Можно безошибочно сказать, что до 1892 года имя Лобачевского за пределами Казани было известно только специалистам-математикам; с сочинениями же его были знакомы далеко не все даже из последних. В 1892 году появилось в газетах сообщение Казанского физико-математического общества, начинающееся словами: "22 октября 1893 года исполнится сто лет со дня рождения знаменитого русского геометра Лобачевского. Николай Иванович Лобачевский принадлежит, несомненно, к числу тех ученых XIX столетия, работы которых явились не только ценным вкладом в науку, но и открыли ей новые пути". 
 
Из этого же сообщения русская публика узнала, что один американский ученый называет Лобачевского Коперником геометрии. Это возбудило любопытство, и все удивлялись, что до сих пор они не знали о существовании русского Коперника, и внимательно всматривались в суровое, угрюмое лицо русского мыслителя, изображенное на портрете, приложенном сначала к сообщению, а потом появившемся в газетах. 
 
Что же Лобачевский такого сделал? - раздаются голоса: создал ли он новую геометрию и какое отношение имеет эта геометрия к старой? Главный же камень преткновения здесь - вопрос, для чего понадобилась Лобачевскому новая геометрия? Дело в том, что всем людям, получившим только среднее математическое образование, большей частью кажется, что геометрия, которую они "проходили" по Симашко или Давидову, безусловно, хороша. Зачем нужно было ее усовершенствовать? Еще менее понятно существование какой-то другой, воображаемой или неевклидовой, геометрии. 
 
К воображению принято относиться с большим недоверием: Евклиду привыкли верить, и очень естественным является вопрос: если геометрия Лобачевского - не Евклидова, то может ли она быть истинной? 
 
Эти вопросы раздавались в нашем образованном обществе все чаще, потому что в газетах появлялись новые сообщения об устройстве юбилея, о предполагаемом памятнике Лобачевскому в Казани и так далее. В последней главе биографии мы постараемся ответить на эти вопросы неспециалистов, для которых и предназначается популярное изложение биографии Лобачевского. Наука в нашей повседневной жизни, собственно говоря, играет незначительную роль: потому и выше заданные вопросы не принадлежали к безотлагательным, и интересовавшиеся ими люди спокойно ожидали их решения. 
 
Однако эти вопросы должны быть дороги для всякого русского, потому что с ними связан вопрос о той роли, которую суждено выполнить русскому уму в науке. Для нашего молодого народа эта роль еще не определилась, и русские ученые, давшие новое направление той или иной науке, наперечет. Поэтому они не могут не приковывать внимания всякого человека, интересующегося будущностью нашего отечества и славой русского имени. 
 
Для таких истинных патриотов вопрос о том, что сделал Лобачевский, - весьма существенный, а вместе с тем приобретают большое значение как сама личность ученого, так и условия его развития. 
 
Мысль о возможности геометрии Лобачевского (не зависимой от известного постулата Евклида о встрече перпендикуляра и наклонной к одной и той же прямой) принадлежит великому математику Гауссу. 
 
В науке, как и во всякой другой области, существуют рискованные предприятия, неблагодарные предметы исследования, и к числу таких предметов, бесспорно, принадлежит развитие и воплощение упомянутой мысли Гаусса. Гениальный Гаусс был человеком осмотрительным и свое время отдавал более, если хотите, благодарным трудам, число которых так же велико, как и их важность для математики. Создание неевклидовой геометрии требовало, сверх гениальности, времени, риска и боевой отваги. Все это нашлось у нашего знаменитого соотечественника. Лобачевский не задумался отдать всю свою жизнь научному труду, который, как он сам хорошо знал, не мог быть понят и оценен его современниками. Известно, что характер человека имеет органическую связь с его умственной деятельностью, как бы отвлеченна ни была эта последняя. Творческие силы ума остаются бесплодными при отсутствии энтузиазма и силы воли. И не только характер человека, но и его национальные особенности кладут свою печать на научную деятельность. Гаусс высказывает свои сомнения в абсолютной истинности постулата Евклида только в разговорах и в переписке с друзьями, Лобачевский же имел смелость печатать в то время в Казани свои сочинения, относящиеся к этому предмету. И в этом смелом шаге, может быть, проявилось то русское 'ничего', о котором говорил Бисмарк. Есть основания предполагать, что с упомянутой мыслью Гаусса познакомил Лобачевского его профессор и друг Гаусса Бартельс - в надежде, что среди сынов молодого народа найдется отважный творец новой науки.

Инициатива празднования столетнего юбилея Лобачевского принадлежала небольшому кружку казанских математиков. Каждый университет и каждое ученое общество праздновали этот юбилей особо. Начнем с Казанского университета, постановившего праздновать юбилей три дня (22, 23 и 24 октября), причем профессора Суворов, Васильев, Смирнов, Загоскин и г-н Рейнгард прочитали речи, посвященные памяти о жизни и ученой деятельности Н.И. Лобачевского. 
 
Наша Академия наук почтила память Н.И. Лобачевского адресом на имя Казанского университета. В Петербурге празднование юбилея Лобачевского ограничилось сообщением Савича в математическом обществе и речью профессора Шиффа на высших женских курсах. Но 5 ноября, в день основания Казанского университета, бывшие его питомцы и профессора, проживающие в Петербурге, собрались в 'Северной гостинице' на обычное общее собрание; среди них находились лица, учившиеся в университете во времена Лобачевского. Юбилей Лобачевского воскресил в их памяти личность покойного ректора и профессора Казанского университета. Из воспоминаний людей, знавших покойного, выяснилась нравственная личность Лобачевского. Вспоминали, с какой снисходительностью, несмотря на внешнюю суровость, относился он к недостаткам, слабостям и увлечениям студентов, как готов был помочь в нужде и несчастье. Много добрых, хороших мыслей и намерений вынесли присутствовавшие из этого собрания. 
 
22 октября, в 6 часов вечера, в зале Юрьевского университета профессором Лахтиным была прочитана публичная лекция "О жизни и научных трудах Лобачевского". Харьковское математическое общество устроило торжественное заседание, посвященное воспоминаниям о заслугах Лобачевского и так далее. 
 
Из описания празднования Казанским университетом столетней годовщины дня рождения Лобачевского видно, что интерес к памяти великого геометра, вызванный Казанским математическим обществом, распространился по всей России и проник во все образованные слои нашего общества. В числе поздравлений, полученных в день юбилея Казанским университетом, мы находим не только телеграммы от всех русских университетов, математических и всех других ученых обществ, но также от средних учебных заведений отдаленных окраин России, от частных кружков, связанных умственными интересами (например, от нижегородского кружка любителей физики и астрономии), и от отдельных лиц. Отраднее всего, что Лобачевского чествовали не одни математики, но также врачи, юристы, археологи, - одним словом, вся образованная Россия. И вместе с нею чествовали Лобачевского и все главные иностранные университеты и другие высшие учебные заведения, как видно также из телеграмм, напечатанных в том же описании юбилейного торжества. И можно сказать, профессора математики и философии употребили все зависящие от них средства выяснить неспециалистам научное значение Лобачевского. Первое место в этих трудах принадлежит казанским профессорам-математикам Васильеву, Суворову и профессору философии Смирнову. Эта популяризация идей Лобачевского возбудила к ним общий интерес, и почти каждое из наших периодических изданий посвятило популярную статью этому предмету. /.../

Н. И. Лобачевский. Его жизнь и научная деятельность. Биографический очерк Ε. Φ. Λитвиновой. С портретом Лобачевского, гравированным в Лейпциге Геданом. М., 1985.

/.../ Этому учению об абсолютном знании пространства, составляющему один из краеугольных камней «Критики чистого разума», и нанес незагладимый удар Лобачевский. До Лобачевского можно было утверждать, что, не зная ничего о сущности явлений, происходящих в мире, видя только феномены и не зная «вещей самих в себе», мы, по крайней мере в геометрии, имеем абсолютное знание пространства, имеющего одни и те же свойства как здесь, так и на громадно далеких расстояниях, как сегодня, так и вчера и завтра. После Лобачевского современный геометр, для которого равно логически возможными представляются и форма пространства, изученная Евклидом, и форма пространства, изученная Лобачевским, и та, которой придается имя Римана, —не станем утверждать, что он знает свойства пространства на громадных расстояниях от нас; он не станет утверждать что он знает о том, какие свойства имело пространство, какие оно будет иметь.

Подобно тому, как и после открытия Коперника, умственный горизонт человечества после исследований Лобачевского необычайно расширился. После Коперника люди, которые думали, что они имеют абсолютное понятие о Космосе, в центре которого находится земля, окруженная концентрическими хрустальными сферами, вдруг очутились живущими на ничтожной песчинке в необъятном океане миров. Есть ли предел этому океану, в чем состоит он? — вот вопросы, которые поставила система Коперника. Исследования Лобачевского поставили философии природы вопрос не меньшей важности — вопрос о свойствах пространства; одинаковы ли эти свойства здесь и в тех далеких мирах, откуда свет приходит до нас в сотни тысяч, миллионы лет? Таковы ли эти свойства теперь, какими они были, когда солнечная система формировалась из туманного пятна, и каковы они будут, когда мир будет приближаться к тому состоянию всюду равномерно рассеянной энергии, в котором физики видят будущее мира? Вот в чем заключается параллель между Коперником и Лобачевским, проведенная в первый раз Клиффордом в его «Philosophy of the pure sciences» и освященная теперь авторитетом многих выдающихся ученых. Название «Коперника геометрии», вдвойне ласкающее славянское сердце, применяет например, к Лобачевскому маститый английский ученый Сильвестр.

Утверждая относительность наших знаний о пространстве, Лобачевский указывает вместе с тем тот путь, которым мы должны приобретать и расширять наши знания о нем. Этот путь есть путь опыта. В этом отношении Лобачевский является продолжателем дела тех великих ученых и философов: Бэкона, Декарта, Галилея и Ньютона, которые, оставив априорные рассуждения, стали вопрошать природу, зная, что она, как говорит Лобачевский, отвечает на вопросы непременно и удовлетворительно /.../

Васильев Александр Васильевич. Николай Иванович Лобачевский. — Казань, 1894. С.13. 

К юбилею Лобачевского (Физико-математическое Общество при Казанском университете). // Вопросы философии и психологии. Книга 23. Вопросы философии и психологии. Стр. 233

Празднование Императорским Казанским Университетом столетней годовщины дня рождения Н. И. Лобачевского. – В. Н. Ивановского // Вопросы философии и психологии. Книга 25. Вопросы философии и психологии. Стр. 192.

Теги:  Геометрия, Математика, Наука, Университет

Добавлено: 01.07.2012

Связанные личности: Лобачевский Николай Иванович

Связанные книги: Вопросы философии и психологии. Книга 23., Вопросы философии и психологии. Книга 25., Николай Иванович Лобачевский