Питирим, архиеп. Доношение епископа Питирима нижегородскому вице-губернатору Ржевскому Ю. А. / Публ. [и вступ. ст.] В. Г. Бухерта

31

Нижегородский архиеписком Питирим (ок. 1685—1738) — один из наиболее примечательных церковных иерархов эпохи Петра I — сначала сам был раскольником. Затем, уже в зрелые годы, отошел от раскола и признал официальную церковь. В 1704—1717 гг. он — строитель, а затем игумен Николаевского Переславского монастыря, в 1717—1719 гг. — архимандрит Успенского Кержебельбашского монастыря, с 1719 г. епископ, а с 1724 г. — архиепископ Нижегородский и Алатырский*.

В 1718 г. Питирим предложил Петру I целую систему действий против раскола. Методы борьбы, предложенные им, были жестоки. Помощником ему Петр I назначил капитана лейб-гвардии Ю. А. Ржевского.

21 октября 1719 г. из Московской Новонемецкой слободы в Преображенский приказ был доставлен «скатертного дела мастер» Иван Никифорович Бородин. Допрос пришлось отложить: Бородин явно был психически болен, находился, «в меланколии и во иступлении ума». Родственникам, опасавшимся, как бы Ивана «не откинули из мастеров», приходилось скрывать, что он «бывал в страхе великом, людей баивался, и в беспамятстве из дому уходил»**. По завершении следствия князь И. Ф. Ромодановский распорядился Бородина «за то, что сказал за собою государево слово и дело ложно», наказать — «бить кнутом нещадно» и освободить под расписку.

21 марта 1720 г. в Нижнем Новгороде был казнен («отсечена голова, а тело его сожжено») дьякон Александр — один из руководителей старообрядцев знаменитого Керженца***. Питирим, причастный к осуждению дьякона, видимо, опасался ответных действий со стороны старообрядцев. В сентябре 1720 г. к епископу явился неизвестный человек, назвавшийся Иваном. Это и был отпущенный Ромодановским Бородин. 3 октября 1720 г. в Троицком Бельбашском монастыре он совершил покушение на иеродьякона Гурия, бывшего у Питирима судьей по раскольническим делам, и описавшего миссионерскую деятельность епископа****. Сам Питирим, находившийся там же, лишь случайно избежал ножа Бородина. Епископ сразу же заподозрил, что покушавшийся подослан старообрядцами, хотя ему было известно о душевной болезни «скатертного дела мастера».

20 ноября 1720 г. нижегородский вице-губернатор Ю. А. Ржевский учинил допрос Бородину («дано ему на виске 38 ударов и огнем зжен*****), но добиться от него признания в попытке умышленного убийства не удалось. Преображенский приказ, запрошенный Ржевским о Бородине, предоставил вице-губернатору самому решить судьбу подследственного. Что затем стало с Бородиным — неизвестно. Доношение Питирима хранится в РГАДА (Ф. 371 «Преображенский приказ». Оп. 1. Д. 1220. Л. 17—18).

1720 г. ноября 17

ЦАРСКОГО ПРЕСВЕТЛОГО ВЕЛИЧЕСТВА
НИЖЕГОРОДСКОЙ ГУБЕРНИИ ВИЦЕ-ГУБЕРНАТОРУ
И ОТ ЛЕЙБ-ГВАРДИИ КАПИТАНУ ПОРУЧИКУ
ЮРЬЮ АЛЕКСЕЕВИЧУ РЖЕВСКОМУ
ДОНОШЕНИЕ

Сего 1720 года сентября в день пришел ко мне в крестовую полату незнамой человек после вечерни в худой самой одежде и бос и востребовал, чтобы ему меня видеть. И о том келейников моих просил, и келейники мне о нем объявили и то, что он меня требует видеть. И я ево к себе пустил и стал у него спрашивать, что

он за человек и отколе. И он веле мне келейников выслать вон, что есть де мне говорить духовные слова. И я ему велел говорить при келейниках, понеже у меня о нем в уме стало быть сомнение, что не послан ли от раскольщиков ради соделания каковаго злодейства, однако же, однако же, отдая пастырской долг, остался с ним один, а келейников выслал вон. И стал ево спрашивать: что он за человек и отколе. И он сказал себя московского жителя, Иваном зовут и был де он на полотняных заводех мастером и будто ум у него испортился, и с ума будто сходит и я ево спросил: «Что тебе ко мне какое есть духовное дело?» И он мне сказал что: «В церковь де я хаживал, а ныне не хожю того ради, что в ней ныне не право. И крещуся де я двумя персты, да то де и правда та». И я ему говорил много, чтобы он такое сомнение отложил, и спрашивал, кто его учит, и он не сказал никово: «Я де сам грамоте умею». Еще спросил, где он живет, и он сказал: «Я де так скитаюся, нигде не живу». И стал меня просить, чтобы ему у меня жить в доме и исповедатися ко мне. И я ему отрицал ко мне исповедатися и велел ему исповедатися у иеромонаха. И он от того весьма отрекся и сказал: «Я де кроме тебя ни х кому на исповедь не пойду потому, что я де и ныне всегда без ума и всех де боюся: кажется меня ловят и хотят мучить я де и тебя боюся». И я стал ево наипаче спрашивать: чево ради боится. «Не бойся никово». А я сам наипаче и говорю и боюся ево и стал паче принуждать, чтобы он шел на исповедь к иеромонаху. И он сказал: «Мне нельзя ни х кому идти кроме тебя». И я паче стал ево спрашивать, чего ради нейдет к иным кроме меня и он сказал, что: «Я де живучи в Москве с ума сходил и царя согрешил, бранил и за то в Преображенской бран и пытан и вьптущен де я на поруку, поручился де по мне брат родной, понеже узнали де меня, что я без ума». И я таковые слова слышавши рассудил, что лутче мне ево у себя подержать и на исповедь принять к себе, того ради посмотрю, нет ли в нем и от умыслу каких тяшких государственных дел. И сказал ему в надежду: «Добро, я тебя на исповедь приму». И велел ему у себя в доме жить и ходить за службу церковную. И по неколицех днех поехал я в пустынныя монастыри и он Иван стал проситцся со мною: «Я де тамо в Успенском монастыре и жить стану». И я ево взял с собою, и прибывши в Троецкой монастырь, поживши дня два, и он стал себя казать уныла и умом смущена. И сего октября в 3 день поутру, на первом часу дни, иеродиякон Гурий пришел во оную келию где он Иван начевал, и пришед оный Гурий стал в окошко глядеть. И оны<й> Иван созади ударил ево в правой висок ножем и, схватя, повалил на пол, и сел на нем с ножем резать. И оны<й> диякон Гурий, под ним лежа, стал крычать и за нож и за руки хватать. И на такой крык прибежал скоро келейник Иван Елисеев, и оного Ивана с ножем на Гурии застал, и отнял у него Гурия. И оны<й> убийца Иван, побежал из келии вон в сении, и в другие сении к моей келии. И помяненный келейник Иван ухватил ево за рубаху, чтобы не допустить ко мне в келию, и оны<й> убийца рубаху с себя спустил и ушел наг к моей келии. А в то время со мною в келии был монах мой диякон Ияков и услышал в сенях крык, что крычит помяненный келейник Иван: «Запритесь, запритесь. Иван взбесился». И Ияков, вскоча, келейную дверь ухватил за замок и держал всею силою. А оны<й> убийца из сеней в келию ко мне ломился и дверь отворяет, однако же милосердием Божиим Иякова он не одолел, в келию хоша и много* ломился, но Ияков в келию ко мне ево не допустил. И в то время Гурий выбежал на крыльцо и закрычал: «Салдаты, салдаты». И салдаты услышали и выбежали и увидели Гурия в крови, прибежали и он им сказал, что Иван пришлой зарезал ево и побежал в келию с ножем к епископу. И солдаты кинулися к моей келии в сении. И оны<й> убийца ножик кинул и от дверей моея келии побежал на полати сенныя, и с полатей на мою келию. И на келии ево салдаты с великою нуждою едва взяли понеже не давался, во всех бросал кирпичами, однако, хоша и с трудом, да взяли ево и я велел им держать у себя за караулом.

Посмотрели ево, что он пытан, и я ево послал в кандалах в Успенской монастырь, что на Бельбоше. А мне о нем разсуждется, что надлежит про нево справиться: в Преображенском держан ли он, и за вышеписанныя бранныя слова пытан ли, и без ума ли подлинно был, и свобожден ли оттоля, и не подослан ли от раскольщиков меня убить, и не по умыслу ли Гурия диякона ножем резал, понеже он крестится по раскольнически и старается за сие и прочьчая по раскольнически же недугует. И о сем как ваше благородие благоволит.

На подлинном доношении пишет:
Смиренный Питирим епископ Нижегородский и Алаторский

Публикация В. Г. БУХЕРТА