1836 год. 21 октября

Чтение одного московского журнала возбудило во мне негодование, которое, постепенно умножаясь, довело меня до отчаяния

"Высокопреосвященнейший владыко, милостивейший архипастырь! Прожив более полувека, я никогда ни чьим не был обвинителем. Но вчера чтение одного московскаго журнала возбудило во мне негодование, которое, постепенно умножаясь, довело меня до отчаяния. В сем положении не нахожу другого средства к успокоению своему, как прибегнуть к вашему высокопреосвященству с просьбою, обратить пастырское внимание ваше на то, что меня так сильно встревожило. Иные скажут, может быть, что я не в праве сего делать, но как верный сын отечества и православной церкви, я считаю сие обязанностию. Самая первая статья представляемаго у сего журнала, под названием “Телескоп”, содержит в себе такия изречения, которыя одно только безумство себе позволить может. Читая оныя, я с начала не доверял своим глазам. Многочисленнейший народ в мире, в течении веков существовавший, препрославленный, к коему, по уверению автора статьи, он сам принадлежит, поруган им, унижен до невероятности. Если вашему высокопреосвященству угодно будет прочитать хотя половину сей богомерзкой статьи, то усмотреть изволите, что нет строки, которая бы не была ужаснейшею клеветою на Россию, нет слова, кое бы не было жесточайшим оскорблением нашей народной чести. 

 
Меня утешала еще мысль, что сие, так-называемое философическое письмо, писанное по-французски, вероятно составлено каким-нибудь иноверцем, иностранцем, который назвался русским, чтобы удобнее нас поносить. Увы! к глубочайшему прискорбию узнал я, что сей изверг, неистощимый хулитель наш, родился в России от православных родителей, и что имя его (впрочем мало доселе известное) есть Чаадаев. Среди ужасов французской революции, когда попираемо было величие Бога и царей, подобнаго не было видано. Никогда, нигде, ни в какой стране, никто толикой дерзости себе не позволил.

Но безумной злобе сего несчастнаго против России есть тайная причина, коей впрочем он скрывать не старается: отступничество от веры отцев своих и переход в латинское исповедание. Вот новое доказательство того, что неоднократно позволял я себе говорить и писать: безопасность, целость, благосостояние и величие России неразрывно связаны с Восточною верою, более осьми веков ею исповедуемою. Сею верою просветилась она во дни своего младенчества, ею была защищена и утешаема во дни уничижения и страданий, ею спасена от татарскаго варварства и с нею вместе возстала во дни торжества над безчисленными врагами, ее окружавшими. Стоит только принять ее, чтобы соделаться совершенно русским, стоит только покинуть ее, чтобы почувствовать не только охлаждение, омерзение к России, но даже остервенение против нея, подобно сему злощастному, слепотствующему, неистовому ея гонителю. Разъединению с западной церковью приписывает он совершенный недостаток наш в умственных способностях, в понятиях о чести, о добродетели; отказывает нам во всем, ставит нас ниже дикарей Америки, говорит, что мы никогда не были христианами и, в изступлении своем, наконец нападает даже на самую нашу наружность, в коей видит безцветность и немоту.

И все сии хулы на отечество и веру изрыгаются явно, и где же? в Москве, в первопрестольном граде нашем, в древней столице православных государей совершается сие преступление! И есть изда¬тель, который не довольствуется поместить статью сию в журнале, но превозносит ее похвалами, как глубокомысленнейшее произведение высокаго ума, и он грозит еще другими подобными письмами! и есть ценсура, которая все это пропускает! Кто знает, будут и люди, которые с участием и одобрением будут читать оное. О Боже! до чего мы дожили!

Сама святая и соборная апостольская церковь вопиет к вам о защите: при ея священном гласе моления мои ничто. Вам, вам предстоит обязанность объяснить правительству пагубныя последствия, которыя проистекут от дальнейшей снисходительности и указать на средства к обузданию толиких дерзостей. Может быть кто-нибудь и предупредит меня: дай Всевышний, чтобы прежде моего тысячи голосов воззвали к вашему высокопреосвященству о скорой помощи.

С глубочайшим благоговением честь имею быть, милостивейший архипастырь, вашего высокопреосвященства, всепокорнейший слуга Филипп Вигель, Действительный статский советник, управляющий департаментом духовных дел иностранных исповеданий".

Русская старина. 1870. Т.1. (январь — июнь). С.162—164.