Историческая иллюстрация

Элемент не найден

И быть оной, Юсуповой, в том монастыре до кончины жизни ее неисходно

Русская историческая живопись. 1735 год. «Княжна Прасковья Григорьевна Юсупова перед пострижением» . Художник: Неврев Николай Васильевич (1830 - 1904) . 89 x 102 см, Холст, масло. 1886 г. Государственная Третьяковская галерея. Москва.


Из издания: Керсновский А. А. История Русской Армии. М., «Голос», 1992. Том I, с. 208 - 214).

Русский биографический словарь: В 25 т. /А.А. Половцов. - М., 1896-1918.
Том: 31, Стр.: 345

Юсупова, княжна, Прасковья Григорьевна, в монашестве Прокла, дочь кн. Григория Дмитриевича Юсупова. Ю. была одною из тех женщин новой после Петровской Руси, которые еще помнили Петра Великого, но которым суждено было пережить после него тяжелое время петербургских дворцовых смут и бироновщину, и из которых редкая личность не испытала или ужасов тайной канцелярии, или монастырского заточения или сибирской далекой ссылки. Судьба княжны Ю. представляется тайною, до сих пор неразгаданною: одно ясно, что она была жертвою личного на нее неудовольствия императрицы Анны Иоанновны; но какая была вина княжны пред императрицею — это осталось известно только ей, государыне, да знаменитому Андрею Ивановичу Ушакову, начальнику тайной Канцелярии. 16 сентября 1730 г., спустя две недели после смерти отца, княжна Ю. из Москвы, из царского дворца, в сопровождении сержанта и солдат, привезена была в Тихвин, в тамошний Введенский девичий монастырь и сдана на руки Тихвинскому архимандриту Феодосию, под началом которого находился монастырь, а последний передал ссыльную с рук на руки игуменье Дорофее, с наказом—держать накрепко привезенную особу и никого к ней не допускать. Игуменья не знала, где поместить ссыльную, и потому оставила ее в своей тесной келье; отвела eй небольшой угол за занавеской, поставила бедненькую кроватку, дала деревянный стол и стул—вот и все, что имела княжна после дворца и после роскошных палат отца и матери, которая у нее одна осталась и одна о ней печаловалась.

В Москве, когда исчезла молодая Ю., говорили, что она сослана за приверженность к великой княжне Елизавете Петровне, и за интригу, совместно с отцом, в пользу возведения цесаревны на престол. Носились также слухи, что княжну постигла ссылка за покойного отца, который, будто бы, в числе прочих придворных задумывал ограничение самодержавия Анны Иоанновны. Всего же вероятнее, что княжна пострадала за намерение приворожить к себе императрицу Анну, на что мы имеем указание в делах о Тимирязеве, хранящихся в Государственном архиве; здесь, между прочим, находится указаниe на то, что княжна проговорилась на допросе о ворожейках и бабах. Горе и тоска одиночества все более и более раздражали молодую ссыльную и довели ее до потери самообладания, до вспышек, что и погубило ее.

Однажды она выдала себя при стряпчем Шпилькине. «Враг мой, кн. Борис» — сказала она — «сущий супостат, от его посягательства сюда я и прислана. Государыня царевна Елизавета Петровна милостива и премилостива, и благонравна, и матушка государыня императрица Екатерина Алексеевна была до меня милостива же, а нынешняя императрица до меня не милостива... Она вот в какой монастырь меня сослала, а я вины за собою никакой не знаю. А взял меня брат мой Борис да Остерман, и Остерман меня допрашивал. А я на допросе его не могла вскоре ответствовать, что была в беспамятстве... Ежели бы государыня царевна Елизавета Петровна была императрицею, и она бы в дальний монастырь меня не сослала. О, когда бы то видеть или слышать, что она бы была императрицею!»

В этом признании она, между прочим, назвала монастырь «шинком», и с тех пор у княжны началась вражда с монастырским начальством, и игуменья стала теснить ссыльную. Начались дрязги, подкапыванья под девушку; княжна не вытерпела и тайно отправила в Петербург Юленеву (приставленная к ней наемная женщина, не принадлежавшая к монастырскому штату). Мать-игуменья хитро выведала о тайном отправлении Юленевой с жалобой и предупредила опасность встречной жалобой на княжну и доносом на ее поведение. Завязалось новое дело — это была уже и последняя развязка всей участи несчастной княжны. 25 января 1735 г., в пятый год жизни княжны в монастырском заточении, когда Ушаков был с докладом у государыни, императрица передала ему две какие-то записки и приказала взять в тайную канцелярию женщину, содержавшуюся в архиепископском доме знаменитого сподвижника Петра I, новгородского архиепископа Феофана Прокоповича, и, исследовав все дело, доложить ее величеству о результатах исследования. Женщина эта была—Юленева, а записки— письмо княжны к Юленевой и письмо игуменьи Дорофеи к секретарю Феофана Прокоповича, Козьме Родионовичу Бухвостову. Письма были переданы императрице Феофаном Прокоповичем, который был дружен с Ушаковым и желал угодить государыне, выдав ей княжну, неизвестно за что заслужившую крайнюю немилость императрицы. В письме к Юленевой княжна спрашивала только о положении дела — и больше ничего; в нем не было никакой тайны, которая послужила бы обвинением для ссыльной, как не было и ни одного резкого слова о монастыре. Между тем все письмо игуменьи к Бухвостову—это полная обвинительная речь против несчастной княжны. И это-то письмо порешило участь сосланной девушки. Юленеву привели в застенок, где она была допрошена «с пристрастием», но княжну не выдала, и лишь после месячного сиденья в Петропавловской крепости Юленева, из боязни смертной казни, стала говорить о тех желаниях княжны, которые приведены выше в ее признании Шпилькину. Но и этого было достаточно для Ушакова, чтобы вновь начать розыск. По приказанию императрицы, в Петербург привезены были и княжна, и стряпчий Шпилькин. Произведен был допрос, и княжне было вынесено такое решение: «за злодейственныя и непристойныея слова, по силе государственных прав, хотя княжна и подлежит смертной казни, но ее императорское величество, милосердуя Юсуповой за службу ее отца, соизволила от смертной казни ее освободить и объявить ей, Юсуповой, что то упускается ей не по силе государственных прав—только из особливой ее императорского величества милости». Вместо смерти, княжне велено «учинить наказанье—бить кошками и по-стричь ее в монахини, а по пострижении из тайной канцелярии послать княжну под караулом в дальний, крепкий девичий монастырь, который но усмотрению Феофана, арх. новгородского, имеет быть изобретен, и быть оной, Юсуповой, в том монастыре до кончины жизни ее неисходно». 30 апреля 1735 г. княжна была наказана «кошками» и в тот же день пострижена архимандритом Аароном в монахини и названа Проклою. Перед отправлением в вечную ссылку новопостриженной объявили в тайной канцелярии, чтобы обо всем происходившем она мол-чала до могилы, под опасностью смертной казни. Инокиню Проклу отправили в Сибирь, в Тобольскую епархию, в Введенский девичий монастырь, состоявший при Успенском Далматовом монастыре. Какова, была жизнь инокини Проклы в Сибири—неизвестно. Но что долгое заточение, тоска и полная безнадежность возврата к прежней жнзнн окончательно истомили и ожесточили девушку—в этом и сомнения не могло быть. Такая жизнь не усмирила ссыльной. Это видно, между прочим, из донесения Тобольскаго Введенского монастыря от 6 марта 1738 г., где говорилось, что «монахиня Прокла ныне в житии своем стала являться весьма бесчинна, а именно: в церковь Божию ни на какое слово Божие не ходит; монашеское одеяние с себя сбросила и не носит: монашеским именем Проклою не называется...» Это донесение вызвало строгий приказ из Петербурга—держать княжну в монастыре в ножных железах, в которых водят каторжников и иметь под караулом неисходно. Неизвестно, как долго еще тянулась неудавшаяся жизнь княжны и чем она кончилась, но из помянутых выше дел о Тимирязеве видно, что в 1746 г. она еще была жива.





После завоевания Кольберга кончилась эта обильная делами померанская кампания
Вот как случилось это невероятное, славное дело падения Карса.
Господь наказывал меня за грехи то потопом, то мором, и все я не каялся, наконец бог наслал великие пожары, и вошел страх в душу мою
И сказал один отрок: «Я проберусь», и ответили ему: «Иди»
Этот монументальный колокол заблаговестит нашим потомкам, - только не звуками, а изображеньями, - о русской старине и о нашем XIX веке
Сохраняя племенную славянскую веселость, Владимир примирял ее с требованиями христианского благочестия.
Возникли в среде крестьян недоразумения, вследствие превратного толкования Манифеста, отчасти злоумышленного, а большею частью по невежеству
Много уже было христиан в царстве Русском между древними обитателями страны
Вот ты и пришел и сидишь с братьями своими на одном ковре - почему же не жалуешься? На кого из нас у тебя жалоба?
Они шли с сею святынею, в самый пыл битвы, умереть или спасти город Небесным вдохновением мужества.



Библиотека Энциклопедия Проекты Исторические галереи
Алфавитный каталог Тематический каталог Энциклопедии и словари Новое в библиотеке Наши рекомендации Журнальный зал Атласы
Алфавитный указатель к военным энциклопедиям Внешнеполитическая история России Военные конфликты, кампании и боевые действия русских войск 860–1914 гг. Границы России Календарь побед русской армии Лента времени Средневековая Русь Большая игра Политическая история исламского мира Военная история России Русская философия Российский архив Лекционный зал Карты и атласы Русская фотография Историческая иллюстрация
О проекте Использование материалов сайта Помощь Контакты
Сообщить об ошибке
Проект "Руниверс" реализуется при поддержке
ПАО "Транснефть" и Группы Компаний "Никохим"