Вопрос о трактовке обыденного сознания и здравого смысла в дооктябрьской традиции отечественной философской мысли может быть предметом самостоятельного исследования. Отметим лишь, что здесь были представлены те основные позиции, которые сложились в западноевропейской философии. Но было и своеобразие. Так, в русской философии Х1Х-начала ХХ в. понятие обыденного сознания (здравого смысла) соотносилось в большей мере с религиозным, чем с философско-теоретическим сознанием. Например, С. Л. Франк, отмечая, что рассудочная, обыденная установка, согласно которой миру не присуща трансцендентность и неведомых нам его отраслях все оказывается повторением уже знакомого и привычного, писал: «такова определяющая установка в отношении реальности так называемого «здравого смысла», т.е. познания, руководимого интересами сохранения жизни и содействия благоприятным условиям жизни. Но в своей основе от нее не отличается и установка научного познания…Даже «метафизика»… не отличается по существу от той ориентировки в действительности, к которой стремится и которую осуществляет и практический жизненный опыт, и научное познание» [1]. Кроме того, обыденное сознание нередко сближалось с философским сознанием в публицистической форме философского «упрощенчества» (В.В.Розанов и др.).

В отечественной философской литературе послеоктябрьского периода вплоть до конца 1950-х гг. обыденное сознание оставалось вне философского анализа; не выступало в качестве самостоятельного объекта изучения. Это объясняется и идеологической обстановкой сталинской эпохи, и доктринальным характером философских исследований, и слабым усвоением опыта мировой философской культуры. Все ограничивалось в основном ортодоксальными ссылками на труды классиков марксизма-ленинизма, в которых проблема обыденного сознания трактовалась в основном с идеологических позиций. А идеологизированное самосознание советского общества 20-х – конца 50-х гг. ХХ в. фокусировалось на интересах и ценностях коллективных субъектов (классов, социальных групп и коллективов), личность подавлялась и поглощалась коллективом; все, что относилось к сознанию индивидума, его повседневной бытийности, обыденной жизни объявлялось “доморощенным”, “ходячим”, “обывательским” и т.п. Систематическое исследование проблемы обыденного сознания в отечественной философской литературе начинается с 1960-х гг. С этого времени понятие обыденного сознания довольно широко употребляется философской и социологической литературе. В истории исследования обыденного сознания в отечественной литературе можно выделить несколько этапов.

На первом этапе этих исследований (1960-1970-е гг.) обыденное сознание анализировалось в русле марксистской философской традиции с доминирующей установкой на поиск четких определений обыденного сознания[2], выявление его отличительных черт как особой части (формы, уровня, вида, сферы) общественного сознания, определение объекта обыденного сознания, структуры обыденного сознания, выделение его основных компонентов, определение субстанциальной основы обыденного сознания (непосредственная материальная среда окружения человека или историческая практика в целом) и др.

На этом этапе изучения обыденного сознания сильна тенденция его отрицательных оценок. Рядом авторов подчеркивалось, что обыденное сознание связано исключительно с непосредственным отражением структур повседневности, жизненно-бытийной практики людей и потому неизбежно ограничено, негативно, некритично, несистематично, поверхностно; оно наполнено косными предрассудками, заблуждениями, наивными представлениями, ложными воззрениями, антагонистично по отношению к научному и философскому знанию и др. В этом проявилась старая традиция классической философии - противопоставлять обыденное сознание научному, теоретическому, философскому сознанию с тем, чтобы подчеркнуть преимущества научного и философского познания перед обыденным. Была сильна и тенденция к недооценки значимости обыденного сознания, в частности обыденного опыта[3]. При этом проблема обыденного сознания оценивалась не как первоочередная, а периферийная проблема диалектического и исторического материализма.

Более того. Для этого периода характерны отдельные попытки вообще отказаться от понятия обыденного сознания: не выделять обыденное сознание в качестве элемента общественного сознания[4] и заменить его каким-нибудь другим (например, «массовое», «жизненное», «народное», «стихийное», «донаучное», «житейское», «бытовое», «непосредственно-практическое» и др.). Это обосновывалось тем, что обыденное сознание может трактоваться как обывательское вульгарное сознание[5].

Вместе с тем, термин устоялся, были прояснены его смысловые и оценочные моменты. На данном этапе была проведена значительная работа по уточнению связей понятий «обыденное сознание» с понятиями «массовое сознание» (обыденное сознание может быть присуще и коллективу, и отдельному субъекту), «практическое сознание», «практический разум», с общественной психологией. Обыденное сознание трактовалось в основном в свете категориального противопоставления эмпирическое-теоретическое, теоретическое-практическое, когнитивное-ценностное, систематизированное-несистематизированное, разумное-рассудочное и др. (Б.А.Грушин[6], В.Ж. Келле, М.Я. Ковальзон[7], Т.А. Кузьмина[8], Нестеренко Г.Я.[9], Т.И.Ойзерман [10], Парыгин Б.Д.[11], Плетников Ю.К.[12], В.П. Тугаринов[13], А.К. Уледов[14], И.А. Чудинов[15] и др.). Для этого периода характерен также всплеск диссертационных исследований обыденного сознания[16].

В ходе исследований были получены и качественно новые результаты. Прежде всего, заложены категориальные основы гносеологического и социологического анализа обыденного сознания Показано, что обыденное знание (несмотря на свою динамичность и подвижность, изменчивость) не может быть бессистемным, аморфной совокупностью различных фрагментов сознания. В нем когнитивные, эмоционально-аффективные и волевые компоненты тесно переплетены и представлены различными сочетаниями – это здравый смысл, эмпирические знания, навыки (в том числе технологические), привычки, предрассудки, иллюзии, устоявшиеся взгляды, обычаи, суеверия, мифологические и фольклорные формы (сказки, пословицы, верования, приметы и др.), заблуждения и др. В обыденном сознании доминирует не когнитивные цели, а непосредственно-практические, оно помогает субъекту воспроизводить формы предметно-практического освоения мира, ориентироваться в повседневной жизни и др. Формой объективации обыденного знания является естественный язык. Подчеркнут (в общих чертах) историзм обыденного сознания. Показано, что обыденное сознание представляет собой наиболее глубинный пласт духовной культуры, оно является отражением многовекового опыта масс, формирующегося в повседневной жизни и практике, оно детерминировано историческими формами практики, связано с генезисом научного и философского сознания (философия возникает из систематизации жизненного опыта, отраженного в обыденном сознании), продуктом обыденного сознания является знание особого, дотеоретического типа и др.

1980-1990-е гг. - период развития и утверждения идеалов демократизации общества, перестройки и гласности. В этот период интерес к обыденному сознанию закономерно усилился. Проблема обыденного сознания постепенно перемещается в центр философских исследований духовной культуры. Это, в частности, связано и с тем, что жизненно-практический опыт людей, апробированный практикой их здравый смысл все чаще противостоял официальной идеологической догматике, социальный ориентиры размывались, реальной опорой в оценках жизненных и социальных перспектив все больше становился не ортодоксальный официоз, а обыденное сознание и здравый смысл людей. Становилось очевидным, что сущностные черты обыденного сознания не определяются в их противоположности научно-теоретическому познанию; обыденное сознание многофункционально, оно регулирует не только познавательное отношении к миру, но практическое, эстетическое, соционормативное; не только формы деятельности, но и формы общения людей, поведение субъекта. Резко расширился диапазон исследований обыденного сознания. Увеличилось количество публикаций по данной проблематике.

С началом эпохи перестройки отечественная философская мысль вышла за рамки марксистской традиции и активно усваивала те непреходящие наработки в понимании сущности сознания, психики, духовности, которые были получены в западноевропейской философии и теоретической психологии ХХ в. (Э. Гуссерль, Э.Кассирер, З. Фрейд, К.Г. Юнг, М.Хайдеггер, К.Леви-Строс, Э. Фромм, Ж.-П. Сартр, К. Ясперс и др.; в том числе и в области философского постижения языкового измерения бытия – Л. фон Витгенштейн, Н. Хомский, Ж.Лакан, Р. Барт, П. Рикер и др.). Это не могло не сказаться на исследованиях обыденного сознания, в которых использовались работы Дж. Бернала, М. Вартовского, М. Бунге, К. Поппера, Т.Куна, И. Лакатоса, С. Тулмина, Г. Райла и др. Теоретический аппарат, используемый для решения проблемы обыденного сознания, расширялся и за счет использования достижений отечественной дореволюционной философской традиции в области постижения природы сознания (В.С. Соловьев, С.Л. Франк, Н.О. Лосский, Н.А. Бердяев, Г.Г. Шпет, С.Н. Булгаков, братья С.Н. и Е.Н. Трубецкие, А.Ф. Лосев и др.).

В результате «концептуальное поле» анализа проблемы обыденного сознания значительно углубилось и расширилось (Б.А. Грушин, И.А. Бутенко, Л.Г. Гуслякова, В.А. Черняк, К.Т.Талипов, Б.Я. Пукшанский, В.Н. Горелова, В.Г.Федотова, Л.И. Насонова, Л.Я. Гозман, Е.В. Улыбина и др.) В него оказались включенными вопросы об отношении обыденного сознания к бессознательному[17], социокультурный контекст данной проблематики[18], углубилась проработка гносеологических аспектов данной проблематики и др. Формировался комплексный подход к его анализу, включающий гносеологические, социальные, психологические, социально-психологические и др. аспекты рассмотрения обыденного сознания. Обыденное сознание рассматривалось как «мир повседневности»[19], как носитель здравого смысла[20]; языковой картины мира[21], имеющий наряду с этим и невербальные формы выражения (навыки, умения и др.); как особый тип рациональности[22], как носитель вненаучного знания[23], как особая субкультура[24], в связи с психологией эмоциональных состояний[25], этнопсихологией[26] и др. Постепенно стало проясняться, что обыденное сознание качественно отлично от массового сознания[27]. Обыденное сознание – это не просто некий реликтовый уровень общественного сознания, а особая, качественно своеобразная, самостоятельная сфера духовной жизни общества, имеющая свои фундаментальные культуротворческие основания, закономерности функционирования и исторического развития. Это – историческая база всех основных форм общественного сознания[28]. Теоретическое сознание не заменяет собой в полной мере обыденного сознания. Стало ясно, что обыденное сознание нельзя сводить к общественной психологии; между ними существуют достаточно непростые отношения. Обыденное сознание регулирует как формы деятельности человека, так и способы его общения.

Была показана сложность, многокомпонентность состава и структуры обыденного знания; показано, что его компоненты различны в плане их происхождения, содержания, способов существования[29]. Показана также многослойность обыденного (со)знания, в которых отражаются «все области реальности: природа, общество, человеческая жизнь во всех ее разнообразных объективных и субъективных проявлениях» и содержат «совокупность нравственных, правовых, политических, эстетических, философских представлений и ценностных ориентаций»[30].

Углубленный анализ структуры обыденного сознания привел к формированию новых понятий – обыденное самосознание, проявляющее себя в частности, в этническом самосознании, и обыденное мировоззрение[31], которое формируется на основе обобщения повседневного опыта, отражает (несистематически) определенные закономерности природной, социальной и духовной действительности, вырабатывает общие ценностные установки к миру, духовное самоопределение личности и позволяет человеку ориентироваться в разнообразных жизненных ситуациях, направляет процессы накопления обыденного опыта. Обыденному мировоззрению в свою очередь соответствует обыденная картина мира как обобщенная чувственно-образная составляющая обыденного мировоззрения.

Одним из итогов исследований природы обыденного сознания на этом этапе является утверждение представления об обыденном сознании как культурной универсалии, т.е. неотъемлемой характеристике любого исторического типа сознания. При этом сущность такой культурной универсальности оставалось еще не проясненной. Чтобы ее разрешить, надо прояснить главную «тайну» обыденного сознания. И действительно, с одной стороны, оно имеет рациональные основания и позволяет субъекту объективно различать в существенное и несущественное в жизненных обстоятельствах, трезво ориентироваться определенном круге явлений природы и общества. А с другой, - оно содержит (наряду с проверенными знаниями) множественные предрассудки, заблуждения и др., не имеет систематического (логического, дискурсивного, доказательного) обоснования, не требует для своего усвоения профессионального обучения и специальной терминологии. Как это возможно?

В конце 1990-х и в 2000-е гг. исследования обыденного сознания поднимаются на качественно новый уровень. Начинается новый, третий этап в их развитии. Углубляется связь философских и психологических аспектов данной проблематики. Фронтально используются достижения отечественной психологической науки, исторической психологии (Л.С.Выготский, С.Л.Рубинштейн, А.Н.Леонтьев, А.Р. Лурия, Гальперин П.Я., Зинченко В.П., Давыдов В.В., Спиркин А.Г., Симонов П.В., Брушлинский А.В. и др.). В них в частности было показано, что исторические типы психологических процессов и сознания определяются историческими типами практики, каждый исторический тип сознания выступает как целостная система, обладающая собственными закономерностями функционирования, различие научного и обыденного знания связано с тем, что обыденные знания опираются на непосредственный практический опыт субъекта, а научные понятия опираются на связи с другими понятиями, они определяются движением системы знаний, а не практических навыков, что сама граница обыденного и научно-теоретического сознания исторически изменчива.

На третьем этапе изучения природы обыденного сознания основные акценты в проблематике обыденного сознания сместились в область конкретных типов обыденного сознания[32]; исторических типов (парадигм) обыденного сознания[33]; роли обыденного сознания в решении глобальных проблем цивилизации[34]; его аксиологических аспектов[35]; ментальности[36] (совокупности само собой разумеющихся, принятых обществом взглядов, мнений, стереотипов, форм и способов поведения и общения); проблемы понимания[37] и его разных типов[38]; закономерностей функционирования обыденного сознания в сетях современных социальных отношений[39], связей обыденного сознания и властных отношений[40]; проблему повседневности как таковой (тема «оправдания повседневности»)[41], синхронические связи практического и обыденного мышления[42] и др.

Выделились и совершенно новые, ранее мало исследовавшиеся или вовсе не исследовавшиеся аспекты проблемы обыденного сознания. Среди их особый интерес вызывает проблема связи обыденного сознания с мифотворчеством. В философской литературе наличие тесной связи обыденного и мифологического сознания неоднократно отмечалось[43]. Вместе с тем, конкретный характер этой связи в литературе трактуется самым различным образом. Здесь и полное отождествление мифологического и обыденного сознания[44], и представление мифологического сознания как одного из типов обыденного сознания[45], и представление мифологического и обыденного сознания как двух последовательных уровней сознания[46]. Существуют и другие точки зрения по данному вопросу. Сложилась ситуация, выраженная одним из авторов следующим образом: «утверждение о мифологической природе обыденного сознания нуждается в более детальной проверке»[47]. Таким образом, по вопросу о конкретном характере связи обыденного сознания и мифотворчества в отечественной философской литературе единого мнения нет, проблема нуждается в более глубоком и детальном анализе.