Российский архив. Том II-III

Оглавление

Переписка Александра II и великого князя Константина Николаевича. 1857—1861 гг. (70 писем)

Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 23 ноября / 5 декабря 1861 г. Ганновер // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 219—220. — [Т.] II—III.

№ 70.



От глубины души благодарю Тебя, любезнейший Саша, за Твое милое, дружественное письмо, и за все добрые слова, которые Ты написал. Душевно рад, что записка Краббе о действиях Морского Министерства удостоилась Твоего благоволения. Могу Тебя уверить, что мы на этом не остановимся и будем постоянно стремиться идти вперед той же дорогой, не торопясь, но вместе с тем и не уклоняясь от цели. И это мне возможно только при тех честных и добросовестных помощниках, которые меня окружают и которые вполне понимают и разделяют мои убеждения. Твоя же доверенность к нам, милый Саша, и Твое к нам благоволение не дают в нас засыпать доброй воле и поддерживают в нас силы! Один из залогов наших успехов есть единомыслие и единодушие между всеми главными действующими лицами как в Министерстве, так и в Портах. Без этого единодушия мы ничего бы не достигли. Дай Бог, чтобы Совет Министров с теми правилами, которые Ты вновь подтвердил, удовлетворил Твоим ожиданиям и дал министрам то единство, которое Ты всегда от них требовал1. Не могу Тебе достаточно выразить, до какой степени меня тянет домой, и как нетерпение меня разбирает быть на моем служебном месте при теперешних нелегких обстоятельствах, чтоб служить Тебе, чтоб помогать Тебе всеми моими силами! Невозможность оторваться отсюда меня невыразимо мучает, и нетерпение мое растет с каждым днем! Но это ни к чему не помогает, приходится покоряться неизбежности. Состояние моей бедной жинки таково, что я не смею ее оставить. Упадок сил, совершенное расстройство нерв, как еще никогда не было, и разлука с ней теперь решительно невозможна. Припадок, случившийся с ней 12-го числа, совершенно расстроил все ее состояние. Собственно кровь прекратилась на другой же день, но боли продолжались еще дня два или три, так что каждую минуту можно было ожидать возобновления fausse-couche. Когда боли окончательно прекратились, осталась эта невыразимая слабость, совершенная prostration de forces*, какой я еще никогда у нее не видал. С тем вместе возобновились все ее старые страдания, расстройства нерв, геморроидальные боли, боли в голове и, главное, в спинном хребте, но в гораздо сильнейшей степени, чем когда-либо прежде! Просто невыразимо, как она страдает! Она едва-едва в состоянии переходить с кровати на кресла. Посидевши час или два, снова должна ложиться. Она очень похудела и побледнела. При этом доктора объявляют, что необходимо выждать время следующей periode, и что до тех пор необходимо избегать всего того, что может еще больше расстроить ее нервы, и потому решительно сопротивляются моему отъезду. Мое положение ужасное! С одной стороны, чувство долга меня зовет домой, зовет все сильнее и сильнее, с другой стороны, чувство долга заставляет беречь больную жену! Ужасно! Я уверен, что Ты, милый Саша, меня понимаешь и сожалеешь о мне! Здешняя семья трогательно мила с жинкой и окружает ее самою искреннею дружбою. Король и Королева были очень тронуты Твоим воспоминанием о них и особенно просили меня Тебя благодарить.



Прощай, дорогой мой Саша. Бедная жинка и я обнимаем Тебя и милую Твою Марию от всей души.



Твой верный брат Константин.



23 Ноября / 5 Декабря 1861 года.



Ганновер.



Александр II (император). Письмо Константину Николаевичу, 17/29 ноября 1861 г. Царское Село // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 219. — [Т.] II—III.



№ 69.



Царское Село 17/29 Ноября 1861.



На последнее письмо твое из Англии я не отвечал тебе, любезный Костя, в ожидании скорого твоего возвращения. Узнав теперь, что нездоровие Санни задержало вас на неопределенное время в Ганновере, я хочу по крайней мере написать тебе несколько слов.



Надеюсь прежде всего, что милая Санни скоро поправится, и что если она действительно беременна, что Бог не оставит ее своим благословением и даст вам новое утешение. Весьма рад, что морское купанье и тебе принесло пользу.



Завтра месяц, что я воротился сюда и, благодаря Бога, с тех пор ничего не было особенно худого, хотя зародыши зла неоспоримо существуют и пустили даже довольно глубокие корни, и потому мы не дремлем. Для большего единства в действиях правительства я предписал строго держаться предписанного порядка еще в 1857 г. для внесения всех важных дел в Совет Министров и возложил на него обязанность представить о всем том, что уже сделано, или в ходу, или еще в предположении по всем ведомствам1. На этом основании мы выслушали вчера весьма ясно и дельно составленную записку Краббе2 о ходе преобразований в морском министерстве, которых результат действительно весьма утешителен, и я вновь поставил его примером и для всех прочих. Надеюсь, что оно не останется без действия и что Бог благословит нас идти мирным путем к дальнейшим улучшениям для блага дорогой нашей России.



При этом ты поймешь, с каким нетерпением я жду твоего возвращения.



Жена и дети, благодаря Бога, здоровы и твоим Николой вообще весьма довольны. На днях у них начнутся экзамены.



Зима у нас стала необыкновенно рано, все уже покрыто глубоким снегом и морозы достигли до 16°. 24-го числа мы предполагаем переселиться в город, где, кроме моих занятий, придется нам веселить общество, что также принадлежит к числу обязанностей нашей и без того нелегкой жизни.



Итак, надеюсь до скорого свидания, а покуда обнимаем вас от всей души.



Твой друг Александр.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 10 октября 1860 г. Санкт-Петербург // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 214—215. — [Т.] II—III.



№ 65.



10 Октября 1860 года. С.-Петербург



С Божиею помощию, мы сегодня приступили, любезнейший Саша, к окончательному рассмотрению крестьянского дела, и преклонясь пред Твоею волею как моего Государя и Брата, я вступил в исполнение должности председательствующего1. Моя надежда на Бога, что Он мне поможет исполнить мой долг верою и правдою, как Ты это от меня ожидаешь. Ты знаешь, что я этой должности не искал и не желал, а принял ее по Твоему желанию. Видно, что тому была Воля Божия, преклоняюсь перед Ней, я и от Нее только и ожидаю сил и способностей для Ея исполнения. Поэтому перед открытием заседания я сегодня заезжал в крепость и над могилою нашего бесценного Папа? долго и усердно молился о ниспослании мне сил с Выше. Эта молитва в этом святом месте меня подкрепила, и оттуда я прямо отправился в Комитет, из которого сию минуту воротился и берусь за перо, чтоб Тебе донести о первом нашем собрании. Сперва прочитано было Твое Высочайшее повеление, потом записка покойного Якова Ивановича2, которая так ясно и так толково и умно разъясняет все главные вопросы этого дела. Затем, pour nous mettre au clair entre nous-memes* и дабы засим не колебаться в основных началах мы положили себе 4 главные пункта, которые должны составлять нашу окончательную цель. Ты их увидишь из краткого донесения Буткова3. При этом предложены были две идеи: 1) Гр(афом) Блудовым4 об обязательном выкупе, 2) Кн(язем) Гагариным5 о разрешении всего крестьянского дела единственно путем полюбовных сделок без всяких ограничений. После недолгих, но весьма жарких прений обе мысли были отвергнуты и ясно была доказана вся их несостоятельность и невозможность. Я очень рад, что мы достигли этого результата в самом первом заседании, это нас избавит от бездны пустых и бесполезных споров при самом рассмотрении проектов. Затем было решено собраться в Пятницу и начать с разбора местных учреждений и мировых посредников6. Все это время мы находимся в страшном горе и беспокойстве об нашей дорогой Матушке. Ее силы страшно слабеют каждым днем, пищеварение не в порядке, и дыхание очень затруднительное. Она худеет ужасно и просто тает и гаснет, как свеча. Карель7 все уверяет, что минутной опасности еще нет, но что он ни за что ручаться не может, Думали мы не раз о причастии, и Мери даже хотела об этом сказать Мама?, но Карель не допустил и обещал, что скажет, когда будет время. Это ужасно, и мы должны быть готовы на самый худой исход! Да будет Воля Божия! Твое положение, любезный Саша, между необходимостию оставаться в Варшаве и желанием воротиться к больной Матушке должно быть ужасно8.



При интересных делах мне необходимо быть в городе, а жинка переедет завтра совсем в Царское Село, потому что Мама? любит иметь ее при себе.



Прощай, любезнейший мой Саша, обнимаю Тебя от всей души.



Твой верный брат



Константин.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 2 октября 1859 г. Стрельна // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 214. — [Т.] II—III.



№ 64.



2 Октября 1859 года. Стрельна.



Любезнейший Саша!



Милую Твою телеграфическую депешу получили мы в Воскресение вечером, покуда у нас происходила пляска. Мы в этот день давали dejeuner dansant, чтоб позабавить молодежь, который очень хорошо удался и был весьма оживлен. Никса оставался до обеда, и хотя у него в этот день порядочно горло болело, почему он и должен был уехать ранее, но кажется, что он очень забавлялся. Мы же все любовались его милым манерам и вообще всей его турнюрой и поведением. На этот счет один только общий голос.



Я истинно обрадовался, что Ты был доволен тем немногим, что видел в Николаеве, но весьма сожалею, что не был доволен Гардемаринами, тем более, что я их видел в Июне сего года и был очень доволен как их наружным видом и выправкой, так и самим заведением, которое хотя бедно, но хорошо и чисто содержалось. Эта школа вообще отличалась тем прекрасным духом, который в нее вселил покойник Корнилов1 при самом ее основании, и который до сих пор в ней поддерживался удачным выбором начальствующих лиц.



Вчера вечером получил 2-й рапорт от «Олафа» из Голландии, куда он должен был зайти по случаю повреждения в котлах, происшедшего от двух огромнейших штормов, которые он выдержал в Немецком море. Один из них был боковой, другой прямо в лоб, и волнение развело такое огромное, что он потерял весь гальюн несмотря на то, что он был связан железом. Об эскадре Нордмана имеем мы последние известия из Бреста, об Амурском отряде — из английских портов. Как на тех, так и на других все хорошо.



У нас здесь все благополучно и нового ничего нет. Завтра мы совсем переезжаем в город.



Прощай, любезнейший Саша, жинка и я обнимаем Тебя от души.



Твой верный брат Константин.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 17/29 августа 1859 г. Райд // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 212—213. — [Т.] II—III.



№ 62.



17/29 Августа 1859-го года. Райд.



Искренно благодарю Тебя, любезнейший Саша, за милое письмо Твое от 9-го Августа, которое получил я 15-го числа в Лондоне и сердечно** поздравляю с великолепным результатом, достигнутым на Кавказе. Честь и слава нашему молодцу Барятинскому. Дай Бог ему и вперед подобных успехов. Он себе составит тогда громкое имя в истории России, заключив со славою нашу вековую Кавказскую борьбу, которая стоила России столько крови и столько денег.



Радуюсь, что Ты остался доволен Красносельскими маневрами, но я вижу из письма Твоего, что не Низи и Миша командовали воюющими сторонами, как то было весною.



Надеюсь, что Ты тоже остался доволен осмотром Средиземной эскадры Адмирала Нордмана. Из депеши Метлина мы знаем, что она отправилась в поход 13-го числа, и потому я сомневаюсь, чтоб она могла меня здесь застать, так как мы полагаем отправляться 25-го Августа. Очень об этом сожалею.



У нас здесь, слава Богу, все благополучно и нового ничего нет. Купания продолжаются регулярно и, кажется, начинают приносить пользу, потому что я не так легко утомляюсь, как прежде. В Четверг на прошлой неделе я обедал у Королевы и в то же время с ней простился, так как сегодня она отправляется в Шотландию. Она, как и в первый раз, была весьма мила и любезна и приказала Тебе кланяться. Там я видел Пальмерстона, но никакого замечательного разговора с ним не имел. Нахожу, что он очень постарел и опустился. В Пятницу ездили мы в Лондон, где оставались Субботу и воротились сюда в Воскресенье. Осматривали там Хрустальный дворец, знаменитый огромный пароход «Great Eastern» и Британский Музеум. Это решительно три чуда мира. На этой неделе мы снова туда поедем, чтоб потаскаться по некоторым заводам и сделать несколько покупок, а затем во Вторник на будущей неделе предпримем наконец и обратный путь. Итак, в ожидании, Бог даст, скорого свидания, обнимаю Тебя и Твою милую Марию от всей души.



Твой верный брат Константин.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 10/22 августа 1859 г. Райд // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 212. — [Т.] II—III.



№ 61.



10/22 Августа 1859. Райд.



От всей души благодарю Тебя, любезнейший Саша, за милое письмо Твое от 29-го Июля, которое я здесь получил 5-го Августа.



В продолжение этой недели у нас ничего не произошло достойного замечания. Наш скромный образ жизни и ежедневные купания по-старому продолжаются регулярно, и признаюсь, довольно скучно, так что крепко-накрепко тянет домой, а еще остается две недели.



Вчера вечером пришел сюда благополучно «Генерал-Адмирал» после удивительно шибкого перехода в 6 дней. Он красуется теперь здесь совершенным колоссом между остальных судов. Интересно будет узнать мнение англичан про него и что будут писать в газетах.



В течение этой недели я был два раза в Портсмутском адмиралтействе, где теперь огромная деятельность. Особенно усиленно у них строение линейных кораблей, несмотря на то что англичане сами признают, что при теперешних успехах кораблестроения, и особенно артиллерии, их время прошло. Но народное самолюбие их сильно затронуто успехами Французского Флота, который теперь и численностью, и совершенством почти равен Английскому. А англичане нигде равенства терпеть не хотят и хотят иметь неоспоримое преимущество, хотя бы по крайней мере в числительности. Просто уморительно, как здесь боятся возможности Французского нашествия. Это их постоянное пугало. С нами были весьма и весьма учтивы, но больше ничего. Ясно видно, что сочувствия или симпатии к России нет никакой, и память последней войны далеко не прошла. Се n’est qu’une treve*, какая разница против Франции и Сардинии, где война была противна народным чувствам и где всеми силами стараются загладить прошедшее.



В Четверг на этой неделе я опять приглашен к обеду у Королевы, а в Пятницу мы едем на один день в Лондон.



Надеюсь, что Ты остался доволен Красносельскими учениями и маневрами, и сам притом не слишком утомился.



Прощай, любезнейший Саша. Обнимаю Тебя и милую Марию от всей души.



Твой верный брат Константин.



Александр II (император). Письмо Константину Николаевичу, 8/20 августа 1859 г. Петергоф // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 210—212. — [Т.] II—III.



№ 60.



Петергоф 8-го / 20 Августа 1859.



Благодарю тебя, любезный Костя, за письмо твое из Райда от 27/8 ч(исла). Радуюсь, что ты благополучно совершил твое путешествие и остался доволен «Светланою» и первым приемом твоим в Англии. Письмо это я получил во время маневров 4/16 ч(исла) в Гастилицах, где мы обедали с женою. Все эти знакомые места мне очень напомнили прежние годы и бесценного нашего Папа?. В Дятлицах я стоял на том самом месте, где столько раз стояла его палатка. 6/18 ч(исла) мы праздновали в Ропше, а вчера маневры начались около (...). С одной стороны командовал Ген(ерал) Корф1, а с другой, Гильденштубе2, и я всеми остался совершенно доволен, при этом погода нам чрезвычайно благоприятствовала и после осенней сделалась опять летнею.



Н. А. Милютин



6-го же числа мы были обрадованы известием с Кавказа о совершенном покорении Искерии, Дагестана и Аварии и почти без кровопролития, кроме на геройской переправе Ген(ерала) Врангеля3 чрез Аварское Койсу. Шамиль, оставленный всеми, бежал с сыном, как полагают, в Гуниб, к стороне Лезгинской линии, которая одна еще нам не покорилась. Этим славным результатом мы обязаны умным распоряжением Барятинского4 и совместному действию Ген(ерала) Евдокимова и Врангеля. Первого, равно и Милютина5, сделал я Ген(ерал)-Адъютантами, а Врангелю — 3-го Георг(ия). Весьма рад, что Путятину удалось достать подробное описание пушки Армстронга и совершенно согласен на заказ таковой в Америке на сумму, предназначавшуюся для покупки секрета.



Послезавтра 10/22 ч(исла) намерен осмотреть в Кронштадте обе заграничные эскадры, 11/23 назначен большой парад в Кр(асном) С(еле), после чего мы перебираемся в Цар(ское) С(ело). 16/28 отправляюсь в Москву, а к 25/6 буду назад.



При обратном твоем следовании чрез Копенгаген надобно будет тебе непременно сделать визит Королю, где бы он ни был в окрестностях, ибо иначе мы рискуем с ним совсем перессориться. Из депеши, нами полученной после твоего проезда, видно, что он серьезно обиделся и опасаются дурных последствий для членов королевской фамилии, у которых ты был и которые тебя так ласково принимали.



Нового, впрочем, ничего нет. Санни и детей твоих я не видел с прошедшего воскресения.



Мы с женою обнимаем тебя от всего сердца.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 3/15 августа 1859 г. Райд // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 210. — [Т.] II—III.



№ 59.



3/15 Августа 1859. Райд.



Любезнейший Саша!



Вот уже одна неделя нашего пребывания прошла, и остается нам прожить еще три. Хотя здесь очень мило и приятно, но Ты понимаешь, как меня тянет домой, и я уже считаю дни, когда можно будет окончательно сняться с якоря. Жизнь наша здесь весьма однообразна. По утрам я работаю, потом купаемся несмотря ни на какую погоду и после этого почти все время остаемся на воздухе, гуляя раза три или четыре в день, все пешком. Чувствую я себя весьма хорошо, так что уже польза очевидна.



У королевы я уже был один раз с визитом, а в другой раз за обедом. И она и Принц Альберт были весьма милы, разговорчивы и любезны, так что большая разница против приема 1857-го года. И вообще, все англичане, которых я до сих пор видел, весьма учтивы и любезны. Мери приезжала сюда на один день вместе с Марусей, чтоб видеть Королеву и чтобы со мною повидаться. Мы почти целый год друг друга не видали et notre revoir a ete tres tendre*.



Дня три тому назад наша Средиземная Эскадра Истомина отправилась в Кронштадт. Перед этим я ей делал общее учение и был весьма доволен, видно, какую пользу принесло им заграничное плавание. Наши моряки не нахвалятся здешним приемом. Зато и они себя примерно ведут на берегу. Матросов увольняли гулять беспрепятственно, и на них не было ни одной жалобы, ни одной истории. Удивительный народ, наши матросики! Невозможно их не любить, когда ближе их узнаешь.



На наступающей неделе я намерен осмотреть Портсмутское Адмиралтейство, которого 12 лет не видал, а потом съездить дня на три в Лондон.



Прощай, любезнейший Саша. Обнимаю Тебя и Марию от всей души.



Твой верный брат Константин.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 19 мая / 10 июня 1859 г. Константинополь // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 206—207. — [Т.] II—III.



№ 55.



19 Мая / 10 Июня 1859. Константинополь.



Любезнейший Саша!



Мы надеемся сами быть наконец в Петербурге несколько дней после того, что Ты получишь это письмо. Наше странствование по востоку продолжается уже почти два месяца, и, признаюсь, мы с нетерпением ждем минуты возвращения и свидания. Надеемся также застать еще нашу дорогую Матушку до ее отправления за границу. После последнего моего письма из Бейрута, мы получили двух фельдъегерей; одного от 22-го Апреля мы нашли с «Баяном» в Родосе, другого от 17-го Мая — здесь в Константинополе. Искренно благодарю Тебя, любезнейший Саша, за милые Твои письма. Ты знаешь, что желания Твои всегда для нас суть закон, и потому мы торопимся домой сколько возможно. Но Константинополь нас задерживает. Здесь сделаны такие огромные приготовления; прием, нам оказанный, до такой степени выходит из ряда того, что когда-либо здесь происходило, что оставаться менее недели не было никакой возможности, оно значило бы на неимоверное гостеприимство отвечать грубостию. Достоверно, что Султан1 для нашего приема израсходовал более двух миллионов рублей серебром. Нам отведен особый дворец на Босфоре, Эмерчьян, совершенно заново и великолепно отделанный, снабженный огромной прислугой, кухней, экипажами и каиками. Кроме того приготовлено несколько великолепных киосков. Мне Султан дал алмазные знаки своего ордена, жене — великолепный бриллиантовый браслет с изумрудом. Сам он из кожи лезет, чтоб сделать нам приятное. Так, в день нашего приезда, несмотря на скверную погоду и на проливной дождь, он выехал к нам навстречу в Топхане и встретил нас внизу лестницы. На другой день он нам отдал визит. Завтра, покуда я буду обедать у него, жена будет обедать в его гареме с его первой женой, сестрами и дочерьми. Все это вещи до сих пор никогда не виданные, которые выходят совершенно из общепринятого порядка и из обычаев. И делается это лично Султаном, вопреки желанию его министров, чтоб публично доказать, как высоко он ценит дружбу Русского Государя и как рад показать это, принимая его брата. Что касается до министров, то они должны волею или неволею этому повиноваться, но это им очень неприятно, особенно нашему старому приятелю Фуад-Паше. Из них составляет резкое исключение Риза-Паша2, который явно придерживается Русской стороны. Английский Посол Sir Henry Bulwer3 тоже ужасно не в духе, и я Тебе расскажу по возвращении разные про него довольно скверные истории. Едем мы отсюда во Вторник, 2-го Июня, на пароходе нашей Черноморской компании «Владимире», и направимся прямо в Николаев, чтоб поспеть в Петербург к 13-му или 14-му числу. Чрез это я, к сожалению, опять лишен случая посетить Севастополь.



Из Бейрута мы отправились тремя днями ранее «Ретвизана», который все принимал уголь, что при ограниченных средствах этого скверного порта составляет предлинную и прескучную работу. Этим мы воспользовались, чтоб осмотреть Родос, Патмос, Самос и Хиос, и еще в Смирне дожидались корабля целый день. Здесь погода нам весьма не благоприятствует, все холодно и дождь. Однако я уже два раза возил жинку в город. Между прочим, мы видели, разумеется, и Софийский Собор, который после возобновления стал невыразимо великолепен. Недостает только ему одного креста! Будем надеяться, что рано или поздно мы его там увидим. По политической части мы только знаем по телеграфу об начале кровавого боя у Ponte-Magente4, но результат его еще не известен.



Прощай, любезнейший Саша. От души Тебя обнимаю до скорого свидания. Как приятно писать это слово.



Твой верный брат Константин.



Александр II (император). Письмо Константину Николаевичу, 17/29 мая 1859 г. Царское Село // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 206. — [Т.] II—III.



№ 54.



Царское Село 17-го / 29 Мая 1859.



Сегодня отправляю к тебе, любезный Костя, последнего курьера, который должен встретить тебя в Одессе или Николаеве. С нетерпением ожидаю твоего возвращения, а между тем благодарю тебя за интересное письмо из Афин. Весьма рад, что все остались довольны вашим пребыванием в Греции и, надеюсь, того же в Константинополе, где, как кажется, известие о приезде вашем было принято с радостью. От Лобанова ты, вероятно, уже знаешь о хороших наших сношениях и о том духе, в котором мы действуем. Дай Бог чтобы на Востоке также не заварилась каша, в ней роль наша будет гораздо труднее и может повлечь за собою вновь войну с Англиею.



Поэтому из предосторожности я составил здесь комитет для обсуждения мер, которые нам придется принять как по Черному морю, так и здесь. Метлин тебя, вероятно, уже уведомил о распоряжениях по морской части, о подробностях не имею времени писать и оставляю до личного объяснения.



С театра войны в Италии по последним известиям ничего еще решительно не было, но в 1-ом деле под Montebello, которое Австр(ийцы) называют успешною рекогносцировкою, успех остался на стороне союзников1.



Германия решительно с ума сошла, и я крепко боюсь, что и Пруссия не устоит общему Германскому влечению, несмотря на все наши старания.



Матушка, благодаря Бога, здорова, но нерешительное состояние Германии ее тревожит и поэтому с отъездом ее в Эмс еще ничего не решено.



Дети ваши, наконец, переехали сюда и, слава Богу, здоровы.



Вот неделя, что мы наслаждаемся совершенно летнею погодой после самой холодной весны.



Поздравляю тебя вперед с днем твоего Ангела, да сохранит тебя Бог таким, каким я тебя знаю, и да возвратит он вас поскорее домой.



Обнимаю вас обоих и милого Николу от всей души.



До скорого свидания!



А.



Александр II (император). Письмо Константину Николаевичу, 13/25 октября 1858 г. Гатчина // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 170—171. — [Т.] II—III.



№ 33.



Гатчина. 13/25 Октября 1858.



Пользуюсь отъездом Головнина1, чтобы написать тебе, любезный Костя, хотя несколько слов. Вчера узнали мы по телеграфу о благополучном прибытии вашем в Киль, а сегодня в Гамбург. Надеюсь, что морское путешествие в эту позднюю пору не повредило милой Санни. Скажи ей, что здесь, в Гатчине, все ее напоминает и что в честь ее орган играл уже неоднократно елдорадо-кадриль**. Я по-старому возобновил мои ночные прогулки, и мне все казалось, что я должен был ее встретить где-нибудь в темных аллеях, с веселым обществом, как в 54 году.



Матушка перебралась сюда в прошедшую среду, но, к сожалению, третьего дня, кажется, немного простудилась в холодной спальне Маруси2, и с тех пор уже сильно голова разболелась, и она не выходит из своих комнат. К счастию, лихорадки нет, так что можно надеяться, что дурных последствий не будет. Мы прибыли сюда в пятницу к обеду, и вчера приехала Елена Павл(овна).



Общество довольно многочисленное, так что за столом в арсенале бывает до 80 ч(еловек). Молодежь (кажется?) en train* и уже несколько раз плясала. Вчера и сегодня был франц(узский) театр, а завтра готовятся charades en action**. Я два раза был на охоте и завтра собираюсь полевать. Погода стоит теплая и даже солнечная, что для нас, об эту пору, редкость. Мы намерены остаться здесь до четверга. По делам нового ничего нет, и все покуда спокойно. Метлин за исполнением бумаг, у меня еще не был.



Да благословит Бог ваше заграничное пребывание и да возвратит он вас морально и физически укрепленными. Обнимаю вас, с милым Николою, от всего сердца.



Твой брат и друг Александр.



Поздравляю с рождением Миши. По телегр(афу) знаем, что они оба воротились сегодня в Крым к своим женам и надеюсь быть здесь около 28-го окт(ября).



Александр II (император). Письмо Константину Николаевичу, 24 сентября 1858 г. Царское Село // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 170. — [Т.] II—III.



№ 32.



Ц(арское) С(ело) 24 Сентября



Мы прибыли сюда совершенно благополучно и обнимаем вас всех.



Последние известия от Мама? из Дрездена от вчерашнего вечера. Она здорова, но очень устала. В Кронштадте прежде Субботы я быть не могу. В 12 час(ов) полагаю сесть на пароход в Петергофе.



А.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 13 сентября 1858 г. Стрельна // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 169—170. — [Т.] II—III.



№ 31.



13 Сентября 1858 года. Стрельна.



Не знаю как благодарить Тебя, бесценнейший Саша, за Твое чудное, Дружественное письмо из Ковно. Бог дал Тебе тот же дар, как и незабвенному нашему Папа?, несколькими словами вознаградить человека и возбудить в нем новые силы! Высшей награды мне невозможно было получить, как эти несколько добрых слов, написанных Тобою! Моя милая жинка, которая со мною все одинаково чувствует, была тоже несказанно тронута этим письмом и приказала обнять Тебя нежнейшим образом.



Получил я это письмо в Кронштадте на Артиллерийском Учебном корабле «Прохор», которому производил смотр. Он в превосходном состоянии, и это есть учреждение, которое приносит неоцененную пользу Флоту. Командир корабля Римский-Корсаков вполне вник в дело и ведет его именно так, как желательно, чтобы оно шло. Третьего дни была в Кронштадте закладка новой парусной мастерской в новом адмиралтействе, в которое мы переобразовываем мало-помалу старые шлюпочные сараи. В нынешнюю осень надеемся вывести стены под самый карниз. Приготовление «Громобоя» к походу подвигается быстро вперед, и к Твоему возвращению он будет совершенно готов. Если Тебе будет время, я весьма бы желал, чтоб Ты его осмотрел до его отхода, и я уверен, что он Тебе очень понравится. 4-го числа был на Охте спуск нового парохода «Храбрый», который так хорошо удался, что перелом на нем всего ? дюйма, а около 20-го числа будет спуск на галерном островке нового парохода «Смелый».



На днях получено известие о благополучном приходе эскадры Кузнецова1 в Гонконг* и двух отсталых судов его эскадры «Воеводы» и «Пластуна» в Сингапур. Вот, кажется, и все наши новости. В Понедельник 15-го числа ожидаем прихода Елены Павловны2 на «Гремящем».



Дома у меня все, Слава Богу, хорошо, и мы на будущей неделе переезжаем в город.



Прощай, любезнейший Саша, еще раз благодарю Тебя и обнимаю от всей души.



Твой верный брат Константин.



Александр II (император). Письмо Константину Николаевичу, 9 сентября 1858 г. Ковно // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 169. — [Т.] II—III.



№ 30.



Ковно. 9-го Сентября 1858.



Искренно благодарю тебя, любезный Костя, за милое письмо твое от 30-го авг(уста), на которое мне не было никакой возможности отвечать тебе из Москвы, а теперь поздравляю тебя от всего сердца с днем твоего рождения. Да сохранит тебя Бог, твое семейное счастие. Да подкрепит Он тебя и физически и морально, чтобы продолжать служить Матушке нашей России, как ты начал, т. е. верой и правдой!



Ты знаешь, что никто более меня не любит тебя и не умеет ценить и отдавать справедливость твоему усердию как по морской части, так и по таким делам государственным, в которые я, по доверию моему к тебе, сделал тебя участником, и потому еще раз искреннее и сердечное спасибо за все.



Душевно радуюсь, что Санни поправляется и надеюсь найти ее уже совершенно укрепившеюся.



Мари тебе вероятно лично передала утешительное впечатление, произведенное на нас первой половиной нашего путешествия по сердцу России. Могу то же сказать и про вторую половину. Радушие, с которым меня повсюду встречали, не может быть поддельным.



Завтра после учения Драг(унской) и Гусар(ской) Бриг(ад) 1 (...) Кав(алеристской) Див(изии) отправляюсь в Варшаву. Дай Бог, чтобы и там было все хорошо. Туда должны прибыть Пр(инц) Прусский, Пр(инц) Карл Баварский и Карл Веймарский.



17-го ч(исла) надеюсь пуститься в обратный путь и быть дома 20-го.



Обнимаю тебя, Санни и ваших милых ребятишек от всего сердца.



Да хранит вас Бог. Тебя душевно любящий брат и друг



Александр.



Александр II (император). Письмо Константину Николаевичу, 19 августа 1858 г. // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 167. — [Т.] II—III.



№ 28.



19 Авг. 1858.



Поздравляем вас от всей души с благополучным рождением сына Константина и благодарим Бога, что все кончилось так скоро и хорошо. Мал(енького) Константина назначаю шефом Тифлисского Гренадер(ского) полка и состоять ему в Конной Гвардии, в Измайл(овском) п(олку) и в Гвард(ейском) Экипаже. Около 1/4—10 надеемся проездом чрез Стрельну по жел(езной) дор(оге) вас там обнять.



А.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 19 августа 1858 г. Стрельна // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 167. — [Т.] II—III.



№ 27.



19 августа 1858. Стрельна.



Искренно благодарю Тебя, любезнейший Саша, за Твое милое письмо из Костромы. Слава Богу, что Ты доволен Твоим путешествием и приемом нашего доброго Православного народа. Прием, который Ты всюду встречаешь, меня не удивляет. Слава Богу, наш народ в своей привязанности к своему Белому Царю не меняется, а в Тебе, дорогой Саша, он еще видит Того, который зачал великое дело преобразования крепостного права!



У нас, Слава Богу, все идет так хорошо, как только можно желать. Сегодня 10-ый день, и жинка в первый раз переселилась из постели на кушетку. Но на ноги ей не позволят становиться до будущей недели. Она все время была чрезвычайно послушна докторам и вела себя очень благоразумно. Маленький Костя все не может справиться с своим пищеварением, его очень часто слабит, но несмотря на то он уже значительно вырос и пополнел, и необыкновенный красавчик. Весь день он лежит у жены на постели и составляет все ее счастие. Остальные наши дети ему не нарадуются.



По морской части у нас все благополучно. На прошедшей неделе воротилась с моря эскадра Шанца1. Завтра отправляюсь в Кронштадт ее посмотреть и потом отпущу ее в гавань.



Сегодня утром свершилось в городе ужасное несчастие. Взорвало несколько мастерских на Охтенском пороховом заводе. Я еще никаких подробностей не знаю, но говорят, что убитых человек 70, а раненых около 30. — Это ужасно.



Прощай, любезнейший Саша, Обнимаю Тебя и Марию от всей души, и желаю, чтоб Ваше путешествие окончилось так же благополучно, как началось.



Твой верный брат Константин.



Александр II (император). Письмо Константину Николаевичу, 16 августа 1858 г. Кострома // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 166—167. — [Т.] II—III.



№ 26.



Кострома. 16-го Августа 1858.



Благодарю тебя, любезный Костя, за письмо твое, полученное в Ярославле, и радуюсь, что у вас все идет благополучно. Дай Бог, чтобы Санни совершенно поправилась и укрепилась в силах перед отправлением за границу.



Путешествием нашим мы доселе чрезвычайно довольны. Нас повсюду принимают с невыразимым радушием, доходящим иногда, можно сказать, до безумия, в особенности в Ярославле и здесь, так что страшно показываться на улице.



Из всего, что я слышу, народ везде спокоен и послушен, а Дворянство, я надеюсь, после того, что оно от меня самого слышало1, примется за дело с усердием, — так что с Божьею помощью можно надеяться, что все пойдет хорошо.



Вчера мы прибыли сюда на пароходе компании Глазенапа самым приятным образом и завтра на нем же отправляемся далее.



Здесь нашел я много моряков и между прочим Перелешина, который женится.



Сейчас воротились мы с бала, весьма многолюдного и жаркого. Красавиц весьма немного.



Вот покуда и все. Обнимаем вас обоих от всего сердца, равно и милых ваших ребятишек.



Господь с вами!



А.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 12 августа 1858 г. Стрельна // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 166. — [Т.] II—III.



№ 25.



12 Августа 1858. Стрельна.



Пишу Тебе несколько слов, любезнейший Саша, чтоб уведомить Тебя, что у нас все, благодаря Бога, идет удовлетворительно. Сегодня идет третий день. У жинки начинает показываться молоко, груди наливаются и сильно вспухают, и от того она начинает довольно сильно страдать, но лихорадки, Слава Богу, еще нет ни малейшей. К сожалению, только ее старые бессонницы все еще продолжаются. Маленький Костя1 тоже хорош и весь день лежит у своей матери на постели. Наша бесценная Мама? каждый день у нас бывает и остается довольно долго. Вчера она со мною обедала.



Вчера офицеры Конной Гвардии и третьей Артиллерийской бригады приходили en corps* меня поздравлять. Я им сказал, что прошу их нового их кантониста любить и жаловать, и что если Господь Бог его возрастит и сохранит, я уже за него ручаюсь, что он их полюбит и будет им добрым товарищем.



Впрочем, все у нас благополучно. Желаю Тебе совершить Твое путешествие к полному Твоему удовольствию и без устали.



Обнимаю от души Тебя и Твою дорогую Марию.



Твой верный брат Константин.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 18 июня 1858 г. Павловск // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 165—166. — [Т.] II—III.



№ 24.



18 июня 1858-го года. Павловск.



Любезнейший Саша!



Мне приходится взять сегодня перо в руки, чтобы, к сожалению, написать к Тебе про два довольно неприятные случая. Во-первых, пароход Онега», назначенный в Онежское Озеро для перевозки Твоей свиты, отправившись отсюда 14-го числа, был на другой день посажен лоцманом на камень при входе в Ладожское Озеро. Едва его с этого камня стянули, как через несколько часов в нем лопнул пополам поршень в паровом цилиндре! Это очень неприятно, потому что машина у него Английская, совершенно новая. Но остановки для Твоего путешествия никакой не будет, потому что почтовое ведомство уступило нам для сего свой пароход «Петербург», тот самый, на котором Папа? ходил в 1854 году.



Вторая история состоит в том, что корабль «Ретвизан» в день своего возвращения со мною из Ревеля, идя большим Кронштадтским рейдом, срединою фарватера, вдруг о что-то стукнулся и с тех пор очень сильно потек. Вероятно, он ударился о какой-нибудь якорь, лежавший на дне, и пробил себе борт. Это доказывает, что Кронштадтский рейд до такой степени мелеет, что малейшая вещь, на дне лежащая, делается опасною для кораблей теперешних размеров, что для нашей будущности не чересчур приятно. Через несколько дней «Ретвизан» войдет в док, и тогда только окажутся подробности его повреждения, но к твоему смотру он никак не может быть готов, о чем я чрезвычайно сожалею, потому что он решительно лучший наш корабль. Кроме этого у нас, Слава Богу, все благополучно. Погода стоит отличная, и Твоя жена часто у нас бывала в Павловске, который чудо как хорош. Послезавтра, 20-го числа, мы переезжаем в Стрельну. Надеюсь, что Твоя Беломорская прогулка на «Гремящем» хорошо удастся, и что Ты скоро и благополучно к нам воротишься. Прощай, любезнейший Саша, обнимаю Тебя от всей души.



Твой верный брат Константин.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 23 сентября 1857 г. Петербург // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 165. — [Т.] II—III.



№ 23.



23 сентября 1857 года. Петербург.



Душевно благодарю Тебя, любезнейший Саша, за милое письмо, которое написал мне из Штутгарта среди тех тяжелых для Тебя дней свидания с Наполеоном. С чрезвычайным интересом читал я тоже Твое письмо к Мама?. Я убежден, что это свидание будет иметь самые благие последствия для будущности и не останется тщетным. Напротив того, думаю, что Веймарское свидание ни к чему не поведет.



На прошедшей неделе я два дня жил с женою в Кронштадте и мы в это время проводили нашу Океанскую эскадру. Весь Кронштадт собрался на эти проводы, потому что никогда еще Россия не отправляла столько судов в Океан, и оно было весьма торжественно!



На сих же днях пришли в Кронштадт благополучно корвет «Оливуцца» и транспорт «Двина» с Амура, и фрегат «Илья Муромец» из Архангельска.



Вот все, что у нас нового, впрочем все благополучно. Жена и я обнимаем Вас от всей души и ждем с нетерпением.



Твой верный брат Константин.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 14/26 сентября 1857 г. Кронштадт // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 162—164. — [Т.] II—III.



№ 21.



14/26 сентября 1857 года. Кронштадт.



Сегодня пишу я Тебе, любезнейший Саша, под самым грустным впечатлением, потому что вчера узнали мы про ужасное происшествие, случившееся с «Лефортом» 10-го числа. Если помнишь, во время еще Твоего пребывания в Варшаве я спрашивал Твое разрешение по телеграфу привести сюда корабли Ревельские и Свеаборгские для упрощения увольнения команд. Получив на это разрешение, тотчас им было приказано по телеграфу вооружаться, а Адмирал Митьков1 (Дивизионный Начальник) пошел отсюда за ними с тремя пароходами. В Свеаборге находились «Красный» и «Не тронь меня», а в Ревеле «Памяти Азова», «Императрица Александра», «Владимир» и «Лефорт». Пароходы взяли на буксир оба Свеаборгские корабля и «Азов» и благополучно привели их в Кронштадт. Остальные три Ревельские корабля под начальством Нордмана2, пользуясь попутным ветром, пошли под парусами. Только что пароходы пришли с первыми тремя кораблями, я их тотчас послал опять в море за остальными тремя. Но вдруг получаю я от них телеграф из Ревеля, что они пришли туда, не встретив Нордмана; это уже начало нас немного беспокоить, тем более что все это время стояли жестокие ветра с ужасно холодной погодой и иногда со снегом. Пароходы, выйдя из Ревеля, пошли опять отыскивать эскадру и наконец привели сюда вчера утром два корабля «Императрицу» и «Владимира». Нордман тотчас ко мне приехал с рапортом. На нем лица не было, и он мне рассказал следующее. Попутный ветер, выведший их из Ревеля, недолго продолжался. Скоро он перешел к N, потом к NO и постоянно свежел, с пасмурностию, иногда со снегом. Ну, в этом еще ничего удивительного нет, кому из нас этого не случалось испытывать. Нордман и продолжал лавировать, радуясь как эскадра хорошо держится соединенною несмотря на пасмурность и на темные ночи. Таким образом они благополучно обогнули N оконечность Гогланда в ночи с 9-го на 10-ое число. Но тогда ветер стал еще крепчать, они взяли третий риф, и уже мало выигрывали лавировкой, их все сносило на S к острову Тютерсу. С рассветом 10-го числа Нордман опять увидел всю эскадру в соединении, очень был этому рад и в начале восьмого часа сделал сигнал поворотить через Фордевинд на левый галс (Нордман сидел на «Владимире», непосредственно за ним шел «Лефорт»). Во время поворота ветер стал еще крепчать, и они тогда видят, что «Лефорт» шквалом сильно положило на бок. Однако марса шкоты и марса фалы на нем отдали, стало там не зевают. Продолжают смотреть и видят, что «Лефорт» не только не поднимается, а, напротив, его все более и более кренит на левую сторону, так что он медленно и постепенно ложится совершенно на бок, реи и мачты уходят в воду, и пять минут спустя он в этом положении исчезает в воде! Можешь себе вообразить какое это должно было сделать впечатление на всех! Это происшествие неслыханное в истории флотов! Добро бы это еще случилось с кораблем какой-нибудь новой неслыханной неиспытанной конструкции! А «Лефорт» был 80-пуш(ечный) корабль, совершенно однаго чертежа со всеми нашими другими 80-пуш(ечными) кораблями, которые и ходки, и остойчивы, и обладают самыми отличными морскими качествами, и к тому же он был корабль самый новый и свежий с 1853-го года. В прошлом столетии погиб в Портсмуте на якоре Английский корабль «The Royal George». Он стоял с открытыми пушечными портами и конопатился с одной стороны. Для этого все пушки были перевезены на один борт, дабы его более накренить, но при этом имели неосторожность оставить пушечные порта отворенными. Шквалом его накренило еще, он черпнул всеми портами, и пошел, как ключ, ко дну со всем народом. На «Лефорте» этого быть не могло, потому что крепкий ветер стоял уже несколько дней, и, разумеется, как это всегда бывает, все пушечные порта были наглухо задраены. Мы все себе ломаем головы, чтоб объяснить себе причину этого неслыханного и беспримерного несчастия, и ничего придумать не можем. Полагаем, может быть, что от сильного крена, во время внезапного шквала не сорвалось ли несколько пушек с наветренного борта, которые, перекатившись стремительно на противную сторону, могли выломать борт, и чрез это сделать такой пролом, чрез который вдруг хлынула вода в огромной массе. Но это могло бы случиться на совершенно дрянном и гнилом корабле, а «Лефорт» был совершенно новый, крепкий и свежий. К несчастию, никто никогда этого не объяснит, потому что все, которые были на корабле, с ним вместе и погибли мгновенно. Командовал им командир 13-го Экипажа Кишкин3. На нем было человек 20 офицеров и около 800 матросов со своими женами и детьми, которых перевозили на зимовку в Кронштадт. Ничего ужаснее и поразительнее этого колоссального несчастия себе вообразить невозможно. Мы вчера немедленно отслужили здесь парадную панихиду.



С другой стороны, есть у нас несколько приятных новостей, которые, однако, омрачены этим несчастием. Бутаков пишет, что первые три корвета пришли в Севастополь в самом блестящем положении. В Копенгаген благополучно пришли с Амура Транспорт «Двина» и корвет «Оливуца», про которого мы очень беспокоились, потому что давно не имели никаких известий, и из Архангельска винтовой Фрегат «Илья Муромец». Вот покуда и все. Здоровье жены, кажется, несколько поправляется. Для нее необходим совершенный покой, вот почему жизнь теперь в Стрельне ей очень полезна.



С нетерпением ожидаем известий и результат Твоего свидания с Наполеоном, а затем и Твоего возвращения4.



Прощай, любезнейший Саша, обнимаю Тебя и Марию от всей души.



Твой верный брат Константин.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, [без даты] // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 162. — [Т.] II—III.



№ 20.



Любезнейший Саша!



Мне по-настоящему решительно нечего Тебе писать. Все у нас, слава Богу, благополучно. В Кронштадте больных так мало, как я никогда не помню; менее 1000 человек. Холера тоже уменьшается. На прошлой неделе ушли последние три Черноморские корвета, и я уж имею известие о приходе их в Копенгаген1. Первые три корвета, которые вышли отсюда 16 июня, уже прошли Константинополь и на днях должны быть в Севастополе. На будущей неделе пойдет и Амурский Отряд.



Вчера Матушка переехала в Царское Село и по дороге у нас обедала, и очень долго оставалась. Мы остаемся в Стрельне, потому что в Павловске, к моему ужасному прискорбию, негде жить в эту холодную пору. Константиновский дворец тесен, а в Большом, в теперешнем его виде, жить нельзя. Он и холоден и сыр. Завтра мы поедем в Царское, поздравить Никсу2 с его 14 годами. Как Вам будет грустно провести этот день вдали от него. Вчера я видел молодого Игнатьева3, и мы долго с ним говорили. Желательно было бы нам суметь воспользоваться теперешним случаем, если он только не потерян.



Прощай, любезнейший Саша, Жена и я обнимаем Тебя и Марию от всей души.



Твой верный брат Константин.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 10/22 июля 1857 г. Стрельна // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 162. — [Т.] II—III.



№ 19.



10 / 22 Июля 1857. Стрельна.



Сегодня, любезнейший Саша, военный Министр посылает Тебе последнего Фельдъегеря, сухим путем, дабы он застал Тебя еще в Берлине, потому что субботний очередной приехал бы в Штетин именно в день Твоего отъезда и мог бы очень легко с Тобой разъехаться. Мне решительно нечего было бы писать Тебе про здешние обстоятельства; все хорошо и благополучно. Остается только благодарить Тебя за милое Твое письмо от 29-го числа из Киссингена, которое меня несказанно обрадовало тем, что я вижу, что Ты мною доволен.



Вчера мне прислано из Французского Посольства прилагаемое здесь письмо ко мне Императора Наполеона. Из содержания его Ты увидишь, в чем дело, и что он желал бы осенью иметь с Тобой свидание. От Твоей воли будет теперь зависеть дать самому какой угодно ответ или приказать Кн. Горчакову сочинить ответное письмо от меня. Для сего я препровождаю письмо в оригинале.



Обнимаю тебя и милую Твою Марию от души, в ожидании скорого свидания.



Твой верный брат Константин.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 10/22 июля 1857 г. Стрельна // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 162. — [Т.] II—III.



№ 19.



10 / 22 Июля 1857. Стрельна.



Сегодня, любезнейший Саша, военный Министр посылает Тебе последнего Фельдъегеря, сухим путем, дабы он застал Тебя еще в Берлине, потому что субботний очередной приехал бы в Штетин именно в день Твоего отъезда и мог бы очень легко с Тобой разъехаться. Мне решительно нечего было бы писать Тебе про здешние обстоятельства; все хорошо и благополучно. Остается только благодарить Тебя за милое Твое письмо от 29-го числа из Киссингена, которое меня несказанно обрадовало тем, что я вижу, что Ты мною доволен.



Вчера мне прислано из Французского Посольства прилагаемое здесь письмо ко мне Императора Наполеона. Из содержания его Ты увидишь, в чем дело, и что он желал бы осенью иметь с Тобой свидание. От Твоей воли будет теперь зависеть дать самому какой угодно ответ или приказать Кн. Горчакову сочинить ответное письмо от меня. Для сего я препровождаю письмо в оригинале.



Обнимаю тебя и милую Твою Марию от души, в ожидании скорого свидания.



Твой верный брат Константин.



Александр II (император). Письмо Константину Николаевичу, 5/17 июля 1857 г. Киссинген // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 161. — [Т.] II—III.



№ 17.



Киссинген. 5/17 июля 1857.



Письмо твое, любезный Костя, от 29-го ч(исла) получил я третьего дня вечером. Слава Богу, что все у нас тихо. По Астраханскому делу нахожу, что вы весьма дельно распорядились, и надеюсь, что дело это распутают.



30-го ч(исла) утром отправился я в Вильдбад и прибыл туда сюрпризом вечером. Матушку застал, благодаря Бога, совершенно здоровою.



К этому дню съехались туда 3 брата ее и много русских. 1-го ч(исла) после обедницы было поздравление, потом фамильный обед, во время которого Пр(инц) Карл1 нас смешил до слез, а вечером гулянье и маленький бал. На другое утро отправились мы вместе до Мюлакера, где простились с Олли и по жел(езной) дор(оге) при нестерпимой жаре съехались в Брукзале с милой невестой Миши. К 5 ч(асам) прибыли мы в Франкфурт, отобедали у Мама?, я воротился сюда ночью.



Вчера вечером она выехала оттуда и прибыла сегодня утром в Веймар, а завтра утром будет в Потсдаме.



Я намерен выехать отсюда 11/23 ч(исла) утром, прибыть 12/24 в Веймар, 13, 14 и 15 в Сан-Суси, а 16/28 отправиться на «Гремящем» восвояси и, с Божьей помощью, надеюсь быть дома 20/1 ч(исла), забрав дорогой детей в Гапсале. Матушка полагает отправиться на «Олафе» 18/30 ч(исла) и может быть 21/2 ч(исла) дома.



Насчет встречи распоряжусь на месте.



Санни написала жене, что доктор требует еще продолжения лечения, и потому, хотя ей лучше, но, к прискорбию нашему, нельзя ей встретиться с нами.



Короля Баварского, который принял нас чрезвычайно радушно, назначил я шефом С.-Петерб(ургского) Улан(ского) п(олка), а он меня — своего 1-го пол(ка) Chev., leg., je me serais passe de cet honneur*, да нечего было делать.



Жена его мила с нами по-прежнему. Louis и Алек также здесь, и послезавтра ожидаем Олли с мужем. У меня голова кружится от множества королей и принцев, которых мы видели в столь короткое время**...



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 15/27 июня 1857 г. Стрельна // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 155—156. — [Т.] II—III.



№ 11.



15/27 Июня 1857 года. Стрельна.



Любезнейший Саша!



Сегодня на первый раз мне решительно нечего Тебе писать. Все здесь благополучно, ничего особенного до моего сведения не дошло. По телеграфу я знаю, что вчера Твои дети пришли на «Рюрике» в Ревель, и в тот же день отправились далее в Гапсель. Все эти дни я жил в Кронштадте в беспрерывной работе. Мы готовили корабли «Ретвизан» и «Гангут», фрегат «Аскольд», все корветы и клипера. Надеюсь, что к возвращению Мама? хоть часть этих судов будут на рейде. Первые три Черноморские корветы пошли в море в четверг утром. Остальные три пойдут в Июле или Августе. На Амур мы готовим два корвета и два клипера, потому что при теперешних китайских обстоятельствах нам необходимо иметь там хоть какую-нибудь военную силу в распоряжении Путятина1. «Олаф» воротился из Средиземного моря в весьма хорошем виде, так что я его пошлю за нашей любезнейшей Мама?, которая его чрезвычайно полюбила, когда буду наверное знать время и место ее отправления. Почтенная наша «Аврора», которая вписала одну из самых блистательных страниц в историю нашего Флота, втянулась наконец в гавань после четырехлетнего трудного похода. (Она вышла из Кронштадта в Августе 1853 года.) Нельзя хладнокровно смотреть на ее команду и офицеров. Все молодец на молодце. Зато они и по-царски награждены. У нас стоит ясная хорошая погода, но весьма-весьма нетеплая. Сегодня у меня собирается в первый раз Комиссия2.



Прощай, любезнейший Саша. Обнимаю Тебя, Марию и детей от всей души.



Твой верный брат Константин.



Александр II (имп.). Письмо Константину Николаевичу, 11/23 мая 1857 г. Царское Село // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 155. — [Т.] II—III.



№ 10.



Ц(арское) С(ело) 11/23 Мая 1857.



Несколько слов только, любезный Костя, чтобы поблагодарить тебя за твои интересные письма из Парижа. К крайнему моему удивлению, как кажется, твое там пребывание оставило во всех отношениях самое лучшее впечатление. Надеюсь того же и от Осборна1.



Здесь у нас все благополучно. Мари, благодаря Бога, совершенно поправляется, но доктора посылают ее в Кисинген, куда и я настроен ее проводить, с тем чтобы воротиться морем чрез Штетин к 15/27 Июля. Мы полагаем отправиться отсюда морем же 16-го / 28 Июня чрез Киль и оттуда через Дармштадт прямо к Мама? в Вильбад на 2 дня, а потом тотчас в Кисинген. Никола завтра пускается в путь, дай Бог, ему благополучно доехать до Ганновера. Не могу тебе выразить, как мы им были во все время довольны, и признаюсь, мы с прискорбием с ним расстаемся, но одно нас утешает — это ваша радость при свидании с ним. Обними его за меня, равно и милую Санни и скажи ей, что я ее душевно благодарю за милое письмо.



Итак, до скорого свидания, ожидаю тебя с нетерпением, а покуда обнимаю также от всего сердца.



А.



Про несносное дело Анненковой решу, как с тобою увидимся.



Александр II (император). Письмо Константину Николаевичу, 20 января / 1 февраля 1857 г. Санкт-Петербург // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 125—126. — [Т.] II—III.



№ 1.



С. Петербург. 20-го янв. / 1-го февр. 1857 г.



Пользуюсь отъездом Крауна1, чтобы ответить тебе, любезный Костя, на три твоих письма, за которые искренно благодарю тебя1а.



Прежде всего с душевным удовольствием могу сказать тебе, что наш милый Никола2 благодаря Бога совершенно поправился после довольно долгого нездоровья, почти с самого отъезда твоего. Кроме кашля он не жаловался ни на что, но был скучен и соплив, имея притом почти постоянно жар. Доктор опасался, что не скрывается ли в нем какая-нибудь сыпь. С того дня, как я тебя известил по телегр(афу), что ему позволили прийти к нам, ему стало лучше и теперь он снова весел и мил по-прежнему. Признаюсь у меня как гора с плеч свалилась, дай Бог, чтобы ничего подобного не повторялось!



Офиц(ерский) мунд(ир), подаренный Алексею3 в день его 7 лет, в нем возбудил немного зависть, но он впрочем сам себя утешает мыслию, что скоро он того же удостоится. Мило будет видеть обоих наших моряков в одинаковом мундире.



С большим любопытством прочел я описание твоего вторичного пребывания в Дерпте и присутствии при орденском празднике и рад, что ты остался доволен приемом.



Насчет перемен в твоем маршруте я все совершенно одобряю и радуюсь весьма, что тебе можно будет дольшее время пробыть с нашей бесценной Мама4 и сопутствовать ей, вместе с Олли5, в путешествии по Италии.



По телегр(афу) знаю, что «Выборг» благополучно прибыл в Геную, о прочих не имею еще сведений. Надзор твой за ними будет весьма полезен.



Письмо твое к Горчакову6, о Китайских делах, прочел я также с большим вниманием и мысль о посылке туда Путятина7 опробую, но присутствие его здесь необходимо для личных объяснений, соображений и наставлений, вот почему я по телегр(афу) приказал немедленно ему прибыть сюда. Время для нас дорого и весьма желательно, чтобы мы могли кончить с китайцами, прежде чем Франц(узская) и Англий(ская) миссии туда прибудут. Дай Бог нам успеха.



В политике нового ничего нет. Невшательское дело надеюсь вскоре кончится мирными конференциями8, и Греческий вопрос так же близок к удовлетворительной развязке и есть надежда, что незваные гости скоро оттуда уберутся9.



Из Персии после занятия англичанами (...), мы еще положительных сведений не имеем, слухи носятся, будто бы Шах согласился на все их требования10. Это меня бы не удивило, ибо подлость и малодушие в их характере. Из Лондона нас уверяют, что они ничего серьезного не намерены там предпринимать. Дай Бог, чтобы оно было так, но ты сам знаешь, какое можно иметь доверие к правительству, которого достойный представитель есть Пальмерстон11.



На днях получил я премилое письмо от Наполеона12, в котором он весьма откровенно объясняет прежние свои действия и удостоверяет, что теперь, когда все что касалось до Парижского трактата удовлетворительно разъяснилось, он столь же будет верен союзу со мною, как был верен Англии13. Я ему на это отвечал с тою же откровенностью, что радуюсь искренно его дружескому расположению, я вижу в союзе с Францией залог будущего спокойствия Европы. Все это для тебя одного*.



Здесь у нас благодаря Бога все спокойно. Третьего дня была прибивка новых штанд(артов) Л(ейб)-Г(вардии) Черном(орской) и (Царскосельской) див(изий) и Кирас(ирского) п(олка) жены14 и, в её присутствии освящение и парад в манеже. Все удалось очень хорошо.



Посылаю тебе 2 тел(еграфные) деп(еши) от Крюднера. Из первой должно заключить, что Мад(ам) Берг была в сношениях с Герц(огиней) Пармскою!!! Но куда они девались Бог знает? Бедный отец мне жалок!15 Helas! il у a du louche dans toute cette histoire, de meme que dans leur derniere escapade. Si vous у voyez plus clair, je vous en felicite!**



Вот покуда и все.



Обнимаю тебя, Санни16 и милых ребятишек от всего сердца.



Да будет благословение Божие с вами.



Всей семье мой поклон.



А.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 13/25 ноября 1861 г. Ганновер // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 217—218. — [Т.] II—III.



№ 68.



13/25 Ноября 1861. Ганновер.



Сегодня приходится мне сообщить Тебе, любезнейший Саша, весьма грустное и неприятное для нас обстоятельство. С Октября месяца (около его середины) начали обнаруживаться у моей дорогой жинки все признаки начинающейся беременности. Это вполне соответствовало желаниям доктора, которые были только вполовину удовлетворены результатом лечения в Киссенгене и требовали непременно повторения такового же лечения в будущем году, но желали при том, чтобы между этими двумя лечениями была беременность. Морские купанья принесли много добра. Силы жинки быстро стали расти, она могла без усталости ходить пешком часа по два в день, бодрость духа и свежесть лица начали возвращаться. В последних днях Октября, когда был срок de la periode*, она не появлялась, и в наших глазах не было сомнения в начинающейся беременности. В это время мы были в Лондоне. Она очень хорошо выдержала неизбежные усталости, так же как и трехдневный визит в Виндзор, где ради траура она все время провела в королевском семействе без малейшего утомления. При этом я должен сказать, что прием, оказанный нам королевой, был самый радушный и дружественный, напоминавший былые времена. Но дымный и туманный воздух Лондона возобновил у жены отчасти боли в горле. В это время стояли сильные осенние бури. Ради жестокого шторма мы должны были отложить наше отправление на один день. Наконец, 3-го Ноября мы пустились в море из Темзы и имели прекрасный переход до Голландии. Погода была тихая и, главное, ясная, что в теперешнее туманное время составляет большую редкость. Но в море были остатки зыби от прошедшего шторма. Для нашей братии это было незаметно, но дамы все страдали, а бедная жинка более других. Я редко ее видал в море в таких страданиях, как на этом коротком переходе, и я полагаю, что тут главная причина теперешнего несчастия! 5-го числа вечером мы были в Суздайке у Тетушки Анны Павловны, которая была невыразимо обрадована нашим приездом и была с нами дружественна и мила, как всегда. Мы провели у нее все 5-ое число. В этот день приезжал и король1, который был в хорошем духе, потому что был внимателен и любезен не только с нами, но даже и с своей Матерью. В Гаагу мы не заезжали ради царствующей там скарлатины, от которой был очень серьезно болен Принц Оранский, но теперь он вне опасности. Далее путешествие наше мы должны были расположить коротенькими переездами, чтобы не утомить жинки чугунками в ее теперешнем положении. Поэтому 6-го числа мы ночевали в Кельне, а 7-го приехали во Франкфурт, где нашли нашу милую Олли. С ней мы чрезвычайно приятно и спокойно провели два следующих дня. В это время жинка себя чувствовала очень нехорошо. Состояние ее требовало большой осторожности, и мы хотели здесь в Ганновере (куда мы приехали 10-го числа) остаться 4 дня, чтоб дать ей хорошенько отдохнуть среди тихой семейной жизни, чтобы собраться силами для предстоящего длинного пути. Сперва все шло хорошо, и вчера она особенно чувствовала себя здоровою, без малейших болей, так что вечером мы всей семьей поехали в Театр, где давали Гугенотов. Все шло хорошо, как вдруг среди четвертого акта вдруг ей сделалось дурно, она побледнела, как полотно, и почувствовала, что у нее показалась кровь. Тотчас мы ее повезли домой, уложили в постель и послали за знаменитым здешним королевским акушером Кауфманом. Он объявил, что совершенный невозмутимый покой ей необходим по крайней мере на 2 недели. Ночь прошла довольно хорошо, и крови немного, так что Кауфман еще не может сказать, есть ли, нет ли fausse-couche*. Но самая большая осторожность необходима. Мне не стоит объяснять Тебе, любезнейший Саша, что во мне происходит. Твое братское сердце само это понимает. Одно упование на Господа Бога. Его судьбы неисповедимы! Вот мы по крайней мере сюда прикованы на две недели, что далее будет, Ему одному известно.



Бедная моя жинка со мною вместе Тебя обнимает и Твою милую Марию. Мы убеждены, что она тоже понимает наше горе. Прощай, дорогой мой Саша.



Твой верный брат Константин.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 9/21 октября 1861 г. Binstead // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 216—217. — [Т.] II—III.



№ 67.



Любезнейший Саша!



Прежде всего позволь мне благодарить Тебя от всего сердца за дозволение не прерывать лечение моей милой жинки морскими купаниями, которые приносят ей очевидную пользу. Я ее застал в родительском доме в Хумельсхайне, далеко не в удовлетворительном положении. Общее ее состояние было до того расстроено, что одно лечение в Киссингене не могло его радикально поправить. Оно имело хорошее влияние на ее геморроидальные страдания и на положение матки, но все остальное оставалось по-прежнему, страшные головные боли и особенно страшные боли в спине слишком часто возобновлялись. Доктора требовали непременно употребление морских ванн несмотря на большой риск дурной погоды ради весьма позднего времени года. К счастию, мы здесь нашли удивительно теплую осень, и купанье с первых же разов начало действовать удовлетворительно. Силы ее, видимо, возрастают, так что она в состоянии делать довольно большие прогулки пешком, и боли в спине являются реже, хотя нельзя сказать, чтобы они вовсе прекратились. Это хорошее начало и заставило нас просить отсрочки. Если б возвращаться к 20 Октября, как было нами первоначально намерено, то жинка могла бы взять не более 15 или 16 ванн (ради Gunther), что было бы слишком недостаточно. Это было бы опять полулечение, от которого никакого добра ожидать было нельзя. Согласившись на наше возвращение в Ноябре, Ты, любезнейший Саша, дал нам возможность продолжать начатое добро, и я не могу сказать, до какой степени и жинка и я, мы оба, Тебе за это благодарны! Мы здесь живем не в самом городе Райде, а верстах в 2 от него в прелестном доме, называемом Binstead, при котором чудный сад. Растительность неимоверная! Тут находишь деревья, которые я видал только в Крыму или в Италии, как-то: великолепные кипарисы, настоящие каштаны, веерочные пальмы, фиги и т. д. Удивительно благословенная страна и благорастворенный климат. В воде до сих пор 12 и 13 градусов, и купанья просто доставляют удовольствие. Бывают дни даже жаркие. Образ жизни у нас самый уединенный и тихий. Никаких знакомств мы не заводим, кроме старого моряка Sir Augustus Clifford, который родственник покойного Герцога Девонширского, с ним вместе был в 1826 году в Москве на коронации Папа и питает к нему удивительно балгодарную память. Оттого он очень мил и любезен со всеми русскими. Так как мы каждый день гуляем в городе, вся публика нас знает, и надо отдать ей справедливость, что она чрезвычайно с нами учтива. На днях пришел сюда Попов1 на корвете «Новик». Через неделю или две я ожидаю и остальные суда его отряда. С ним вместе я осматривал английский окованный фрегат «Warrior». Признаюсь, ужасная досада меня разбирала при осмотре этого гиганта с его непробиваемыми боками, с машиною в 1250 сил, дающею ему около 14 узлов хода, с его Армстронговскими пушками, вспоминая при этом, как мы у себя далеко от всего этого отстали. Этого рода судов в Англии уже 5 спущены, а 10 новых строятся! В Портсмутское Адмиралтейство я собираюсь на будущей неделе. Мы полагаем купаться здесь до 20 числа, провести этот грустный день здесь же в тишине, пригласив нашего почтенного Лондонского Священника для панихиды2, а потом поехать на неделе в Лондон, которого жинка еще никогда не видала. В это же время мы, вероятно, получим приглашение к Королеве в Виндзор. На возвратном пути через Немеччину постараемся где-нибудь увидаться с Олли, которой я уже об этом писал. Мы, вероятно, поедем не на Остенд, а на Ротердам, чтоб заехать на один день навестить тетушку Анну Павловну, которая несколько раз нас о том просила.



С удовольствием видели мы из Твоего телеграфа, что Ты остался доволен путешествием по Кавказу, кажется, Черное море опять по старой привычке угостило Тебя бурей. Ужасно досадно читать в здешних газетах про наши Университетские истории3. С нетерпением ожидаем об них достоверные известия из дому. Воображаю, как Тебе должны были быть неприятны и грустны эти известия по возвращении в Крым. Дай Бог, чтобы все это скоро улеглось и пришло снова в порядок. Мое здоровье хорошо, и усталость, которая так часто меня томила, проходит. Я здесь в тишине стараюсь набраться сил и свежести, чтоб по возвращении снова приняться за службу Тебе, которая, как Ты знаешь, составляет единственную цель моей жизни.



Жинка и я обнимаем Тебя и милую Твою Марию от всей души.



Твой верный брат Константин.



9/21 Октября 1861. Binstead.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 29 мая 1861 г. Павловск // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 215—216. — [Т.] II—III.



№ 66.



29 Мая 1861. Павловск.



Любезнейший Саша!



Не знаю, как у Вас в Белокаменной, а здесь у нас вот уже целая неделя, что стоит погода самая прелестная, которая каждым днем становится все теплее, так что теперь совершенное лето. Павловск в полном блеске, все зелено, все цветет, даже сирени начинают распускаться, весь воздух наполнен благоуханием и, одним словом, прелесть неимоверная, и я воображаю, как бы Ты тут жуировал и восхищался. Всю эту неделю у нас гостила Маруся. Никса часто приезжал, и мы весьма приятно провели время. Между тем, и дело не забывалось. Я несколько раз ездил в город в Комитеты Крестьянский и Финансов и был в Колпине, которая весьма усердно работает, и где есть некоторые весьма хорошие вещи и инструменты, выписанные из Англии1.



Наступившая неделя будет для меня весьма грустная, потому что в Пятницу жинка моя должна отправляться за границу. Вспоминая лето 1857 года, которое я провел один, без нее, я не могу без страха думать о наступающей новой разлуке. После многих рассуждений я решился не провожать до Киля, дабы избегнуть двух прощаний, которые всегда ужасны. Ей бы пришлось здесь прощаться с детьми, а в Киле со мною. На это у меня просто куражу не хватает, и мы решились все зараз покончить здесь в Пятницу. Адъютанта моего Чихачева2 я назначаю, чтобы проводить ее на «Смелом» до Киля. Дай Бог только, чтоб эта поездка ей помогла и действительно восстановила ужасно расстроенное ее здоровье! Летом же для меня главным утешением будут дети и Кронштадт со Флотом. Но грустно, страшно грустно. Я убежден, что Ты понимаешь меня, милый Саша.



В Среду мы будем в Финансовом Комитете разбирать новые предложения Общества железных дорог. Я уже их читал и нахожу их гораздо разумнее и практичнее, чем те, которые были присланы зимою3. Не знаю еще взгляда на них Чевкина4.



Надеюсь, что конец Твоего пребывания в Москве и поездка по Монастырям будет так же удачна, как начало. Прощай, любезнейший Саша. Обнимаю Тебя от всей души. До скорого свидания.



Твой верный брат Константин.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 22 сентября 1859 г. Стрельна // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 213—214. — [Т.] II—III.



№ 63.



22 Сентября 1859 года. Стрельна.



Это письмо застанет Тебя, любезнейший Саша, полагаю, в Николаеве. Надеюсь, что Ты и там будешь доволен тем, что успеешь осмотреть, хотя, признаюсь, Николаев производит на меня теперь всегда весьма грустное впечатление, когда вспомнишь его прежнее значение и его теперешний невольный застой. Будем надеяться, что мы еще доживем до того времени, когда опять на Черном море будет снова развеваться наш флаг в его прежнем могуществе и когда Николаев и Севастополь опять заживут своей прежней жизнию и деятельностию1.



Здесь у нас все, слава Богу, благополучно и нового ничего нет. На прошлой неделе мы с жинкой провели три дня в Кронштадте, весьма приятно. Я таскался по Адмиралтействам и разным работам, а жена осматривала школы и приюты. Работы идут помаленьку вперед, хотя нынешнее лето нельзя считать весьма благополучным по высокости всех цен и по трудности добывать рабочих людей. Я решился оставить «Синоп» и «Цесаревич» на зиму в доках, чтоб можно было не торопясь их хорошенько подкрепить и исправить и сделать вполне надежными для всякой службы. Состояние здоровья команд весьма удовлетворительно. Больных в госпитале менее 700 человек, чего я никогда не помню.



По телеграфу мы знаем, что «Светлана» пришла в Геную 16-го числа, выйдя из Портсмута 4-го. Это неимоверно шибкий переход и подтверждает мое хорошее мнение об ее качестве.



Вчера было первое заседание Государственного Совета, для первого раза весьма интересное.



Погода стоит у нас большею частию холодная и неприятная, что не мешает, однако, молодежи забавляться. В Четверг будет dejeuner dansant* у Низи в Знаменском, а в Воскресение у нас. Но здесь делается так неприятно, что, я полагаю, в начале Октября мы переберемся в город, хотя жинке весьма не хочется оставлять Стрельны. Она приказала сказать Тебе, что душевно Тебя обнимает. Дети по-прежнему милы и здоровы, хотя у Кости до сих пор зубов нет.



Прощай, любезнейший Саша. Надеюсь, что мы скоро опять Тебя увидим и обымем довольным и здоровым.



Твой верный брат Константин.



Александр II (император). Письмо Константину Николаевичу, 29 июля / 10 августа 1859 г. Красное Село // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 209—210. — [Т.] II—III.



№ 58.



Красное Село 29-го Июля / 10-го Августа 1859.



Пользуюсь отъездом Строганова1, чтобы написать тебе несколько слов. Прежде всего, искренно благодарю тебя, любезный Костя, за милое письмо твое из Копенгагена, и в особенности за последние слова, которые меня глубоко тронули.



Да сохранит Бог нам навсегда нашу взаимную дружбу и обоюдную доверенность и да подкрепит он твои моральные и физические силы.



Ты хорошо сделал, сказавшись больным в Копенгагене, чтобы избегнуть неприятной встречи с известною ведьмою. Радуюсь, что ты доволен «Светланою» и началом пребывания твоего в Райде. Надеюсь, что морские ванны принесут тебе желанную пользу.



Поездка наша в Гапсаль, благодаря Бога, хорошо удалась и 7 дней, там проведенных, были для меня отдыхом. На «Штандарте» мы расположились весьма покойно, но идя туда при сильном противном ветре нас порядком покачало, а меня, разумеется, и укачало, напротив того, на обратном пути мы имели самую благоприятную погоду.



26 и 27 Санни обедала у нас с детьми. Вечером мы перебрались сюда до пятницы, т. е. до 31 ч(исла). Покуда я черезвычайно доволен всем, что видел.



Нового, впрочем, ничего нет.



Обнимаю тебя от всей души.



Твой верный брат и друг Александр.



Жена тебя обнимает тоже.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 27 июля / 8 августа 1859 г. Райд // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 208—209. — [Т.] II—III.



№ 57.



27 Июля / 8 Августа 1859 года. Город Райд на Острове Вайт.



Наконец, любезнейший Саша, пишу я Тебе с острова Вайта, куда мы добрались, как я с самого начала предполагал, в 10 дней, то есть 4 дня до Копенгагена, 2 дня там, и 4 дня сюда. Все время без малейшего исключения мы имели противный ветр, так что лишь весьма изредка могли ставить трисселя. Было просто уморительно, куда мы не повернем, так и ветер постоянно с нами ворочал, да все в лоб да в лоб. «Светлана» вел себя очень хорошо и, когда ветер стихал, и не было зыби, он легко бежал по 10 узлов. Так мы шли весь последний день (25-го числа) Английским каналом. На Портсмутском рейде мы нашли нашу Средиземную эскадру Истомина1 и Английскую эскадру, состоящую из 5 кораблей и 5 великолепных фрегатов. Барон Бруннов тотчас к нам приехал, и мы с ним вместе съехали на берег и поместились в премиленьких маленьких квартирах в трактире на самом берегу моря. Тут дожидалась нас большая толпа народа чрезвычайно учтиво, особенно дамы, которые чрезвычайно приветливо кланялись. Толпа даже раз прокричала «ура». Сегодняшнего дня начали мы купаться, и с тем вместе начал я и мои регулярные занятия и могу Тебя уверить, что времени не теряю. Между прочим, много занимаюсь я с Путятиным. Самое важное есть то, что ему удалось приобрести секрет Армстронговской пушки. Чертежи ее и описание я при сем прилагаю. За сим в посылке артиллерийского офицера в его распоряжение надобности нет, а 30 000 руб(лей) чер(вонцами), которые ты разрешил употребить для приобретения этого секрета, он, Путятин, полагает употребить для заказа таковой пушки. У нас железное производство не имеет еще достаточного развития, чтобы по одному чертежу произвести такую замысловатую штуку, как эту пушку. Посему Путятин и просит разрешения употребить выше обещанную сумму на заказ этой пушки за границей. Он полагает обратиться для того в Америку и употребить для сего одного из состоящих при нем весьма дельных молодых офицеров. Он не полагает, чтоб это можно было исполнить в Англии, потому здесь считают это национальной тайной, и боясь общественного мнения, вряд ли какой-либо заводчик согласился бы принять этот заказ. В Америке же никакого затруднения представиться не может. Я и с своей стороны осмеливаюсь присоединить мое ходатайство к этой просьбе Путятина. Мне кажется, что, раз решившись пожертвовать 30 000 для одного приобретения секрета, Ты не откажешь в этой же сумме для самого заказа, который гораздо важнее. С нетерпением буду ждать Твоего ответа. Завтра отправляюсь с визитом в Осборн к королеве. Обнимаю тебя и милую твою Марию от всей души с сегодняшним ее днем рождения. У нас был по сему случаю общий салют, в котором принимала участие и Английская эскадра.



Твой верный брат Константин.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 21 июля / 2 августа 1859 г. Копенгаген // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 207—208. — [Т.] II—III.



№ 56.



21 Июля / 2 Августа 1859-го года. Копенгаген.



В дополнение к моей сегодняшней шифрованной телеграфической депеше, любезнейший Саша, я должен рассказать Тебе подробности неприятной истории с королем1. Когда мы сюда прибыли, в Воскресение 19-го числа, короля здесь не было. Он за несколько времени, в величайшем секрете, не сказавши ни слова не только семье, но даже и министрам, ушел в Швецию для свидания с молодым королем2. Здесь узнали про это по телеграфу и были довольно неприятно этим поражены. Возвращение короля ожидали на сегодняшний день, и посему и я отложил мой уход, хотя желал и мог бы отправиться вчера вечером. Ожидали, что король будет в городе и примет меня в своем дворце, где его презренная тварь, так называемая Графиня Даннер, не является. Но вышло иначе. Он неожиданно воротился вчера, высадился прямо на своей новой даче на берегу моря, где он живет en menage* с этой женщиной, и сказался больным для того, чтобы не приезжать в город. Ко мне же он прислал приглашение к завтраку на сегодняшний день, туда к нему на дачу. По объяснению нашего Посланника и всех лиц, знающих здешние обстоятельства, все это не что иное, как хитрость, pour me prendre dans un guet-apens** и свести меня с этой женщиной. А именно там на даче король живет по-домашнему без всякого придворного этикета, и эта мадам официально играет роль хозяйки, так что не только что мне пришлось бы ей представляться, но я должен был бы вести ее за руку к столу и сидеть подле нее. Вот почему мы желали, чтоб король меня принял в городе во дворце. В такую же ловушку раз нечаянно попал и был взят Принц Фридрих Нидерландский, и был оттого в отчаянии. Мы долго рассуждали поэтому с нашим Посланником, как тут поступить, и решили тем, что я сказался больным. Унгерн-Штернберг говорит, что все очень хорошо поймут, что это значит, и будут крайне радоваться этому щелчку госпоже Даннер, которая всеми равно ненавидима и презираема. Унгерн-Штернберг не изъемлет тут и самого короля, которому она крепко надоела, но он находится у нее под таким гнетом и в таком страхе, что не смеет пикнуть без нее. Ее же претензии растут каждым днем, и она просто добивается сделаться Королевой, и если бы мы поддались этой ловушке, это бы ей весьма помогло. Кроме этой неприятной истории, я был весьма доволен моим кратким пребыванием здесь. Все, особенно королевская семья и датские моряки, меня принимали как старинного знакомого и приятеля. Было здесь два официальных обеда, у наследного Принца и у вдовствующей королевы. После полудни я возвращаюсь с берега на «Светлану», и мы тотчас же снимаемся с якоря для отправления в дальнейший путь. До сих пор я весьма доволен «Светланой». Она нисколько не течет покуда и ходит очень хорошо. Без ветру она легко идет 10 ? узлов, против сильного противного ветра, с весьма высоким, коротким и неправильным волнением она подвигалась по 6 узлов. Во весь переход мы постоянно имели противный ветр, и 17-го числа было очень свежо и неприятно. Как-то вы шли тогда на «Штандарте»? Боюсь, что вас крепко покачивало!



Не могу окончить письма, не обнявши Тебя, бесценный мой Саша, крепко-накрепко в мыслях. Никогда не забуду я во всю жизнь Твоего разговора в Петергофе 1-го Июля и прощания на «Штандарте». Твое расположение ко мне, которое Ты мне так ясно высказал, переполняет мою душу, и я не знаю, что было бы мне невозможно для Тебя, моего брата и моего Государя. Самая большая награда для меня — доброе слово от Тебя, самая большая гордость — быть Твоим первым и самым верным подданным. Служа Тебе, ведь мы продолжаем службу нашему незабвенному Папа?.



Поздравляю от души с завтрашними именинницами, и с наступающим 27-м Июля. От всего сердца обнимаю Тебя, Марию и милых детей.



Твой верный брат Константин.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 13/25 мая 1859 г. Бейрут // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 204—206. — [Т.] II—III.



№ 53.



13/25 Мая 1859. Бейрут.



Любезнейший Саша!



Вот наше Иерусалимское путешествие, на поклонение Святыне Господней, по благословению Божию, благополучно совершилось и оставило в нас всех, которые удостоились этого счастия, неизгладимое впечатление и память на всю жизнь. Описать, что чувствуешь, что происходит в душе, когда мы прильнули губами к Святому Гробу и к Голгофе, когда мы осматривали места, ознаменованные земною жизнию Иисуса Христа, как-то: Вифлеем, Гефсиманский сад, Элеонскую гору и так далее, нет никакой возможности. Я не знаю как у других, а у меня вся душа обращалась в молитву, а между тем я слов для выражения молитвы не находил. Было в одно и то же время и страшно в своем недостоинстве находиться среди такой святыни, и в высшей степени утешительно, так что оторваться не хотелось. Самое глубокое впечатление на меня произвела Русская Обедня на Голгофе. Там и иконостаса нет, так что все происходит на виду. Итак, видеть среди нашей чудной литургии приношение бескровной жертвы на том самом месте, где за весь род человеческий была принесена страшная кровавая жертва, слышать слова: «Пийте от нее вси, сие есть кровь моя», на том месте, где в самом деле эта кровь обливала то место, на котором мы стояли, это производило такое ужасное и глубокое впечатление, что решительно этого выразить нельзя, я не плакал, а просто таял слезами. Было в то же время и страшно, и сладко, и утешительно. Мысли об Тебе, мой милейший Саша, об нашей дорогой Мама?, об вас всех, о Папа?, об Адини1, об всей России, все это сменялось и смешивалось в душе бессознательно и обращалось без слов, без определенных мыслей в одну общую несказанную молитву. Обедню эту я во всю жизнь мою не забуду!



Описать теперь в письме все путешествие и пребывание в Иерусалиме нет никакой возможности, это составило бы несколько томов. Откладываю это до того счастливого времени, когда можно нам будет словесно передать все это Тебе. Теперь посылаю Тебе через Мансурова журнал, веденный по моему приказанию во время путешествия, а сам Мансуров может служить тому живым дополнением. Здесь только прибавлю, что все путешествие совершилось чрезвычайно благополучно, жары не были столь сильны*, как по времени года можно было ожидать, и трудную дорогу по Иудейским горам жинка моя вынесла очень хорошо и терпеливо. Все происходило весьма прилично, встреча была великолепная, и старик Патриарх из кожи лез, чтоб нам угодить. Я принял от него просьбу насчет имений Святого Гроба в Дунайских княжествах, которые хотят от них отнять, чрез это здешняя Церковь будет поставлена в безвыходное положение, не будет в состоянии поддерживать своего достоинства, и главное, не будет в состоянии бороться против сильной и богатой Латинской пропаганды. Наше дело устройства Русского Поклонничества пойдет, надеюсь, на лад. Купленные земли прекрасно выбраны, утверждены за нами фирманами, и, надеюсь, что Иерусалимский Паша нам будет помогать. Станиславская лента, которую я вручил ему Твоим именем, тоже этому поможет. В отношении к нашему Преосвященному Кириллу я тоже исполнил Твое поручение, и, надеюсь, что, если мы и не достигнем с его стороны сочувствия и поддержки консульству, то по крайней мере избегнем явного противудействия. Подробности про все это может Тебе передать Мансуров, которым я был очень доволен и которому мы обязаны всем благополучно совершенным путешествием. Из Яффы мы должны были зайти сюда в Бейрут за углем и пойдем отсюда через Архипелаг к Дарданеллам, надеясь на дороге встретиться с «Баяном», который должен привезти Твоего Апрельского курьера. Он мне очень важен, чтоб при теперешних политических обстоятельствах знать Твою окончательную волю на чаш счет. До сих пор мы только знаем через Телеграфическую Депешу кн. Лобанова, что Тебе угодно, чтоб мы возвращались через Константинополь. Посему мы и располагаем теперь наш путь к Дарданеллам в ожидании «Баяна», и надеюсь, что сами будем в дорогом нашем отечестве скоро по получении Тобою этого письма. Через Мансурова посылаю Тебе также представление к награде некоторых здешних лиц, которое, мне кажется, по здешним обстоятельствам и для пользы нашего дела совершенно необходимо. Прошу на это милостивого Твоего снисхождения.



Прощай, дорогой мой Саша, обнимаю Тебя от всей души, до, надеюсь, скорого свидания.



Твой верный брат Константин.



Александр II (император). Письмо Константину Николаевичу, 22 апреля / 4 мая 1859 г. Царское Село // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 203—204. — [Т.] II—III.



№ 52.



Царское Село. 22-го Апреля / 4-го Мая 1859.



Благодарю тебя, любезный Костя, за письмо твое перед отъездом из Неаполя и за поздравления к 17 ч(ислу) из Афин. Радуюсь, что вы оба поправились, и надеюсь, что теперешнее ваше путешествие укрепит вас обоих. Насчет вашего возвращения через Францию, при теперешних политических обстоятельствах и при возгоравшейся уже войне в Италии, нахожу его неудобным, тем более что Наполеон, как кажется, сам желает принять командование над войсками, следовательно, вы его в Париже уже не застанете. По всему этому желаю, чтобы вы из Яффы шли на «Рюрике» прямо в Константинополь и оттуда в Одессу и сухим путем уже сюда.



Гауровиц1 писал мне, что он желал бы для тебя несколько недель отдыха и лечения где-нибудь на Германских водах, но при теперешних обстоятельствах присутствие твое здесь необходимо. Равно и для Санни лучше быть дома, чем таскаться по Германии, куда, вероятно, и Матушка навряд поедет, ибо при теперешнем напряжении умов в Германии надобно ожидать или всеобщей войны, или внутренних смут. Надеюсь, что приход твой на «Рюрике» чрез Дарданеллы и Босфор не встретит препятствия. Я уже приказал написать об этом Лобанову2 в Константинополь и тебя уведомить в Яффу. Если бы, паче чаяния, мы встретили в этом препятствия, то в таком только случае разрешаю тебе идти прямо в Марсель и потом сухим путем кратчайшим домой; т. е. до Киля или Штетина, а оттуда морем. Эскадре нашей прикажи из Яффы возвращаться в Кронштадт, не заходя в Англ(ийские) порты. Если бы, чего я, впрочем, надеюсь не будет, возгорелась война между Францией и Англиею и par contrecoup* с нами, то она всегда найдет убежище во Франц(узских) военных портах. Ты видишь, что политический горизонт после последнего моего письма не только не прояснился, но стал еще грознее.



Наши предложения о конгрессе, принятые сначала всеми безусловно, кроме Австрии, встретили непреодолимые препятствия благодаря упрямству этой державы, поддерживаемой двуличностью Англии. Из газет ты увидишь все переговоры и предложения, которые перекресчивали друг друга.



Наконец, когда по предложению Англии все согласны были на предварительные переговоры в Лондоне, Австрия отсылает ультиматум в Турин с требованием немедленного обезоружения и ответа через три дня, в противном же случае Ген(ерал) Гюляй должен был тотчас же начинать военные действия. Последствия можно легко было предвидеть. Все протестовали, даже Англия, но это не помешало Австрийцам перейти через границу, но расчет их разгромить Сардинцов не удался, ибо Французы с необыкновенной быстротою успели подоспеть к ним на помощь сухим путем и морем в Геную.



Теперь обе армии находятся в виду друг перед другом около Александрии, но встречи еще не было.



Все мои старания клонятся, чтобы локализировать войну, и Пруссия до сих пор действует в этом же смысле, но прочие Германские державы с ума сошли и только, и бредят идти самим атаковать Францию. Не знаю, удастся ли нам их урезонить, иначе война сделается всеобщею.



С нашей стороны вся южная Армия и 14 и 15 Див(изии) и 5 Кор(пус) приводятся в военное положение не с тем, чтобы принимать участие в военных действиях, но как демонстрация против Австрии. Буду до крайности стараться сохранять нейтралитет, но отвечать невозможно, чтобы восстания как в Венгрии, так и в Славянском населении Австрии и Турции не принудило бы и нас вмешаться в дело.



Роль Англии весьма двусмысленная и для нас важна. При таких обстоятельствах ты поймешь, почему я желаю твоего возвращения.



Здесь у нас, благодаря Бога, все тихо, и работа продолжается весьма усердно. Ольга Фед(оровна) поправляется и крестины Николая Мих(айловича)3 назначены 3-го Мая. Матушка переехали сюда в самый день его рождения, а мы вчера, но погода стоит ужасная, ночью была метель с 3° мороза.



17-го ч(исла) получил я радостное известие о взятии Веденя штурмом после довольно продолжительной осады, прочем благодаря умелым распоряжениям Ген(ерала) Евдокимова потеря была самая незначительная4. Кур(...) п(олк) остается там на постоянных квартирах. Шамиль ушел, говорят, в (Андалял). 17-го же числа праздновал я мое 25-летие назначения в флигель-адъютанты со всеми моими старыми товарищами, которые все у нас обедали на другой день. Дети ваши здоровы, кроме Кости, у которого шейные гланды распухли, и потому они еще остались в городе. Поздравляю с завтрашними именинами нашей дорогой Матушки и милой Санни. Обнимаю вас от всей души.



А.



Обними за меня милого Николу за его милое письмо.



А.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 22 апреля / 4 мая 1859 г. // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 200—203. — [Т.] II—III.



№ 51.



22 Апреля / 4 мая 1859. Афины.



Сперва позволь мне от души поблагодарить Тебя, дорогой мой Саша, за милое письмо Твое от 31-го Марта, которое получил я здесь от Мансурова, в самый день нашего прихода, за то, как Ты взял все наше Иерусалимское дело под Твое собственное покровительство, и за все сочувствие и за любовь, которое Ты в этом деле показал. Поручения Твои в отношении нашего Арх(имандрита) Кирилла и других лиц в Иерусалиме я постараюсь по силам исполнить и надеюсь, что при помощи Божией и не горячась, а со спокойствием мне удастся усмирить и успокоить разные затронутые самолюбия и страсти и привести все в надлежащее спокойствие. Благодарю также за разрешение представить моего доброго Мансурова к награде. Я бы полагал, что назначение его Статс-Секретарем было бы для него лучшей наградой, которая в то же время дала бы ему и то общественное положение и вес, которые нужны, чтобы с надлежащим успехом действовать в порученном ему деле. Мы полагаем отправиться отсюда в Иерусалим послезавтра 24-го числа на «Громобое» в сопровождении «Ретвизана» и «Палкана». «Медведя» я отсюда отправляю прямо по своему назначению, то есть к нашей миссии в Константинополь. В Яффе к нам присоединится «Баян», который привезет нам Апрельского курьера. С ним я ожидаю Твои окончательные приказания насчет нашего возвращения, сообразно с чем мы и расположим наш дальнейший путь. Теперешние европейские события, разумеется, будут иметь на это большое влияние. По телеграфу мы уже знаем про ультиматум Австрии, про сосредоточие Французской Армии в Турине и про переход Австрийцев через Сардинскую границу1. Вот, стало быть, и заварилась каша! Как она кончится, кто может предвидеть? У Тебя, любезнейший Саша, должна быть совесть чиста, потому что Ты со своей стороны сделал все возможное для сохранения мира. Дай Бог, чтоб мы оставались в стороне так долго, как возможно. Здесь от всей этой Европейской кутюрьмы все находятся в большом беспокойстве, опасаясь, чтоб эти происшествия не произвели un contrecoup* на Восток, потому что чувствуют, что минута для решения Восточного вопроса еще не пришла, и боятся, чтобы какая-нибудь преждевременная вспышка в Христианском населении Турции не возродила бы каши в этих странах. Посему Король и Королева всем и всюду твердят про тишину, терпение и совершенный нейтралитет. Здешнее Министерство в том же смысле говорит. Мне кажется, что это дельно, и потому и я поддерживал их в том же смысле. Весь день почти только про это идет речь. Другой предмет долгих моих разговоров с Королем и Королевой был вопрос о престолонаследии. Тут я должен им отдать полную и совершенную справедливость, что они совершенно вошли в национальную роль, совершенно убеждены в необходимости православного наследника и вполне разделяют в этом отношении народное убеждение. Все затруднения тут происходят от упрямства Баварского дома, с которым они поэтому почти в явном разрыве, так что более года не имеют даже Баварского Посланника. Баварцы все отделываются полуответами, двусмысленными словами, и невозможно их довести до какого-нибудь окончательного категорического объяснения, так что они сами в отчаянии. С Министром Иностранных Дел я тоже говорил про это. Он смотрит на этот вопрос спокойнее и говорит, что в случае смерти Короля у них останется регентство Королевы, которая чрезвычайно любима, и убеждения, что ни она, ни народ Греческий, ни Европейские державы, подписавшие протокол, никогда не допустят другого наследника, кроме Православного, и этого убеждения ему довольно.



Рассказами про подробности нашего пребывания и про наши поездки и прогулки я Тебе надоедать не буду. Жена, вероятно, про все это пишет подробно. Ограничусь только общим впечатлением, которое Греция на меня произвела. Что более всего здесь поражает, это процесс возрождения этого молодого и энергического народа. Успехи его в эти 30 лет, со времени его освобождения от Турецкого ига, — поразительны, но они были бы еще значительнее, если б этому периодически не мешал запад, как то было в знаменитой и гадкой истории Пачифико2, и в 1854, 55 и 56-х годах, когда Французы и Англичане держали тут свой гарнизон. Но это последнее обстоятельство имело и свои хорошие последствия, ибо усилило общее национальное чувство и почти уничтожило Французскую и Английскую партии. Самое явное стремление в народе — это стремление к просвещению. Вся страна покрыта учебными заведениями; почти каждая деревня имеет свою школу, и везде учение даровое, то есть все содержится Правительством, учащиеся же ничего не платят, и оттого почти весь народ грамотный. И все это учение и воспитание чисто свое, национальное, без влияния западных бредней, и основано на Православии, в котором страна чрезвычайно сильна. Это влияние Православия так сильно, что оно распространилось даже на католического короля Оттона. От долгого пребывания в этой стране он совершенно, так сказать, огречился, то есть сделался Греком и заставил забыть, что он сам католик. Вообще, я мог здесь убедиться в чрезвычайной популярности Короля и Королевы в народе. В высших слоях общества есть много недовольных и большая партия антикоролевская, но народ весь стоит за Короля и Королеву, особенно с 1855 года, когда видели, что он должен был терпеть от французов и англичан. Это тяжкое время испытания, которого подробности действительно превосходят всякое воображение, создало неразрывную связь между народом и Королем. К нам, к России, сочувствие есть большое, но оно более религиозное, чем политическое, потому что здесь чувствуют, что мы слишком далеки, чтоб быть Греции столь полезными, как бы хотели, и что Запад слишком близок и Флотами и войсками слишком легко может против них действовать, как и было в 1854 году.



Нас принимали чрезвычайно ласково и дружески, Король и Королева приняли нас, как родных (Король двоюродный брат жены, а брат Королевы женат на сестре жены), и потом предложили нам говорить друг другу ты. Они приехали к нам на Фрегат только что мы встали на якорь, что здесь сделало очень хорошее впечатление. Народ нас принимал тоже очень дружески, но неприличного энтузиазма никакого не было. Вел я себя здесь как можно осторожнее и, кроме министров, никого не принимал, потому что меня предваряли, что много недовольных из оппозиции двору будут у меня просить аудиенций. Поэтому я от всяких аудиенций решительно отказался и знаю, что это было королю очень приятно. В день Твоего рождения была торжественная обедня в нашей великолепной Посольской Церкви, куда приехали in corpore* все Министерство и весь Дипломатический корпус, так что это было и весьма торжественно, и весьма прилично. После обедни дипломатический корпус, Министерство, Председатели обоих камер и всех присутственных мест, Генералитет и все Греки, имеющие Русские Ордена, собрались во дворце для принесения поздравления с этим торжественным днем, так что это имело вид политической демонстрации в Твою честь. Вечером был большой бал.



24 апреля / 6 мая 1859**.



Сегодня вечером мы отправляемся в море. Дай Бог, чтоб переход был удачный, дабы жинка не слишком страдала. Политических новостей никаких не было и это увеличивает общее ожидание и беспокойство. Я начинаю серьезно думать о том, каким путем нам придется возвращаться? Эти последние дни нашего пребывания здесь были столько приятны, как и все остальные. Король и Королева в высшей степени с нами милы, все Греки чрезвычайно учтивы и явно довольны видеть Русских у себя в гостях.



Теперь пора и кончить это длинное и несвязное письмо, за которое прошу прощения. Следующее будет, вероятно, из Обетованной земли, куда мы с нетерпением желаем добраться.



Прощай, любезнейший, дорогой мой Саша. Да благословит и да хранит Тебя Бог в теперешних трудных обстоятельствах. Обнимаем с жинкой Тебя, Марию и детей от всей души.



Твой верный брат Константин.



Далее следует приписка Александры Иосифовны:



Je n’ai pas pu ecrire des details sur notre charmant sejour ici a Maman parce que Amelie ne me laisse pas le temps de le faire a force d’amabilite. Elle a declare qu’Elle profiterait de chaque moment pour etre ensemble et me tire par la manche quand je prends la plume a la main desirant toujours causer avec moi. Nous sommes enchantes de la maniere cordiale dont nous avons ete traites par le Roi et la Reine qui sont excellents tous les deux. J’attends avec impatience l’incomparable bonheur de me prosterner devant le tombeau de Notre Seigneur et d’у deposer des prieres pour Toi, tout aime Sacha, ainsi que pour Marie et toute la famille. Que Dieu Те soutienne dans les temps difficiles qui se preparent.1* Господь с Тобою, Твоя Санни.



Перевод с французского:



1* Я не смогла написать Мама о некоторых деталях нашего чудесного пребывания здесь, потому что Амелия так любезна со мной, что совершенно не оставляет мне времени это сделать. Она заявила, что пользуется каждой минутой, чтобы побыть со мной, и тянет меня за рукав всякий раз, как я беру в руку перо, постоянно желая беседовать со мной. Мы очарованы сердечным обращением с нами Короля и Королевы, которые оба — милейшие люди. С нетерпением жду не сравнимого ни с чем счастья преклонить колени перед гробом Нашего Господа и вознести молитвы о Тебе, любимый Саша, о Марии и о всей семье. Да поможет Тебе Бог в наступающие трудные времена!



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 12/24 апреля 1859 г. Мессина // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 199—200. — [Т.] II—III.



№ 50.



12/24 Апреля 1859 года. Мессина.



Христос Воскресе!



От души поздравляю Тебя, любезнейший Саша, с сегодняшним Светлым Праздником. В одно время с Вами у нас была сегодня утром наша чудная служба.



Ты можешь себе представить, как мы об Вас всех думали, как наши мысли были в Зимнем Дворце в Большой Церкви. Чудный это праздник, лучший, самый дорогой в году. И какое утешение нам, морякам, что мы всюду, под нашим Андреевским Флагом, возим с собою кусочек нашей Матушки России. Когда с берега чужого возвращаемся на корабль, это как будто бы мы возвращались в Россию. Тут мы находим и свою семью, и свой язык, и свои законы, и свое Богослужение.



Хочется мне сказать Тебе несколько слов про наше плавание. Депешу кн. Горчакова об том, чтоб мы пришли в Грецию после Пасхи, получили мы за полчаса до нашего предполагавшегося отъезда из Неаполя, 6-го числа вечером. Поэтому мы снялись с якоря только 7-го числа утром, пошли в Кастакамаре и посетили Соренто, которого ни я, ни жена еще не видели. Оттуда мы ушли 8-го утром. Весь этот день был штиль, и мы шли хорошо, но на другой день, в Великий Четверток, сделался жестокий южный ветр, широкко*, так что машины не были в состоянии нас двигать против ветра, и мы принуждены были лавировать. Так как мы были всего в 20 милях от Мессины, то волнения не было никакого, но несмотря на то мы должны были употребить целый день, чтоб вылавировать это короткое пространство, и встали на якорь в Мессине, когда уже стемнело. Мы и решились здесь дождаться Пасхи и встретили ее со всем возможным великолепием. Сегодня вечером, после всенощной, мы снимаемся с якоря и продолжаем наш путь в Афины. Кажется, можно надеяться, что у нас будет северный попутный ветр. Все у нас благополучно, здоровье мое совершенно поправилось, хотя некоторая слабость еще продолжается.



Прощай, любезнейший Саша, обнимаю Тебя от всей души.



Твой верный брат Константин.



Скоро надо ожидать родов Ольги. Дай Бог, чтоб все совершилось благополучно, Христос Воскресе, cher bon Саша, je pense a Vous tous et me souviens de l’annee passee et de la scene de Jule!



De c?ur et d’ame Та Sanny**.



Константин Николаевич (князь). Письмо Александру II, 5/18 апреля 1859 г. Неаполь // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 197—199. — [Т.] II—III.



№ 49.



5/17 Апреля 1859 года. Неаполь.



Искренно благодарю Тебя, любезнейший Саша, за письмо Твое от 17-го Марта, полученное мною здесь 1-го Апреля. Искренно и сердечно благодарю за разрешение нашей Иерусалимской поездки и понимаю вполне, что Вы нам завидуете. Ты можешь себе представить, как мы будем молиться у Гроба Господня за Вас всех, за душу нашего незабвенного Папа?, за нашу дорогую Матушку Россию! Также благодарю Тебя, любезнейший Саша, за весь прием, оказанный моему Мансурову, что выслушал его, что дал ему высказаться, что поддержал его, и особенно за то, что взял это дело в Твое непосредственное распоряжение и под Твое покровительство. Теперь оно этим вполне обеспечено, теперь оно непременно пойдет вперед и не может не удаться. Слава Богу, слава Богу!! История Европейского Конгресса, Тобою предложенного, про которую Ты мне пишешь, что мы уже знали из газет, меня тоже сердечно обрадовала. Дай Бог, чтоб это хоть бы по крайней мере отдалило начало войны, если б даже и не удалось вполне ее избегнуть. Пребывание наше здесь в Неаполе было чрезвычайно неудачное. Дня через 4 после нашего приезда жинка моя заболела геморроидальною лихорадкою с ужасными болями в животе, так что ей должны были два раза ставить пиявки на живот и на спину. Она три дня ужасно страдала, а потом осталась у нее большая слабость. В это время мне было, разумеется, не до поездок и не до осмотров. Едва она стала оправляться, как я сам заболел. Почти что с самого приезда сюда я начал страдать головными болями. Я долго старался переломить их частыми прогулками пешком. Но вышло противное, так что боли становились все хуже и хуже. К этому присоединилась лихорадка, и 24-го Марта, наконец, мне стало невмоготу и я слег. У меня начиналась, как говорили доктора, une fievre cerebrale*. Головой я страдал ужасно. Пиявки облегчили боль, но головокружения продолжались очень долго. Хотя я в постели лежал только два дня, но я так ослаб, что было просто смешно. Теперь я, Слава Богу, почти совсем поправился, но все еще очень слаб, и силы возвращаются очень тихо. Посему прошу прощения и за сегодняшнюю рукопись. Надеюсь, что в море я скорее поправлюсь.



6/18 Апреля**.



Во время нашей болезни здешняя семья была чрезвычайно мила. Все Принцы и Принцессы приезжали почти ежедневно сами осведомляться об нашем здоровии, а Король приказывал себе давать знать ежедневно по телеграфу. Мы особенно подружились здесь с Графом Аквила и его женою, которые решительно Jes plus distingues*** из здешней семьи. Граф Аквила начальник здешнего Флота.



Между тем, здоровье короля очень плохо. В нем общее худосочие, отчего раны на ноге его не только что не заживали, а напротив того, сделалась изнурительная лихорадка, которая бросилась на легкие. Долго его состояние скрывали от всех, даже от собственной семьи, но наконец сделалось так плохо, что скрывать правды не было возможности. Вся семья была собрана в Казерте и почти безвыездно там оставалась. 1-го и 2-го Апреля было так плохо, что с минуты на минуту ждали его смерти. Его утром приобщили, после чего он простился со всей семьей и всех благословил, как говорят, с удивительным присутствием духа. Ожидали, что ночью все кончится, вместо того, он ночь провел спокойно, и ему теперь несколько лучше, так что семья из Казерты воротилась в город. Но, кажется, que се n’est qu’un mieux passager**** и что оно долго продлиться не может. Сегодня мы едем посмотреть Помпею, для того чтобы не иметь стыда выехать из Неаполя, не видавши ничего. Вечером перебираемся на Фрегат, а в полночь снимаемся с якоря, чтобы следовать прямо в Афины. Если обстоятельства в море будут не слишком дурны, мы надеемся к Пасхе быть в Афинах и остаться там неделю или дней 10, после чего идти прямо в Яффу, где надеемся быть около 28-го или 30-го Апреля нашего стиля. На пребывание в Палестине уйдет дней 10, после чего мы отправляемся из Яффы и идем прямо чрез все Средиземное море в Вилла-Франку или Геную, где можем быть около 20-го Мая. Посему, если б Ты послал Апрельского Фельдъегеря в Неаполь, он мог бы там сесть на «Баян», которого я нарочно для этого там оставляю. Он его привезет к нам в Яффу. Если же Майский Фельдъегерь будет отправлен около 10-го числа, мы бы его застали в Генуе. Мне кажется, что этот план будет самый удобный.



Этот Майский Фельдъегерь мог бы привезти к нам в Геную Твои приказания, любезнейший Саша, насчет дальнейшего пути нашего. Во-первых, угодно ли будет Тебе, чтобы мы сделали наш визит в Мадрит, как прежде предполагалось, и где, судя по газетам, нас ожидают, — или Тебе угодно, чтобы по позднему времени года эта поездка была вовсе отменена. Потом предстоит вопрос о возвратном нашем пути. Из Генуи можно возвращаться разными дорогами. Через Mont-Cenis путь весьма утомительный, дорогой и неудобный. Другой путь через Марсель по Французским железным дорогам. Это тот путь, по которому несколько раз ездили Мери, Елена Павловна и Екатерина Михайловна. Но тут возбуждается следующий вопрос. Уже много наших Великих княгинь проезжали по Франции ради удобства пути, ни разу не заезжая в Париж, что, как я наверное знаю, производило всякий раз неприятное впечатление Наполеону, который толкует это тем, что Русские Великие Княгини чуждаются знакомства с его женою. Ловко ли будет после всего этого мне, который уже два раза был в Париже и был Императрицею Евгениею так хорошо принят, ловко ли будет мне, ехавши с женою, взять тот же путь, минуя Париж? Не сделает ли это там еще худшее впечатление? и это в ту минуту, когда мы с Франциею в союзе. Ты знаешь, какую большую роль играют в Тьюлльерийском Дворце les questions d’amour-propre*. Не будет ли поэтому натурально и прилично, чтобы я с женою, на самый короткий срок, на несколько дней, заеду в Париж, с тем чтоб она могла познакомиться с Императрицей. Прости мне, любезнейший Саша, за откровенное изложение моих мыслей. Я уверен, что Ты за это не рассердишься. Хотел я только ясно изложить Тебе обстоятельства дела, с тем чтоб Ты мог хорошенько все обсудить и прислать нам в Геную Твои приказания, которые будут свято исполнены, Ты в этом уверен.



Позволь мне теперь вперед поздравить Тебя от души с наступающим Светло-Христовым Воскресением, с 12-ю годами Владимира1 и с Твоим собственным Рождением. У нас не будет под рукою телеграфа, чтобы поздравления послать в самые Праздники. Вообще, теперь мы будем на долгое время отрезаны друг от друга, и трудно будет сообщать известия про путешествие.



Прощай теперь, любезнейший Саша, обнимаю Тебя от всей души вместе с Твоей милой Марией и детьми.



Твой верный брат Константин.



Александр II (император). Письмо Константину Николаевичу, 31 марта / 12 апреля 1859 г. Санкт-Петербург // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 196—197. — [Т.] II—III.



№ 48.



С. Петербург 31-го Марта / 12-го Апреля 1859.



Письмо это вручит тебе, любезный Костя, радостный жених Мансуров (Николаевский Озеров)1, который несмотря на свою помолвку с тем же рвением готов продолжать полезные свои труды относительно Иерусалимских дел. Он изустно передаст тебе все, что здесь по этому было решено, и ты усмотришь из копии утвержденного мною журнала особого комитета2, что, кажется, дело пошло на лад и впредь, надеюсь, столкновения разных властей будут отстранены. Поездка твоя в Иерусалим будет весьма кстати и прошу тебя стараться успокоить и ускромнить, сколько возможно, излишнюю пылкость нашего арх(имандрита) Кирилла. Боюсь, что при всех его хороших качествах он по строптивости своего характера не перессорился бы как с греческим духовенством, с которым нелегко ладить, так и с нашим консулом3 и самим Мансуровым. — Надеюсь в этом на тебя, что тебе удастся их примирить и объяснить общую благую цель, для которой можно, кажется, жертвовать личностями, имея в виду подобное святое дело. Мансуров вручит тебе также наперстный крест для Иерусалимского патриарха и две панагии для его наместников, которые поручаю тебе дать им моим именем, если ты останешься, как я надеюсь, доволен приемом. При этом я должен тебе сказать, что я весьма был доволен всеми моими разговорами с Мансуровым и нашел в нем при всей пылкости (le feu sacre*), которую я люблю встречать в нашем молодом поколении, много рассудительности и истинного благородства в чувствах. Поэтому разрешаю тебе представить его к награде, какую ты сочтешь приличной.



Благодарю тебя за милое письмо из Неаполя от 11/23 марта. К сожалению, вскоре после того узнали мы по телегр(афу) сначала о нездоровий Санни, а потом и твоем собственном. Дай Бог вам обоим скорее оправиться и продолжать благополучно ваше путешествие.



Обнимаю милого Николу за его милое письмо и за присылку вещей как Па и Ма, так и братцам и сестрам, все были очень этим обрадованы.



Теперь насчет твоего возвращения. — Желаю, чтобы ты воротился сюда к открытию памятника Папа?, т. е. к 25-му Июня. Поэтому разочти, как тебе будет угоднее ехать, ибо, следуя с эскадрою, едва ли ты поспеешь вовремя. О намерениях Санни я ничего не знаю, но если ей доктора не предпишут какого-либо лечения на водах, то нахожу приличным, чтобы и она сюда воротилась к тому же времени. Этим вы будете иметь утешение застать еще здесь дорогую Матушку, с которою вы бы иначе разъехались. — Здоровье ее, благодаря Бога, поддерживается. Она, как тебе уже, вероятно, известно, переехала на 2-ой нед(еле) вел(икого) поста в Аннич(ков) Дв(орец), откуда намерена воротиться в З(имний) Д(ворец) в вербную Субботу.



Политические дела все еще в той же запутанности, благодаря упрямству Австрии, поддерживаемой двуличностью Англии. До этих пор не могли еще сойтись насчет оснований для конгресса, и навряд ли он состоится, а если и будет, то едва ли удастся упрочить на долгое время мир. Дай Бог только нам оставаться сколь возможно долее зрителями той борьбы, которая неминуемо должна вспыхнуть рано или поздно в Италии.



Здесь покуда, благодаря Бога, у нас все спокойно и занятия идут своим порядком.



Обнимаю вас обоих и Николу от всей души. Помолитесь за нас Богу у Гроба Господня.



Да хранит вас Бог.



Твой верный друг и брат А.



Александр II (император). Письмо Константину Николаевичу, 17/31 марта 1859 г. Санкт-Петербург // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1992. — С. 194—196. — [Т.] II—III.



№ 47.



С. Петербург 17-го / 29 марта 1859.



Благодарю тебя, любезный Костя, за два письма твои с курьером и с Мансуровым. С большим любопытством прочел я описание поездки вашей в Мальту и весьма рад, что все хорошо обошлось. Но грустно было мне слышать, что (конструкция) нашего Черноморского корабля «Цесаревич» оказалась столь непрочною. Ты прав, говоря, что это доказывает, что кораблестроение еще у нас в детстве и что вообще нам еще многому должно учиться. Но недостатки, оказавшиеся как на «Светлане», так и на «Баяне», выстроенных в Бордо, по-моему, доказывают, что система эта далеко не соответствует нашим ожиданиям, и что, кажется, в этом отношении англичане далеко еще впереди против французов, не говоря о силе машин и превосходстве вооружения артиллериею



Несчастные случаи, бывшие на нашей эскадре при салютационной пальбе, мне крайне неприятны и, по-моему, неизвинительны. Прошу за них примерно взыскать, ибо при должном порядке они не должны случаться. Весьма рад, что здоровье людей на эскадре столь удовлетворительно.



Я уже тебе отвечал по телеграфу, что совершенно согласен на поездку вашу в Иерусалим и, признаюсь, завидую вам. — С большим любопытством прочел я записку Мансурова, спасибо ему за все, что сделано. Я с ним имел долгий разговор и, надеюсь, что все дело можно будет наладить и устроить прочным образом. Подробности он передает тебе лично. Здесь, благодаря Бога, все у нас тихо, но хлопот много. Крестьянское дело подвигается деятельно, благодаря особой редакционной комиссии под председательством Ростовцова. Крику против нее много, как обыкновенно, но надеюсь с Божиею помощью, что дело пойдет на лад. В политике одно только новое, то, что все главные державы согласились на мое предложение конгресса для разъяснения Итальянских дел1. Дай Бог, чтобы этим мы могли сохранить мир, но я не могу скрыть от тебя, что надежды у меня мало, чтобы удалось достигнуть этого результата. Австрия и Сардиния, поддержанные Францией, слишком далеко зашли, и едва ли нам удастся их урезонить. В случае разрыва тебе известна роль, которую я намерен играть. Я никак от нее не отступлюсь.



19 / 31 Мая*.



Курьера я должен был задержать на два дня, ибо с ним надобно было отвечать Киселеву и Брунову2. Англия предложила главные основания для обсуждения на конгрессе, с которыми мы все согласны, даже и Австрия, несмотря на все ее уловки, чтобы этому воспротивиться. Пруссия ведет себя весьма умно и деятельно нам помогает. Итак, около 1-х чисел мая конгресс должен быть собран в Бадене. С нашей стороны назначил я самого к(нязя) Горчакова и Брунова, прочие еще неизвестны, но, вероятно, все мин(истры) иностр(анных) д(ел) главных пяти держав будут присутствовать лично! Итальян(ские) державы будут иметь своих представителей не для прямого участия, но в виде совещателен. Дай Бог, чтобы из всего этого вышел прок!



По телегр(афу) я тебя уже известил, что я остался весьма доволен посещением моим Кронштадта, о чем, вероятно, Метлин донесет тебе в подробности.



Воен(ный) Мин(истр) докладывал мне письмо твое, основанное на отзыве Путятина, о жалком будто бы состоянии Кронштадтских верков, переданных по твоему же настоянию в сухоп(утные) виды, из подробного донесения о их осмотре ты увидишь, что, кроме самых незначительных неисправностей, все находится в должном порядке и постепенно ремонтируется. При этом я должен тебе заметить, что все это отзывается сплетнями и голословными нареканиями Морск(ого) вед(омства) на сухопут(ные), до которых я не охотник. Наблюдения за исправностью крепости лежат на прямой обязанности коменданта, который теперь по твоему желанию назначен из Адмиралов, следовательно, ему следовало снестись с надлежащим начальством, если он считал это нужным, а не поручать Путятину, который сам нигде не был, жаловаться тебе. Прошу, чтобы подобные дрязги впредь не повторялись. Ты и брат Николай, вы оба, служите мне, и ваше дело состоит в том, чтобы друг другу помогать, а не ссориться. Аминь.



С Кавказа продолжают поступать самые удовлетворительные известия, Ген(ерал) Евдокимов3 обложил самый Веден, откуда Шамиль4 с конницею заблаговременно убрался в Иакерию, куда самое население просит его удалиться. В скором времени можно надеяться, что Ведень будет в наших руках, не с тем, чтобы его брать, но чтобы стоять там твердой ногой. — Вот покуда и все.



Третий имам Дагестана и Чечни Шамиль



Обнимаю тебя, Санни и милого Николу от всего сердца.



Да хранит вас Бог! — Жена и дети вас также обнимают.



Твой верный друг и брат А.