Сталин-стандарт

"Газета.ru" 23.09.09
Автор: Сергей Шелин

ФОТО: ИТАР-ТАСС
Тайные протоколы августа 39-го как-то заслонили собой другие тайные протоколы – сентября 39-го. А ведь именно там – ключ к сталинским ноу-хау, благодаря которым он вошел в историю не как пособник нацистов, а как их сокрушитель. Те самые ноу-хау, которые были и остаются стандартом советской, а теперь и российской большой политики.

Чтобы отстоять за собой последнее слово во всемирном обмене упреками по поводу советско-германского пакта, сейм Польши принимает сейчас резолюцию по случаю семидесятилетия польского похода Красной армии. Данное событие аттестуется как агрессия с признаками геноцида.

Но это желание поставить окончательную идеологическую точку вряд ли исполнится. На днях ведь еще одно семидесятилетие – годовщина «Договора о дружбе и границе», заключенного в конце сентября 39-го, сразу после ликвидации Польши. Теми же высокими договаривающимися сторонами, что месяцем раньше заключали августовский пакт. С точно тем же составом исполнителей и в тех же самых кремлевских палатах.

По всем внешним признакам именно этот сентябрьский договор о дружбе и стал высшей точкой партнерства Германия – СССР.

За ночным, в сталинском вкусе, пиршеством берлинский гость Риббентроп внимал рассуждениям своего гостеприимца: «Советское правительство не собирается вступать в какие-нибудь связи с такими зажравшимися государствами, как Англия, Америка и Франция. Чемберлен – болван, а Даладье – еще больший болван… Если, вопреки ожиданиям, Германия попадет в тяжелое положение…, советский народ придет Германии на помощь…»

Риббентроп в ту минуту мог опасаться чего угодно, только не того, что семь лет спустя в Нюрнберге его отправят на виселицу судьи, назначенные не только «зажравшимися Англией, Америкой и Францией», но и любезным хозяином застолья. Хотя, будь поумнее, имел возможность и задуматься кое-над чем.

К сентябрьскому договору о дружбе тоже были приложены секретные протоколы, подправляющие прежние – те, которые прилагались к августовскому пакту о ненападении. В августовской спешке решили, что Германии отойдет Литва, а Советскому Союзу – коренная Польша вплоть до Вислы. А к сентябрю Сталин подумал и настоял на поправке: «Территория Литовского государства включается в сферу интересов СССР, …Люблинское воеводство и части Варшавского воеводства включаются в сферу интересов Германии…»

Так, отступив с Вислы на восток до линии, проведенной когда-то лордом Керзоном, Сталин зарезервировал возможность когда-нибудь восстановить Польшу в сотрудничестве с «болванами» из Британии и притом именно в границах, предложенных некогда одним из этих «болванов». Вряд ли это было предвидение. Скорее, открытость для любых вариантов и нежелание довести дружбу с Гитлером до вражды с его врагами.

Сталин и не хотел, и не умел ни с кем быть в одной лодке. Это был его имперский принцип. В середине 30-х он заигрывал с западными демократиями, надеясь, что они будут воевать с немцами. Когда выяснилось, что они именно от него ждут войны с немцами, он развернулся на 180 градусов и стал «другом» Гитлера. Но не союзником. Это было не его амплуа.

Весной 39-го Англия с Францией дали гарантии Польше и Румынии. Выполняя их, они объявили немцам войну, когда те напали на Польшу. Сталин твердо решил не оказаться лопухом, как Гитлер, не попасть под эти гарантии и выбрал день вторжения в Польшу с аптекарской точностью – когда польское правительство уже покинуло Варшаву и готовилось вообще бежать из страны. Париж и Лондон с облегчением обнаружили, что выполнять гарантии вроде бы не перед кем, а значит и войну Советскому Союзу можно не объявлять.

По той же причине разговор по душам с Румынией Кремль отложил до лета 40-го. Ультиматум с требованием вернуть Бессарабию она получила 26 июня. Дата была выбрана все с той же ювелирной точностью. Франция только что капитулировала, а англичане со дня на день ждали вторжения немцев. Ни Лондону, ни Парижу стало уж явно не до румынских гарантий.

Но хотя дело союзников выглядело проигранным, как раз 1 июля 1940-го Сталин сказал британскому послу Криппсу: «Мы можем сообщить, что у нас нет блока с Германией на предмет войны против Англии». Не потому что предвидел 45-й год, а так, в порядке напоминания об имперской самостоятельности. И был у Сталина еще и другой имперский принцип: если это не втягивает в большую войну, надо расширять сферу влияния. По всему западному периметру – от Карельского перешейка и до Буковины. Та осмотрительность, которой так не хватало Гитлеру, проявилась тогда во всем блеске. А вот дальновидность тут и не ночевала. Чрезмерное расширение империи через полвека очень способствовало ее распаду. Но Сталин смотрел вокруг, а не вперед. Как и его преемники, кстати.

Говорить, что гитлеризм и сталинизм – одно и то же, могут только те, кто не примерял эти режимы к собственным житейским обстоятельствам. Но нацистское вторжение 41-го года имело причиной уж никак не идейные расхождения. Расхождения были державные.

Имперские принципы Гитлера были гораздо проще и радикальнее сталинских: каждого, кто не стал сателлитом, надо разгромить, силен он или слаб. Сталин с теми, кто действительно силен, предпочитал не воевать, а если и воевать, то не в одиночку. Но он не мог ни стать чьим угодно вассалом, ни отказаться от расширения владений, так же как и от права самому определять, какие владения ему причитаются.

Эта неспособность подпадать под влияние роднила Сталина с Франко. Франко, хоть по-человечески и очень ладил с Муссолини и Гитлером, но втянуть себя в войну им не позволил, благодаря чему и уцелел вместе со своим режимом. А в распоряжении у Сталина была могучая держава, и он не просто спас режим, но и исполнил волю истории: разгромил нацистов.

В разгар борьбы Франклин Рузвельт выдвинул идею «четырех полицейских» (Америка, Британия, СССР, Китай) которым после победы над Осью суждено править миром, наводя порядок в своих владениях и добровольно подчиняясь сержанту – то есть, понятное дело, Соединенным Штатам. Вашингтонский мечтатель гордился тем, что приспособился ладить с самим Сталиным, не понимая, что сталинская большая политика в принципе исключает не только «сержантов», но и вообще любых постоянных союзников, с которыми приходилось бы держаться на равных.

После Второй мировой войны это стало видно сразу же. Не так быстро, но с такой же очевидностью обозначилось и другое:

советской сверхдержаве не хватало сил, чтобы справляться с остальным миром, опираясь только на себя и вассалов. Сталинские принципы начали давать осечку даже и в попытке дружить с одной-единственной амбициозной державой.

Двухмесячный заезд Мао Цзэдуна в Москву зимой 49-го – 50-го был совершенно не похож на молниеносные визиты Риббентропа. Кормчий умел считать ходы и выжал из Сталина куда больше, чем тот собирался дать. В отместку китайцев хитроумным маневром втравили в Корейскую войну, но интрига оказалась с червоточиной: Мао раз и навсегда затаил зло на «старшего брата».

Соотношение сил менялось уже не в пользу Москвы, спор авантюристов с «болванами» 39-го года стал историей, но и после Сталина большая советская политика, при всех стилистических новациях, подчинялась все тому же сталинскому стандарту.

Как и раньше, вместо установления мирных и деловых отношений с равносильными державами периодически организовывались крикливые «разрядки напряженности». При Сталине что-то похожее тоже не раз практиковалось, хотя и под другими вывесками, и, как и при нем, обязательно заканчивалось генеральной ссорой.

СССР так и прожил весь отведенный историей срок без единого сильного и добровольного союзника.

Как и при Сталине, балансируя на грани большого конфликта, лобового столкновения с соперниками все же старались избежать. Иногда это удавалось почти чудом, как в Карибском и Берлинском кризисах.

И, как при Сталине, имперскую сферу владений хранили и расширяли без оглядки на любые рациональные соображения – как в Будапеште, Праге и Кабуле.

Распад империи, ускоренный в том числе и верностью сталинским державным принципам, временно вывел их из обихода. Однако новые не прижились, и сталин-стандарт у нас сегодня опять в силе. Как и положено, в виде фарса.

Опять разыгрываются комбинации с международными прохиндеями. Только вот люди измельчали. То были наводящие ужас нацисты, грозные японцы, пламенные итальянские фашисты. А сейчас Чавес с Ахмадинеджадом. Да еще дряхленькие Кастро с Ортегой и шейх Насралла.

Зато опять, как в незабвенные годы, в приличном обществе ни единого друга. И опять поредевшую компанию крошек-сателлитов приводят к лояльности то таской, то лаской. Впрочем, не забыты и уроки сталинского реализма – до окончательного разрыва с теми, кто силен, дело стараются не доводить. Да и страшновато пробовать – вдруг не испугаются? Стандарт-то, он, конечно, прежний, да ведь держава-то другая.
Библиотека Энциклопедия Проекты Исторические галереи
Алфавитный каталог Тематический каталог Энциклопедии и словари Новое в библиотеке Наши рекомендации Журнальный зал Атласы
Алфавитный указатель к военным энциклопедиям Внешнеполитическая история России Военные конфликты, кампании и боевые действия русских войск 860–1914 гг. Границы России Календарь побед русской армии Лента времени Средневековая Русь Большая игра Политическая история исламского мира Военная история России Русская философия Российский архив Лекционный зал Карты и атласы Русская фотография Историческая иллюстрация
О проекте Использование материалов сайта Помощь Контакты
Сообщить об ошибке
Проект "Руниверс" реализуется при поддержке
ПАО "Транснефть" и Группы Компаний "Никохим"