарн отозвался об нем графу Клейнмихелю14 как о хорошем офицере по фронту, но столь бестолковом, что ему нельзя сделать никакого поручения.
Выражение Васильева
Давно ли при жалобе на меня глупейшего из носящих генеральские эполеты, делающего своею глупостью упрек своему титулу и чину, вы, вместо того, чтоб защитить своего офицера, обрадовались случаю сгубить меня, хотя вероятно сами в душе смеялись глупостям К. Б. Б. (князя Белосельского-Белозерского), вы вместо вразумления князю его глупости, поспешили собрать все грешные мне обвинения, представить их незнавшему меня графу Алексею Федоровичу.
Ответ Дубельта
Князь Белосельский представил копии с рапортов к нему Васильева, и находя, как рапорт тот, так и вообще все действия Васильева неуместными, просил о назначении вместо Васильева другого штабсофицера. Это желание разделял и граф П. А. Клейнмихель. Как в рапорте Васильева он сам просит заменить его другим штабсофицером, то на его место и был назначен подполковник Виланд15.
На счет же неприличных выражений в рапорте Васильева снисхождение к нему было так велико, что не сделано ему даже и замечания.
Выражение Васильева
Вы не взлюбили меня за то, что я вошел в корпус не вашим созданием, а собственным поступком и волею Государя, за то, что я действовал неуклонно, честно и часто противно вашей воле, как в деле княгини Шаховской, в деле чиновника, растлившего ребенка. У меня хранятся две подписанные шефом бумаги (мною заготовленные), которые вы, разорвав, прислали ко мне.
Ответ Дубельта
Я всегда старался по возможности умерять его пылкость, давая ему всегда самые благие советы, он считал и считает это неискренностью, против этого нет и возражения, но пусть сам укажет: был ли когдалибо совет мой и наставление несогласны с законами, честностью, благоразумием и кротостью и оскорбляли ли они когда-нибудь его самолюбие?
Дело княгини Шаховской ни в штабе, ни в 3-м отделении не производилось, не понимаю, о каком он говорит. В архиве 3-го отделения видно одно только донесение С(анкт)-Петербургского гражданского губернатора Храповицкого16, что за 10 лет перед сим, в октябре 1834 года, на даче княгини Шаховской, под комнатою, в которой княгиня имела всегдашнее пребывание, последовал пороховой взрыв. Об этом происшествии следствие производила здешняя полиция, и об оном доложено было Его Величеству в числе происшествий.
О деле чиновника, растлившего ребенка, ни я, ни чиновники 3-го отделения теперь не могут дать никакого объяснения. Есть несколько подобных дел, но о каком говорит Васильев — неизвестно, и потому необходимо спросить его, о каком именно чиновнике говорит он.
Помню, что Васильев поднес графу Бенкендорфу к подписи две бумаги; помню и то, что они заключали в себе нечто противное существующим узаконениям, я доложил об этом покойному графу и он сам изорвал их. Изорванных же бумаг я к Васильеву не посылал и мне неизвестно, каким образом они достались ему. Обстоятельство это можно и должно будет обнаружить, когда он возвратится.
Выражение Васильева
Вы были еще добрый человек, пока не овладел вами ваш сатана адъютант Вердеревский, низкопоклонник, интриган, человек с подлою душою, аферист, атаман картежной шайки, тайный шпион, одним словом гадина. Он развил вашу аферность, он развратил весь штаб ваш, он указал вам средства наживления. Несчастные акции (их перепродажа, а в некоторых вы имели, за продажное покровительство, даровые паи, покупка у сумашедшей имения, фальшивые займы — все пошло в ход) и глядя на вас, все вокруг зааферничало: штабные чины начали издавать журналы, статьи, портреты, романы, альманахи, рассылая принужденные подписки губернаторам и всем чинам. На весь штаб и обер-офицеров этою подпискою наложили дерзкую и гнусную подать. Живой грабеж пошел кругом: штаб-офицеры в губерниях стали явно брать взятки, проявилось в корпусе даже разбойничество. Вол. (Волковский) старший адъютант в корпусе жандармов, которого вы так любили, известный, черный аферист, уличается в фальшивом завещании, даже в убийстве. Даже ваш Марко, последуя общему примеру наложил амбарго на вход к вам, без 25 рублей не было средства переговорить с вами.
Ответ Дубельта
Вердеревский был старшим адъютантом и, как человек в высшей степени к письменным делам способный, по ходатайству графа Бенкендорфа, произведен был в майоры. Впоследствии действительно было замечено мною в нем неискренность и наклонность к оборотам, хотя не противозаконным, но на службе в жандармах неуместным. Я воспользовался первым его желанием быть отчислену по кавалерии и таким образом он удален был из корпуса. Дел с ним кроме чисто служебных, я никогда и ничем не имел; не знаю даже, в чем состоят его оборотные дела. Он конечно уверит, а я уверяю честию, что Вердеревский никогда не уделял мне и не посмел бы сделать спекуляционных предложений, так, что ни с ним, ни через его посредничество, я никаких дел не имел и не имею. Один только раз, когда я вошел в золоносную комапанию г-жи Толстой и Зотова, я просил его занять для меня 20 т(ысяч) руб(лей) ас(сигнациями), на уплату за предназначенные мне паи. Это было в 1840-м или 1841-м году, он был уже в отставке и достал мне эту сумму у чиновника заемного банка Бутвиловского, сумма сия уже уплачена.
Васильев говорил о покупке мною у сумашедшей имения. Полагать должно, что он говорит об имении Дудиной-Барковской. У этой женщины родственники хотели взять имение в опеку, под предлогом, что она лишена рассудка. Она лет семь тому назад приехала в Петербург и подала жалобу на своих родных. Государь приказал ее освидетельствовать и повелел, чтобы при этом свидетельстве находились Арендт17 и я. Свидетельство происходило в губернском правлении, при губернаторе Жемчужникове18, предводителе дворянства князе Долгоруком19 и других чиновниках; всех свидетельствовавшихся было тринадцать и все признали Дудину-Барковскую не сумасшедшею, но только женщиною в высшей степени необразованною, — и за тем имение оставлено было в ее владении. Несколько времени спустя разнеслись слухи, что будто бы я купил у нее имение. Это неправда — и не покупал и даже не торговал ее имения и мне неизвестно, в чьем владении оно ныне находится. Вероятно, эта молва внушила Васильеву мысль, что имение Дудиной куплено мною. Купленных моею женою20 имений два: 200 и 100 душ, куплены у Благова и Пефта, куплен ею еще дом21, который она мне подарила. На эту покупку мы заложили наше родовое имение22, около 1000 душ, продали дом в Москве, по наследству нам доставшийся23 и заняли деньги у Нимфодоры Семеновны Лестрилен, урожденной Семеновой и почетного гражданина Сапожникова, чрез посредничество генерала Ростовцева24. Также сделан был мною заем 1000 т(ысяч) руб(лей) у покойного барона Стиглица25, как для сих покупок, так и для уплаты за паи на золотые прииски — и заем сей уже выплачен.
Акций у меня решительно никаких нет. Лет десять или одиннадцать тому назад было у меня несколько акций на застрахование жизни, которое назначил для меня граф Бенкендорф, за которые я заплатил тогда их законную ценность и мною были проданы с ущербом. Были у меня акции еще на Шильдеровское пароходство, за которые я внес чистыми деньгами генерал-адъютанту Шильдеру26 и которые также утратили совершенно свою ценность и нанесли мне большой убыток.
Есть у меня пай на золотые россыпи: семь Высочайше утвержденной компании, составленной в 1834 году князем Чернышевым27, графом Бенкендорфом (впоследствии передавшим свои паи за первоначальную цену), Адлербергом28, Позеном29, Брискорном30 и Львовым31, и за эти семь паев я внес чистого капитала 16 100 руб(лей) ас(сигнациями).
Есть у меня 10 паев в компании г-жи Толстой и Зотова, за которые я внес Зотову 20 тыс(яч) руб(лей) ас(сигнациями).
Есть у меня 1 ? пая в компании сенатора Жемчужникова и князя Дундукова-Корсакова32, за которое я внес 1600 руб(лей) ас(сигнациями).
Было у меня несколько паев в компании графа Эссена33 и графа Штембок-Фермора34, за которое я заплатил 3 т(ысячи) р(ублей) ас(сигнациями) графу Штембок-Фермору и за ту же цену продал их ему же обратно.
Есть у меня 10 паев в компании графа Бенкендорфа, графа Нессельроде35, Якобсона36 и Бенардаки37; на прииски в Верхнеудинском округе, за которые я заплатил 9 т(ысяч) руб(лей) ас(сигнациями).
Таким образом акций у меня нет, а за все мои паи на золотоносные прииски, я вносил чистыми деньгами и не имею и не имел ни одного дарового пая.
Штабные чины журналов, статей и романов не издавали, но три года был издаваем, с согласия графа Бенкендорфа, моим адъютантом Владиславлевым38 альманах39 в пользу детской больницы. В эти три года чистой прибыли получено было 20 т(ысяч) руб(лей) ас(сигнациями), которые переданы в детскую больницу.
Десять лет тому назад точно был разослан по корпусу мною и Львовым портрет графа Бенкендорфа. Это сделано было по желанию служивших тогда в корпусе штаб-офицеров и они внесли за оный по 20 руб(лей) ас(сигнациями). Мой портрет также по общему желанию, отправлен был к ним, без моего ведома.
Рассылка этих портретов и издание альманаха были сделаны с самою невинною и благонамеренною целью и никто не воображал, что в этом действии можно найти черную сторону. Последствия показали противное и должен признаться, что в этих случаях надо поступать с большею осторожностью. Ежели не ошибаюсь, то г(осподин) Васильев не заплатил ни копейки в альманах, ни за портреты.
Насчет того, чтобы штаб-офицеры начали брать взятки, благодаря Бога, в 15 лет моего служения в корпусе, не было ни жалоб, ни даже слухов. В прошедшем году Васильев писал ко мне насчет жандармских штаб-офицеров и граф Бенкендорф официальным предписанием требовал от него положительного донесения. Васильев отмечал: “Пошлите меня “выполнить секретно”, и я представлю факты, а теперь должен сказать, что я имел в виду Жадовского40 и Свечина41; проезжая Россию, я слышал дурное о первом в Архангельской губернии, о втором слышал много горьких упреков в Воронеже, но обоих в лицо не знаю”.
Жадовский и Свечин уже не состоят в корпусе жандармов: первый в отставке, второй по кавалерии.
Волковский был адъютантом Перфильева42. Я никогда близко не был знаком с ним и в жизни моей видел его три или четыре раза. Давно доходили до меня слухи, что он в Москве скупает векселя и этим торгом составляет себе состояние. Об этом я докладывал графу Бенкендорфу и по его приказанию несколько раз писал к Перфильеву об удалении Волковского. Вследствие этой переписки, он отчислен был по кавалерии, и не был уже в корпусе жандармов, отдан под следствие и суд за неблаговидные действия.
Марко — то отставной унтер-офицер, мой дворецкий. Васильев говорит, что он берет по 25 рублей за средство переговорить со мною. Человек сей при мне 25 лет, всегда был честен и таким вот его знают. Я не хотел унижать ни себя, ни его розыскиванем на ветер брошенных слов.
Пусть г(осподин) Васильев, по возвращении, укажет, с кого брал деньги этот старый честный слуга Государев.
Выражение Васильева
Другой Вер. (Вердеревский) по крайней мере не нагл и действует невидимкой. В городе говорят, будто он работает на вас.
Ответ Дубельта
Я работаю ежедневно от двенадцати до шестнадцати часов и в помощи Вердеревского не нуждался и не нуждаюсь. Сагтынский43 и мои сослуживцы знают и видят, выдавал ли я когдалибо чужую работу за свою. Последнее время, около года, Вердеревский не получал жалованья и приискивал себе другое место, почти и не бывал в канцелярии.
Выражение Васильева
Честные люди бежали из корпуса, остались на виду я, да глупцы. Я — потому, что судьбе так хотелось; глупцы Куш (Кушинников), как дойная корова; Конке (Конкевич), как ваш управитель.
Ответ Дубельта
По собранным справкам выбыло в течение 10-ти лет из корпуса 75 человек. Из них 18 — по случаю производства их в генерал-майоры и действительные статские советники; 4 — назначены полицмейстерами; 1 — по ходатайству главнокомандующего действующей армией для назначения членом полевого аудиториата; 1 — по ходатайству командира кавказского корпуса комендантом в Кубу, 3— перешли в комиссариатское ведомство; 2 — переведены в армейскую кавалерию, по случаю переформирования жандармского полка; 2 — назначены дежурными штабофицерами; 4 — перешли к статским делам; 5 — вышли в отставку по домашним обстоятельствам; 13 — по болезни; 5 — уволены со службы по представлению шефа; 4 — по его же представлению переведены в кавалерийские и пехотные полки; 3 — по его же представлению отчислены по кавалерии; 1— отставлен по Высочайшему повелению и 1 переведен в армию за беспокойный характер.
Таким образом, в течение 10 лет вышло из корпуса жандармов по домашним обстоятельствам, то есть, по собственному желанию, только 5 штабс-офицеров, число в отношении ко времени и количеству всех штаб-офицеров корпуса невелико, и я смею думать, что после этого нельзя сказать, как говорит г(осподин) Васильев, что все честные люди бежали из корпуса и что в оном остались только глупцы, да он. Почему Васильев называет Кушинникова дойною коровою, этого ни я, и никто не понимает; тут, если б и хотелось, так нечего выдоить! Что же касается до Конкевича, уже умершего, то он не мог быть моим управителем, ибо в Псковской губернии у меня нет имения. Там есть небольшое имение моей невестки44, и я знаю, что она иногда обращалась к нему с просьбами по рекрутскими наборам.
Выражение Васильева
Вы неотъемлимо человек деловой и умный; знаю, что вы сумеете понемножку и тайно вредить мне. Не вредите больше мне, если не успели уже повредить, если же успели уже повредить, то развредите. Теперь идет спор о том, как поступать с уличенными разбойниками. На зло мне, вы поддерживаете постыдное, грешное, вредное умствование — нежничать с ними. Остановитесь! Обдумайте, что при Царе нынешнем, при министрах графе Орлове, князе Волконском, князе Васильчикове и Перовском дельная мысль найдет защиту против злодейства. Знайте, они вас не любят, это знаю я; со всеми с ними говорил я; прибавьте к этим лицам Е. В. М. П. (Его Высочество Михаила Павловича). Слыхали ли вы его остроту о вас? «Один генерал содержит двух сыновей в кавалергардах из Царского жалования! Купил 1000 душ из Царского жалования! Купил дом из Царского жалования! Проигрывает тысячи — из Царского жалования! 30 т(ысяч) дает актрисе — все из Всемилостивейшего Царского жалования!”
Ответ Дубельта
Вашему Сиятельству лучше известно, желал ли я вредить Васильеву в Вашем мнении. Бумаги Вам я не докладываю, но читаю, а потому решения по оным происходят от Вашего собственного взгляда на дело, а не от моего влияния. Васильев, как вам известно, по данному ему ныне поручению просил развязать ему руки, то есть, дозволить бить арестантов при допросах. Вы на это не согласились, а он называет это моим, назло ему умствованием!
Дальше Васильев говорит, что Ваше Сиятельство, князь Волконский, князь Васильчиков и Перовский меня не любят, и что Его Высочество сказал на мой счет остроту. Сожалею, ежели это правда, тем более сожалею, что я этого не заслуживаю, ни по моему к ним уважению ни по моей 35-летней службе. Что же касается до Его Высочества, то я не хочу и верить, чтобы Он при известновозвышенных Его чувствованиях, мог так отзываться на счет одного из старых, верных слуг Государя. Из царского жалования я не мог бы содержать двух сыновей45 в кавалергардах, купить 1000 душ и дом, играть в карты я никогда не играл и ныне, кроме преферанса, и то редко, ни в какую игру не только не играю, но и не умею играть. Актрисе даю, это правда — но не 30 т(ысяч) р(ублей) бывая у нее прежде довольно часто, теперь почти никогда, давал и даю ей по 400 р(ублей) в месяц. Детей же содержу я и могу содержать потому, что Господь благословил меня хорошим состоянием, ибо жена моя получила в наследство от отца, матери и сестры 1000 душ незаложенных, три дома в Москве и 100 т(ысяч) р(ублей) капитала. Сверх того благополучно развившееся дело золотоносных приисков, к которому я принадлежу, и за участие в коих я платил наличными деньгами, дали мне способ, никогда не утруждая Правительства, и не прибегая к средствам непозволительным, прожить век и прослужить с такою чистою совестью, с какой дай Бог предстать перед Господа и моим недоброжелателям.
Выражение Васильева
Предоставьте мне действовать против раскольников. Как рыцарь чести выйду на бой с этим государственным злом. Не защищайте их больше. Я знаю старые отношения к вам Екатеринбургских и других раскольников.
Ответ Дубельта
В течение всей моей жизни я не имел никакого дела с раскольниками и даже придумать не могу, о каких Екатеринбургских и других раскольниках говорит Васильев. Ему дано поручение истребить разбойников, то и не понимаю, почему он обратил свое внимание на предмет до него не относящийся! Из дел 3-го отделения видно, что по его собственному предложению, в 1838 году, приказано было ему отправиться в те губернии, в которых большей частью имеют пребывание староверы, для тайных розысканий, собственно в полицейском, но отнюдь не в духовном отношении, какие действия раскольников клонятся ко вреду Правительства. Помню, и это может подтвердить тайный советник Мордвинов46, управляющий тогда 3-м отделением, что я предупреждал графа Бенкендорфа, что Васильеву нельзя давать столь важного поручения, и что он встревожит всех и все. Несмотря на это его отправили? Слова мои оказались пророчеством и он был вызван обратно в С(анкт)-Петербург, не только не кончив, но даже и не начав, как должно, данного ему поручения. Не о той ли эпохе говорит он? Но ни в то время, ни впоследствии я не имел ни письменных, ни личных с раскольниками сношений. Только в нынешнем году был у меня три раза Громов просить об обращении внимания на поданные Вашему Сиятельству здешними раскольниками просьбы. Я запретил Громова пускать в дом свой, а просьбам тем не было дано никакого движения. Еще был у меня в июне или в июле месяце московский купец Рагожин, просил защиты московским раскольникам и предлагал мне 60 т(ысяч) рублей. Я с усмешкою отвергнул их и дал ему совет сказать всем раскольникам, чтобы они никому не давали денег, ибо те, которые могут в их пользу что-нибудь сделать, не возьмут с них ни копейки, а те, которые возьмут, не в состоянии ничего сделать для них. Через несколько дней Рагожин опять явился ко мне с тем же предложением и я, с презрением, почти выгнал его из дома. Вот все мои сношения с раскольниками.
Выражение Васильева
Кончаю письмо просьбою, чтобы первая бумага шефа, которую получу после 1-го декабря, была приятна мне. Из его предписания № 2750, я уже вижу начало вашей работы. Если же увижу противное, то я пошлю копии с этого письма ко многим.
Ответ Дубельта
Об этой угрозе предоставлено судить Вашему Сиятельству. Мало знает г(осподин) Васильев, если полагает, что Вам можно подносить бумаги, какие угодно, а не такие, какие Вы сами прикажете.
Выражение Васильева
Вам же я обязан за 7 лет капитанства. Помню, как вы представили Вердеревского, мимо меня в майоры, находя необходимостью, для пользы Царства, возвысить его.
Ответ Дубельта
Вердеревский тогда служил усердно, а Васильев, уже обнаруживший свою неосновательность, не получал никаких, или очень редко, поручений, — и потому весьма естественно, что граф Бенкендорф испросил награду трудящемуся преимущественно перед нетрудящимся.
Помета Л. В. Дубельта: «Граф Орлов и Государь читали и, по желанию генерал-лейтенанта Дубельта, Васильев оставлен без взыскания».
Васильев А. В. Письмо Дубельту Л. В., б. д. («Милостивый Государь Леонтий Васильевич. Приехав на место моей командировки...») // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2005. — [Т. XIV]. — С. 137.
А. Д. Васильев — Л. В. Дубельту
Милостивый Государь
Леонтий Васильевич
Приехав на место моей командировки я целый месяц, не находя никаких средств начать исполнение на меня возложенного, я впал в совершенное отчание, будучи убежден в Вашем нерасположении ко мне, я страдал мыслию, что Вы воспользуетесь неуспехом моим и представите ничтожными все усилия мои. Отчание довело меня до безумства написать к Вам безумное письмо.
Но неожиданно мне попала нить к исполнению порученного, я ожил душою, успех мой превзошел даже ожидания мои — я
счастлив — счастлив тем, что доверие мне сделанное не уронено мною.
И голова моя очистилась, хладнокровнее (нрзб.) вижу, что сделал безумство, я должен был бы чтить Ваши лета, Ваши чины, преимущественные моей долговременности службы и теперь — от искренной души прошу у Вас прощения — буду душевно благодарен, если Вы дадите мне его.
Если останусь в корпусе — на коленях готов Вас умалить: дайте мне средство делать пользу отечеству, оно страдает, зло повсюду, народ дик правосудия и т. п. — откуда же израсти спасению, как не от корпуса жандармов.
Примите повторение в душевном сожалении о моем безумном поступке. Буду искренне рад, если найду в Вас особенное великодушие простить всегда Высокопочитающего Вас Милостивый Государь Покорнейшего слугу
Александр Васильев
По безъименным письмам о генерал-лейтенанте Дубельте, 1856 г. // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2005. — [Т. XIV]. — С. 139—142.
«По безъименным письмам о генерал-лейтенанте Дубельте»
1856 года
Ваше Сиятельство!48
Я был честный чиновник, служил хорошо, имел место, моя племянница воспитывалась в Демидовском доме49. Дубельт обольстил ее, я подал на него просьбу, и что ж, кончилось, что меня выключили из службы, — без суда и следствия, будтобы за нетрезвое поведение и злоупотребление. Я понял, что Дубельт погубил меня; хотел сначала убить его, но подумал, что за этого мерзавца погублю свою душу.
Этот злодей погубил нас обоих. Племянница моя в Распутном доме, а я пишу прошения и этим снискую пропитание, с горя теперь точно пью. Мы оба погибли, но кто нас погубил, тот кто теперь от коронации ждет награды за все гнусные дела.
Я решился обо всем уведомить Царя.
Ваше Императорское Величество
Россия торжествовала, когда узнала, что мерзавец Клейнмихель уничтожен. Для коронации Вашего Величества сделайте еще одно благодеяние для Вас любящей России: уничтожте другого мерзавца — гнусного, подлого инквизитора, эту хитрую, кошачью физиономию Дубельта. Бедный пехотный, армейский штабсофицер, из роду литовской шляхты, а теперь генерал-лейтенант и обвешан орденами, богат, — каменный дом и тысяча душ крестьян. А за что? Как и я он сделал заслуги России, Отечеству, гнусные доносы, и его Шемякин суд, а какими он средствами нажил такое богатство, вот вопрос? Мать50 его была ключницей у Бенкендорфа, а при этом случае и сводничала ему, вот в знак благодарности ее заслуг он перевел из армейского пехотного полка Леонтия Дубельта, штабсофицеришку, который на плечах имел один мундиришко и засаленную шинель, сделал впоследствии штабсофицером по ведомству жандармскому, и вот знаменитый наследник достойной матушки и полез в люди, — какими средствами — ему все равно, — подлость, низость, ему нипочем, это завещал ему батюшка, это с молоком перешло к нему от его матушки. О, я его хорошо знаю, около тридцати лет, это все было на глазах моих, брат мой, умерший в одном из гарнизонных батальонов, подполковником служил с ним в том же пехотном полку, из которого его Бенкендорф и взял к себе, и биографию его хорошо знал, как и я его здешние дела.
Государь правду редко услышит, но Богу все известно, и Он видит, что это истина.
Он меня назвал грабителем, обидел невинно, следствие оправдало бы меня, а он откуда все набрал. Вот правила достойного сановника России, — достославного, знаменитого Дубельта: — вышедши сам из грязи, он взял себе за правило добиваться до своей цели всеми средствами позволительно, и делая подлости, он старается только, чтобы они скрыты были от лиц его высших, на низких же он не обращает никакого внимания и явно делает гнусные дела, — (сколько бедных сирот в Дем(идовском) Д(оме) он лишил невинности, положил начало и теперь они распутные). Хорошо понимая, что его все ненавидят, он этого старался всегда, и старается не замечать, и всегда всем мило улыбается. Но кто его знает, тот понимает, что это улыбка кошки. А что такое 3-е отделение? Вот как его понимает весь город, Дубельт сделал из него грязное судилище. Шемякин Суд, здесь распутная женщина, бросив мужа, или везде задолжавший мошенник сыщет в Дубельте покровителя, лишь бы просила об них какая-нибудь актриса или по причинам ему одному известным из заднего крыльца, он без стыда старается дело уладить и из черного сделать белым. Одним словом, этот мерзавец в душе черен как уголь и марает все, где бы он не был, и к несчатью, от доброго и благородного графа Алексея Федоровича это все было скрыто; этот гнусный человек умеет себя перед ним маскировать. Весь Петербург, Москва и, можно сказать, вся Россия о Дубельте иначе не говорит, как с презрением. Он всегда ездит в карете и прячется от публики в углах ее, чтобы не видеть это общее презрение к нему. Вот причина, почему он под разными предлогами, говорят, и при Дворе на выходах старается не бывать.
Больно подумать, что этот мерзавец в такой чести. А дело Клевенского, история грязная, в которой он участником был. А вот образчик подлости и жадности этого старого мерзавца: прошлую зиму, то есть 1855 года полумпериалы страшно поднялись в цене, за штуку менялы давали по 50 копеек сверху 5 рублей. Что ж, Дубельт и тут не упустил, — однажды я был сам в разменной кассе, публики было много, ей никому более 10 штук каждому лицу не давали; вдруг является его голубой архангел, представляет форменную за его подписью записку для отпуска ему 500. Ему выдают, когда же он уходил с золотом, я обратился к одному из чиновников Разменной кассы и говорю ему: Зачем же вы Дубельту даете по 500, а публике на одно лицо не более 10 золота и 25 р(ублей) серебром не даете. Ну подите же, Дубельт у нас почти через день берет по 500 и по тысяче золота, неужели он столько тратит через день на казенные дела, а когда курс золота и серебра был ровен с кредитными билетами, то он ни того, ни другого вовсе не брал. Тут одно неизвестное лицо указало мне на одного менялу, — спросите у него, ему это известно; и что же узнаю я в последствии: у г(осподина) Дубельта есть лицо, которому он поручил передавать менялам золото, и вот уже от него менялы несколько тысяч перебрали, платя по 400 р(ублей) за тысячу штук и по 60 руб(лей) за 1000 руб(лей) серебра. Это истина, и можно в разменной кассе взять его записки, из которых можно видеть, сколько он в короткое время перебрал тысяч золота. Я думаю, это известно не только Ростовцеву, но и г(осподину) М(инистру) Ф(инансов)51, а теперь он золота и серебра вовсе не берет из Разменной кассы, когда курс монеты с кредитными билетами стал равен. Вот и тут этот мерзавец хотел поживиться, а по этому образчику можно судить и о прочих делах его. В комиссии прошений, на лестнице, слышал я однажды следующий между старушками разговор: говорят — Царь дает Дубельту деньги для раздачи бедным, только он так, как здесь бедным старухам ничего не дает и просьбы отказывает, а попроси молодая хотя распутная девка, в особенности из Демидовского, то он сорит царские деньги (он и Турчанинов много наделали распутных из сирот Дем(идовского) Д(ома)). Наконец, кто дал тому мерзавцу самоправно всякое лицо к себе требовать, заставлять к себе являться по нескольку раз, или к Левенталю52, это, говорят, какой-то грубый бурлак, который на всех кричит и стращает своим патроном Дубельтом. Здесь разбирает он дела, до него вовсе не касающиеся. Он в С(анкт)-П(етербурге) как паша в Турции действует, тысячи лиц были им требуемы, по делам которым уже производились в судебных местах, и до него вовсе не касались, и он всегда для какой-нибудь грязной юбки готов из белого сделать черное, и наоборот, это ведь говорят публично чиновники, из многих присутственных мест. Странно подумать, из присутсвенных мест требовать чиновников по пустым каким-нибудь делам отрывать от занятий. Вот, право какое себе Дубельт присвоил — под фирмою тайных политических дел, о которых он узнает тогда, когда тысячи знают. Вот толки в городе, приятель мой рассказывал мне, что однажды приехал к нему один из его голубых архангелов и требовал в 3-е отделение, то есть к господину Дубельту; он отвечал прямо — я себя не чувствую ни в чем виновным против правительства, а ежели буду виновным, то меня не приглашать, а просто арестуют. Дел же до г(осподина) Дубельта никакого не имею. И что после узнал он, что его приглашали к г(осподину) Дубельту по частному делу одной продажной знакомой г(осподину) Дубельту юбки. Конечно, он понимал свои права, и знал, что не может быть, чтобы он получил право турецкого паши от нашего Государя, и знал, что это все скрыто от монарха. Но сколько знаю я лиц, которых он по неизвестному ни для кого праву требовал к себе, вмешивался во все дела, даже частные семейные или долговые, и, словом, для всякой юбки он без совести готов из черного и грязного дела сделать белым и чистым — примеров тому есть тысячи. И добрые русские все это терпели, ибо знали, что монарх этого не знает, ни даже граф Орлов. Удивительно, как за все его подлости и гнусные дела до сих пор уцелела его кошачья образина. Но, государь, на тебя надежда.
Ваше Сиятельство, г(осподин) Дубельт видимо старается достигнуть того, чтобы ему остаться на своем месте. Кажется, чего хочется этому старому псу? Он богат, чернильный генерал, чего еще ему надо? А есть причина. Он хорошо знает, что за ним много черных дел, которые тогда только все обнаружутся, когда его не будет. За эти дела он всеми чиновниками 3-го отделения ненавидим, кроме разве трех или четырех из его клевретов, но до времени все молчат, боясь, чтобы он не сделал зла, а тогда заговорят все, и Вы все узнаете, тогда-то все обнаружится.
Откуда он нажил состояние. Это секретные суммы, которых большая половина переводилась в его карман, кроме других источников. Этому может служить доказательством то, что он забрал у казначея из архива все книги о секретных суммах. За все годы по смерти Бенкендорфа они все отправлены к нему на дом и там остались. Вопрос, зачем он скрыл эти книги от Вашего Сиятельства?
Это известно всем в 3 отд(елении) и все молчат, но это все до времени, все питают надежду, что Бог избавит 3 отд(еление) от этого человека.
Г(раф) А(лексей) Ф(едорович) О(рлов) что он знал? Ничего, или то только, что угодно было Дубельту чтобы ему известно было, в год раз, на полчаса, он был в 3 отд(елении) и потом целый год кроме Д(убельта) никто его не видел, а самые дела, что он ему представлял, — краткие записки, и писал то, что считал нужным докладывать г(рафу) А(лексею) Ф(едоровичу), а истину или скрывал, или запутывал. Обижались многие. Например, у д(ействительного) с(оветника) Попова53 взял экспедицию, а у этого доброго и благородного человека, у которого в одном мизинце более ума и совести и сведения по делам 3 отд(еления), чем во всей голове этой хитрой лисы Дубельта. Г(осподин) Попов редкий и дорогой человек для 3 отд(еления), это фундамент этого отделения, — экспедиция взята у него по интригам.
После Бенкендорфа он попечитель Демид(овского) Д(ома), это просто значит пусти козла в огород. Что он там делает, это один Бог знает, бедные девицы хорошенькие собою, сироты или бедных родителей, при выходе из заведения редкая не сделалась жертвой его сластолюбия, а г(осподин) директор Турчанинов, его главный сводник и подражатель г(осподина) попечителя, за что г(осподин) Дубельт представлял его и ему надавали орденов и чинов, но это скоро обнаружится. Родные некоторых их этих жертв собираются жаловаться Государю. Это говорили мне пара чиновников 3 отделения. Г(осподин) попечитель делает начало, вот они и делаются распутными девками, и таких жертв разврата г(осподина) Д(убельта) в Петербурге есть много, они часто подают прошения ему же о бедности и он сорит на них кабинетные деньги, отпущенные Государем для истинных бедных, которым он большею частью отказывает или дает самую безделицу по 5 р(ублей) не более, а распутным девкам его образования из Д(емидовского) Д(ома) Т(рудящихся) по 50 р(ублей) и более. И что очень уморительтно, что ордера подписывал сам г(раф) А(лексей) Ф(едорович) — разумеется Д(убельт) что-нибудь наговорил ему, и г(раф) А(лексей) Ф(едорович) и верит.
Этот милый попечитель Д(емидовского) Д(ома) Т(рудящихся) ходит туда для одного соблазна, например, он привозит духи и хорошеньким девушкам льет на груди, приговаривая, надо облить, чтобы лучше росли.
О, как эту старую лисицу ненавидят в 3-м отделении — и как рады были назначением Вашего Сиятельства.
Сидорова М. В. Примечания: Доносы на Л. В. Дубельта // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 2005. — [Т. XIV]. — С. 142—145.
1 Орлов Алексей Федорович (1786—1861), участник войны 1812 г, с января 1819 г. командир л-гв. конного полка, с 1836 г. член Государственного совета, с 1856 г. председатель Государственного совета, шеф жандармов и начальник III отделения (1844—1856).
2 Вердеревский Василий Евграфович (1800 — ?), прапорщик л.-гв. Семеновского полка (1820), затем Бородинского пехотного полка 1827 г. уволен от службы по болезни, чиновник в канцелярии по принятию прошений, затем в Департаменте уделов, в 1831 г. член Кронштадской таможни, чиновник особых поручений при дежурном генерале Главного штаба, затем при Главном директоре в Правительственной комиссии духовных дел и народного просвещения Царства Польского, председатель комитета по составлению свода административных законов в Польше, в 1840 г. определен сверх штата в III отделение, в 1844 г. председатель Томской казенной палаты.
3 Бенкендорф Александр Христофорович (1783—1844), граф (с 1832), участник русско-французской (1805—1807), русско-турецкой (1806—1812) и Отечественной войны 1812 г., заграничных походов 1813—1814 гг. В 1819—1821 гг. начальник штаба гвардейского корпуса, член Следственной комиссии по делу декабристов, 1826—1844 гг. шеф жандармов и Главный начальник III отделения С. Е. И. В. канцелярии.
4 Волковский Сергей Александрович, служил в лейб-гвардии Драгунском полку, 1833—1843 гг. адъютант начальника 2-го округа корпуса жандармов С. Перфильева, в 1843 г. уволен в отпуск по болезни, затем зачислен в гусарский короля нидерландского полк, в 1843 г. был обвинен военным судом в причастности к делу о составлении фальшивых документов, осужден на 3 года под арест, после ареста установлен полицейский надзор, воспрещено жить в столице, из службы исключен. Надзор снят в 1856 г., тогда же разрешено определяться в службу.
5 Марко — слуга Л. В. Дубельта.
6 Кушинников Александр Николаевич (1801 — ?), унтер-офицер Кирасирского Ее Императорского Величества полка, в 1830 г. зачислен в штаб корпуса жандармов в л-гв. жандрамский полуэскадрон.
7 Конкевич Матвей Иванович (1785 — ?), помощник экзекутора в инспекторском департаменте Главного штаба, в 1832 г. зачислен в штаб корпуса жандармов с назначением в Псковскую губернию.
8 Аристипп (род. ок. 435 до н. э.), древнегреческий философ-идеалист, ученик Сократа.
9 Волконский Петр Михайлович (1778—1852), светлейший князь, генерал-адъютант, министр императорского двора (1826—1852), генерал-фельдмаршал, генерал-адъютант Александра I.
10 Васильчиков Илларион Васильевич (1775—1847), участник войны 1812 г. и заграничных походов 1813—1814 гг., с 1838 г. командир отдельного гвардейского корпуса, с 1838 г. председатель Государственного совета и Комитета министров.
11 Перовский Лев Алексеевич (1792—1856), участник войны 1812 г., гофмаршал и сенатор, вице-президент Департамента уделов (1828—1840), министр внутренних дел (1841—1852), министр уделов и управляющий императорским кабинетом (1852—1856).
сухопутных кадетских корпусов и Дворянского полка, генерал-инспектор по инженерной части.
13 Веймарн Петр Вильгельм Федорович (1794—1846), флигель-адъютант (с 1829), помощник начальника штаба гвардейского корпуса (с 1831), начальник штаба гвардейского корпуса, генерал-адъютант (с 1834).
14 Клейнмихель Петр Андреевич (1793—1869), граф (с 1839), с 1842 г. министр путей сообщения. Под его руководством построен «Дом трудолюбия», Патриотический институт, новое здание Эрмитажа, Николаевский мост, отстроен после пожара Зимний дворец.
15 Виланд Лаврентий Карлович (1806 — ?), после окончания в 1827 г. института инженеров зачислен в Главный штаб по военному поселению, затем переведен в корпус инженеров военного поселения, в 1832 г. перешел в Духовно-учебное управление Святейшего синода экзекутором и книгохранителем, в 1842 г. зачислен в штаб корпуса жандармов подполковником.
16 Храповицкий Матвей Евграфович (1784—1847), петербургский военный генерал-губернатор, член Государственного совета, генерал-адъютант.
17 Арендт Николай Федорович (1785—1859), лейб-медик.
18 Жемчужников Михаил Николаевич (1788—1865), петербургский гражданский губернатор, сенатор.
19 Долгоруков Василий Васильевич (1787—1858), и. о. президента Придворной конюшенной конторы, обершталмейстер, член петербургского театрального комитета, петербургский губернский предводитель дворянства (1832—1841).
20 Дубельт (урожд. Перская) Анна Николаевна (1800—1853), жена Л. В. Дубельта.
21 Дом Дубельтов находился по адресу: улица Захарьевская, 12.
22 Имеется в виду родовое имение Перских — Рыскино Тверской губернии.
23 Дом достался по наследству от умершей се стры Анны Николаевны — Натальи Никола евны Перской, находился в Арбатской части.
24 Ростовцев Яков Иванович (1803 — ?), генерал-адъютант, адъютант вел. кн. Михаила Павловича, начальник Главного штаба по во енноучебным заведениям, составитель свода законов о военно-учебных заведениях (1837), в 1857 г. назначен членом негласного комите та, с 1858 г. член Главного комитета по крестьянской реформе.
25 Штиглиц (Стиглиц) Людвиг Иванович (1777—1842), придворный банкир.
26 Шильдер Карл Андреевич (1785—1854), военный инженер, участник Отечественной войны 1812 г., русско-турецкой (1828), и польской (1831), в 1826 г. команующий л-гв. саперным батальоном, с 1831—1854 гг. на чальник инженеров действуещей армии в Польше.
27 Чернышев Александр Иванович (1786—1857), граф (с 1826), светлейший князь, генерал от кавалерии, сенатор, член Следственной комиссии по делу декабристов, военный министр (1832—1852), председатель Государственного совета и Комитета министров (1848—1856).
28 Адлерберг Владимир Федорович (1790—1884), с 1817 г. адъютант вел. кн. Николая Павловича, помощник правителя дел следственной комиссии по делу декабристов, министр императорского двора (1852—1872).
29 Позен Михаил Павлович (1798—1871), член-эксперт Редакционной комиссии по выработке проектов реформ 1860-х годов.
30 Брискорн Максим Максимович, член Военного совета.
31 Львов Алексей Федорович (1790—1870), адъютант А. Х. Бенкендорфа, директор придворной певческой капеллы, композитор.
32 Дундуков-Корсаков Михаил Александрович (1794—1869), председатель Цензурного комитета, с 1835 г. вице-президент Академии наук.
33 Эссен Петр Кириллович (1772—1844), граф (с 1833 г.), генерал от инфантерии, участник кампании 1812 г.
34 Стенбок-Фермор, домовладельцы в Петербурге.
35 Нессельроде Карл Васильевич (1780—1862), граф, канцлер, министр иностранных дел.
36 Якобсон Иван Давыдович, директор ауди ториатского департамента Военного министерства.
37 Бенардаки, питейный откупщик.
38 Владиславлев Владимир Андреевич (1806—1856), чиновник Департамента полиции исполнительной МВД, затем ротмистр Бугского уланского полка, в 1836 г. был переведен в штаб корпуса жандармов, адъютант Л. В. Дубельта, издатель альманаха «Утренняя Заря».
39 Альманах «Утренняя Заря», выходил с 1838 по 1843 гг. В нем участвовали В. А. Жу ковский, Е. А. Баратынский, П. А. Вяземский, В. И. Даль и др. Он отличался изяществом гравюр, типографской роскошью. С 1840 г. альманах издавался в пользу Петербургской детской больницы.
40 Жадовский Николай Евстафьевич (1801 — ?), прапорщик Гренадерского полка, затем л.-гв. Егерского, с 1819 г. — Финляндского полка, впоследствие чиновник Департамента внешней торговли, в 1835 г. определен в штат корпуса жандармов штабс-офицером в Архангельскую губернию, в 1844 г. уволен из штата.
41 Свечин Иван Александрович (1805 — ?), участник русско-турецкой войны 1828—1829 гг., польской кампании 1831 г., служил в л-гв. Преображенском, затем Казанском егерском полках. В 1839 г. прикомандирован к штабу корпуса жандармов с назначением в Воронежскую губернию.
42 Перфильев Степан Осипович, секретарь Особенной комиссии министра внутренних дел.
43 Сагтынский Адам Александрович (1786—1866), тайный советник, чиновник военного министерства, состоял при графе Паскевиче, чиновник особых поручений при III отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии.
44 Имеется в виду жена Петра Васильевича Дубельта — Александра Константиновна Дубельт (урожд. Замайская). С середины 1840-х гг. постоянно проживала в Петербурге в доме Л. В. Дубельта
45 Сыновья Л. В. Дубельта: Николай Леонтьевич (1819—1874), окончил Пажеский корпус, зачислен в кавалергардский Ее Величества полк, в 1844 г. флигель-адъютант Его Величества, старший адъютант управления делами Императорской Главной квартиры и Собственного Его Величества конвоя. С 1852 г. командир Белорусского гусарского полка, в 1856 г. произведен в генерал-майоры с назначением в свиту Его Вели чества.
Михаил Леонтьевич (1822—1900), окончил Пажеский корпус, зачислен в кавалергардский Ее Величества полк, с 1853 г. состоял для особых поручений при военном министре. В 1886 г. комендант Александровской крепости. Был женат на дочери А. С. Пушкина — Н. А. Пушкиной.
46 Мордвинов Александр Николаевич (1799—1858), управляющий III отделением (1831—1839), статс-секретарь, сенатор.
47 Гедерштерн Александр Карлович (1804 — ?), тайный советник, старший чиновник III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии (1826—1863), секретарь А. Ф. Орлова.
48 Долгоруков Василий Андреевич (1803—1868), товарищ военного министра (1848—1852), военный министр (1852—1856), шеф жандармов и Главный начальник III отделения (1856—1866), член комитета по подготовке крестьянской реформы (1857).
49 Демидовский Дом призрения трудящихся был открыт в 1833 г. на капитал 500 000 руб., пожертвованный А. Н. Демидовым. Состоял при ведомстве императрицы Марии. Совмещал в себе черты домов трудолюбия и дешевых квартир. Состоял из 4-х отделений: 1) трудящихся женщин, 2) отделение для воспитания девиц, 3) отделение для снабжения бедных готовой пищей, 4) отделение для приюта надзирательниц и учительниц. Управление Демидовским Домом вместе со званием потомственного учителя, принадлежит наследникам учредителя. При Демидовском Доме состояли действительные и почетные члены.
50 Согласно семейной легенде, мать Л. В. Дубельта принадлежала к испанскому королев скому дому Медина-Челли. (См. Русская старина. 1888 г. № 11. Л. В. Дубельт. Биографический очерк. Письма). Очевидно, принадлежала к лифляндскому дворянству, за В. И. Дубельтом была вторым браком, от первого брака имела сына — И. Я. Шперберга.
51 Брок Петр Федорович (1805—1875), министр финансов (1852—1858).
52 Левенталь Эдуард Иванович (1800 — ?), офицер Гродненского гусарского полка, управляющий школы кантонистов при л-гв. Гродненском гусарском полку, в 1837 г. определен директором Ломзинской губернской гимназии, секретарь шефа жандармов (1846), старший чиновник III отделения (1848).
53 Попов Михаил Максимович (1800—1871), чиновник в департаменте внешней торговли, в 1835 г. по высочайшему повелению переведен в штаб корпуса жандармов, в 1839 г. причислен к III отделению начальником 1-й экспедиции, чиновник особых поручений при III отделении (с 1841).
Публикация М. В. СИДОРОВОЙ