Родился 10 января 1769 г. в Саррлуи (департамент Мозель).

Произведен в маршалы 19 мая 1804 г.

Герцог Эльхингенский с 6 июня 1808 г.

Князь Москворецкий с 25 марта 1813 г.

Расстрелян в Париже 7 декабря 1815 г.

1. ЭТАПЫ ПРОХОЖДЕНИЯ СЛУЖБЫ

6.12.1788 – рядовой гусарского полка.
1.01.1791 – бригадир-фурьер.
1.02.1792 – вахмистр.
1.04.1792 – старший вахмистр.
14.06.1792 – аджюдан-унтер-офицер.
29.10.1792 – младший лейтенант.
5.11.1792 – лейтенант.
12.04.1794 – капитан.
31.07.1794 – майор штабной службы.
15.10.1794 – полковник штабной службы.
1.08.1796 – бригадный генерал.
28.03.1799 – дивизионный генерал.
1802-1803 – командующий французской армией и посол в Швейцарии.
19.05.1804 – маршал Франции.
2.02.1805 – шеф 7-й когорты Почетного Легиона.
23.08.1805 – командующий 6-м армейским корпусом Великой армии.
6.06.1808 – герцог Эльхингенский.
1812 – командующий 3-м армейским корпусом Великой армии.
25.03.1813 – князь Москворецкий.
6.01.1814 – командир 1-й дивизии вольтижеров Молодой гвардии.
20.05.1814 – командующий кирасирами, драгунами, конными егерями и шеволежерами-уланами.
21.05.1814 – командующий 6-м военным округом.
4.06.1814 – пэр Франции.
15.06.1815 – командующий левофланговой группой Северной армии.
2.06.1815 – пэр Франции вторично.
3.08.1815 – арестован.
7.12.1815 – расстрелян по приговору суда Палаты пэров.

2. НАГРАДЫ

2.10.1803 – Почетная сабля. Легионер Почетного Легиона.
12.07.1804 – Высший офицер Почетного Легиона.
2.02.1805 – Знак Большого орла ордена Почетного Легиона.
28.02.1806 – Большой крест ордена Христа (Португалия).
23.12.1807 – Кавалер ордена Железной короны (Италия).
1.06.1814 – Кавалер ордена св. Людовика.

3. СЕМЕЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ

Жена: Аглая Луиза Огье (1782-1854)
Дети: Жозеф Наполеон (1803-1857)
Мишель Луи Феликс (1804-1857)
Эжен Мишель (1806-1845)
Наполеон Анри Эдгар (1812-1882).

Маршал Ней – это имя, без всякого преувеличения, известно не только тем кто увлекается историей Франции, и в частности, эпохой Наполеона, но даже непосвященному читателю. Русский читатель, мало знакомый с маршалами Наполеона, на вопрос, каких маршалов великого императора он знает или о каких хотя бы слышал, без всякого сомнения назовет имя Нея, герцога Эльхингенского, князя Московского, которого не слишком щедрый на похвалы Наполеон однажды назвал «храбрейшим из храбрых».
В отличие от большинства маршалов Наполеона, Ней не придавал никакого значения титулам, чинам, знакам отличия и прочей атрибутики, которая присутствовала и присутствует у многих военных и государственных людей. Он мыслил исключительно о славе ради славы, не задумываясь о тех выгодах и льготах, которые она может дать. Как пишет Делдерфилд: «Ней, вероятно, был бы согласен всю жизнь прожить на жалованье рядового, лишь бы его прославляли как человека, выигравшего для Франции не одну битву, а общество знало бы как военачальника, идущего в бой на десять шагов впереди самого быстрого из его солдат»¹.
Солдаты боготворили его, и когда Ней появлялся на поле боя, солдаты, даже раненые, собирались духом и шли за своим командиром.
Прав был Рональд Делдерфилд, когда охарактеризовывая фигуру маршала Ней, писал, что «Мишель Ней – это квинтэссенция всего того, что составляет легенду о Наполеоне. Когда он умирал одним декабрьским утром спиной к стене, с ним умирал дух Империи, и люди, которые, звеня саблями, пролетели пол-Европы вслед за одним склонным к полноте неутомимым корсиканским авантюристом, переходили из жизни в сагу, подобную тем, которые менестрели распевали в застланных камышом залах тысячу лет назад»².

Мишель Ней родился 10 января 1769 года в Сарлуи, в семье бочара. По словам одного из его биографов, обнаружить среди предков будущего маршала представителя знатного рода – не что иное, как совершеннейшая химера³.
Отец будущего маршала, Пьер Ней, был родом из Фридрихсхафена, расположенного на берегу Констанцкого (ныне Баденского) озера. Несколько лет он прослужил во французской армии и участвовал в семилетней войне, дослужившись до звания сержанта. После окончания войны, он осел в Сарлуи (1766 год) и занялся бондарным делом, чтобы прокормить семью.
Женившись на местной девушке Маргерит Граванинье, он стал отцом троих детей, старший из которых, Жан, родился в 1767 году, а дочь – младшая в семье – пять лет спустя. таким образом Мишель был вторым ребенком в семье.
Несмотря на то, что Пьер Ней был владельцем нескольких небольших участков земли, основное его ремесло, приносившее хороших доход в семейный бюджет, являлось бондарное дело.
По словам биографа маршала, именно ремесло бочара помогло семье Неев выжить во время небывало морозной зимы 1785 года, пустившей многих односельчан по миру⁴.
Семья Нея была протестантской, однако когда Мишель подрос, отец все же решил отдать его для обучения в католический College des Augustins. Учение давалось маленькому Мишелю без труда, о чем красноречиво свидетельствовали его весьма неплохие школьные отметки⁵.
По окончании учебы Мишель четыре года отработал в нотариальной конторе. Эта работа не приносила никакой радости молодому человеку и когда ему стукнуло 19 лет, он решил посвятить себя военному делу.
Отец все понял и не воспротивился этому решению сына. Но родственник Мишеля - Никола Ней - не согласился с таким решением. Он злился и даже грозился, однако все было бесполезно. Шестнадцатилетняя сестра Мишеля, Маргерит, с гордостью сказала брату: «Ты будешь носить красивую форму, и я надеюсь на это». В ответ Мишель поцеловал ее и произнес: «Когда я возвращусь, ты будешь замужем, а я – генералом»⁶.

6 декабря 1788 года Мишель Ней записался добровольцем в гусарский полк (Regiment Colonel-General des hussards), который нес гарнизонную службу в приграничном Меце. Он служит в армии с удовольствием и обращает на себя внимание полкового начальства. Поначалу, правда, его отличает от других только ярко-рыжая шевелюра, за что впоследствии в армии ему дадут прозвище «Le Rougeaud» (На русский язык можно перевести, как «красноликий» или «красномордый»). По свидетельству одной из современниц, «наружность его (Нея) была гораздо лучше, нежели представляют ее на всех портретах, исключая Жерарова… где он даже польщен… он [Ней] одушевлялся в разговоре… и тогда физиономия его делалась истинно прекрасна»⁷. 

Ней прослыл в своем гусарском полку превосходным фехтовальщиком. В пехотном полку де Вентимилля, располагавшемся также в Меце, немедленно нашелся свой кандидат в лидеры по умению владеть шпагой. Он был настолько хвастливым, что его хвастовство перерастало в оскорбительные выходки, направленные в адрес Мишеля и его умения держать шпагу; он бросал Нею один вызов за другим и, несмотря на то, что в то время дуэли в армии были запрещены, этот вызов был принят. Встреча состоялась, однако как только оба противника сошлись в схватке, неожиданно появился полковник с двумя помощниками, которые были кем-то предупреждены об этой дуэли.
Мишель был посажен в полковую тюрьму, однако его сослуживцы написали длинное ходатайство, прося полковника проявить снисхождение и которое возымело положительное действие на командование полка. Ней был освобожден из-под стражи.
Едва Ней возвратился в полк, как его визави из полка де Вентимилля тотчас же принялся вновь насмехаться над ним. Мишель был в ярости и поклялся, что обязательно накажет этого выскочку. Новая встреча не заставила себя долго ждать, но на этот раз товарищи Нея подготовили поединок более тщательным образом: несколько человек зорко следили за всей округой, чтобы тотчас же предупредить дуэлянтов о приближении начальства; на месте, где должна была состояться дуэль, помимо секундантов, присутствовал врач с необходимыми инструментами и лекарствами для оказания медицинской помощи. Схватка была яростной: оба соперника сражались ожесточенно, дважды Мишель избегал опасного выпада своего противника, вовремя парировав его. Несмотря на волнения своих соратников, Ней был совершенно спокоен, а насмешливая улыбка, застывшая на его лице, недвусмысленно давала понять противнику, что он все равно побьет его и не боится его ударов. И вот, настал тот момент, когда Мишель Ней, удачно сделав выпад, ранил своего соперника. Рана была настолько серьезной, что кто-то из окружения Нея произнес: «Его карьере фехтовальщика пришел конец». Честь полка была восстановлена.
Этот поединок сошел с рук Мишелю и он не понес никакого наказания.

Несмотря на похвальные отзывы командования полка и хорошие показатели в служебном плане, было одно «но», которое не давало Мишелю покоя. Ему, как уроженцу Лотарингии, пришлось в армии срочно осваивать французский язык. Дело в том, что если Мишель очень хорошо знал немецкий язык, на котором свободно разговаривало местное население Лотарингии, на протяжении многих веков находившееся под властью Священной Римской империи, то с французским у него были проблемы, которые могли стать причиной затруднений в служебном плане. Ней говорил по-французски с заметным немецким акцентом, что же касалось чтения и письма, то тут дела обстояли еще хуже. Мишель взялся за дело со всей серьезностью и, хотя его французский так и не стал безупречным, он смог не только овладеть им, но и сдать успешно необходимые экзамены.
Тем временем во Франции нарастала социальная напряженность – предвестник грядущего революционного взрыва.
Гусар Ней был поглощен задачей стать отличным солдатом, а посему не располагал достаточным временем для того, чтобы слушать известия и истории из Парижа и Версаля, которыми были заняты умы солдат и офицеров. Из этих разговоров Ней знал, что финансы Франции находились в плачевном состоянии и король, чтобы выправить положение назначал то одного, то другого финансиста и наконец назначил министром финансов Франции банкира Неккера. Однако все эти политические разговоры не могли надолго отвлечь молодого Нея от изучения солдатского ремесла: он предпочитал тренировки и изучение тактики всей этой политической болтовне.
Начавшаяся во Франции в 1789 году революция открыла перед Неем, как и перед многими другими честолюбивыми военными из низов, широкий путь к карьере. «Революция, исключившая множество людей [из армии], - писал один роялистский автор, - поставила на их места других для нее надобных, на которых бы они никогда без нее не были. Адвокаты, купцы… сержанты и капралы… поставлены были в предводители [французского] войска»⁸.
В первый день нового 1791 года Ней получает первое свое повышение - чин капрала-квартирмейстера. Однако радость от этого была через несколько месяцев омрачена смертью матери, скончавшейся в ноябре. Ее смерть очень сильно потрясла Нея. «Я обещал ей, что приеду домой генералом», - со слезами на глазах говорил Мишель. Он часто вспоминал ее, мысленно задавая себе вопросы: «Где она? Увидит ли он ее снова? Не может быть, что я никогда не увижу ее!»⁹ Он часто думал о бессмертии, порой начинал чувствовать что-то необычное, на что не мог найти ответа. Его товарищи, пытаясь успокоить его, отрицали загробную жизнь, но это совершенно не утешало Мишеля. «Если я когда-нибудь стану генералом, то моя мать узнает об этом», - говорил он¹⁰.
1 февраля 1792 года Ней получает очередное повышение – чин вахмистра.
Полк, в котором служит Ней был переименован в Пятый гусарский и направлен в укрепленный лагерь Кариган, в армию, которой командовал генерал Лафайет. Ней находится там, когда герцог Брауншвейгский, собирающийся двинуться на Париж, выпустил манифест к французам, в котором говорилось, что союзники вторгнуться на территорию Франции для восстановления законной династии Бурбонов и короля Людовика XVI, что всякий, кто будет взят с оружием в руках будет повешен, и если какие-либо действия взбунтовавшегося народа нанесут вред королю и его семейству, то Париж будет предан огню и разграблению.
Положение Франции было опасным: прусские войска во главе с герцогом Брауншвейгским были готовы к походу на революционный Париж, австрийцы также были готовы к выступлению, Испания и Неаполитанское королевство мобилизовывали войска, Швеция и Россия обещали помочь антифранцузской коалиции, если это будет необходимо. 

Однако Франция не испугалась ни угроз герцога Брауншвейгского, ни запугивания со стороны других европейских государств, готовых вступить против нее в войну. Тысячи добровольцев записывались волонтерами; тех, кто симпатизировал роялистам выгоняли из армии, сажали в тюрьму, откуда они отправлялись только одним путем – на гильотину. Возникала новая нация, формировалась новая армия. Правда, на первых порах это была плохо дисциплинированная толпа людей, которая только и делала, что говорила и спорила о политике. К тому же новая французская армия была плохо обучена и первые схватки с противником доказали это: французы вошли в Бельгию и планировали захватить Брюссель, однако в первых же боях с прекрасно экипированными профессиональными войсками союзников французские солдаты бежали. Казалось, что союзники победным маршем пройдут по территории Франции и быстро войдут в Париж, восстановив на престоле короля.
Несмотря на мобилизацию, революционный энтузиазм народа, молодой французской армии не хватало опыта и, особенно, способных офицеров, чтобы противостоять прекрасно вооруженным и обученным войскам коалиции. Лонгви и Верден – две большие пограничные крепости пали, враг стоял почти в ворот Парижа. Противник находился в Сарлуи, родине Нея, и отец Мишеля, Пьер Ней пошел добровольцем в армию.
Генерал Лафайет, друг Америки, не понимал этой новой возрождающейся Франции. Он ратовал за конституционную монархию и потому действовал с оглядкой на Париж. Когда Лафайет узнал, что король свергнут и заключен в тюрьму, он попытался повернуть войска против столицы для восстановления короля и конституционной монархии. Однако из этой затеи ничего не вышло.
После Лафайета армию Севера возглавил генерал Дюмурье. Еще до того, как он возглавил армию, Ней меняет нашивки вахмистра на погоны аджюдана. Это происходит 14 июня 1792 года. В конце октября он становится подпоручиком, а в начале ноября – поручиком 5-го гусарского полка.
У местечка Вальми армия Дюмурье и Келлермана преградила путь армии герцога Брауншвейгского. Пруссаки были уверены в победе, они знали, что им противостоят солдаты в оборванной одежде, многие из которые даже не нюхали пороха. 

Однако эти оборванцы знали, что они защищают свою страну и стояли насмерть на этом, ставшем знаменитым, поле. И пруссаки повернули вспять перед голоногими санкюлотами, возвратившись за Рейн. Ней, который был уже младшим лейтенантом, получил первое настоящее боевое крещение и почувствовал приятный и опьяняющий вкус победы. После Вальми Дюмурье двинулся на Брюссель. Шесть недель спустя Мишель Ней вновь испытал вкус победы под Жемапом, и когда он входил в Брюссель 8 дней спустя он уже чувствовал себя ветераном.

Наш герой был в Брюсселе, когда пришло известие о казни короля. Никаких других достоверных сведений, кроме заявления генерала Сарразена, нет. Последний, правда, много лет спустя, уже во время реставрации Бурбонов, уверял всех, что он сам и Ней «с негодованием и яростью» восприняли «ужасное убийство наилучшего из королей»¹¹. Так ли было на самом деле, - сказать трудно, хотя косвенно это заявление подтверждают слова Сен-Сира, когда, описывая положение, существовавшее во французской армии в начале революционных войн, он писал: «Не знаю, почему подозревали, что эти полки (кавалерийские, в которых служил и Ней – С.З.) были менее привержены революционному правительству, нежели прочие войска»¹².
Если действительно Ней был возмущен расправой над Людовиком XVIII, это не помешало ему продолжать служить революционному правительству, вынесшему этот суровый вердикт.
Участвуя в боевых действиях, Ней проявляет храбрость, которая вскоре перерастет чуть ли не в легенды. Когда кто-то спросил маршала, испытывал ли он когда-нибудь страх, Ней ответил: «Нет, для этого у меня не было времени»¹³.
В свидетельстве, предоставленном генералом Ламарком Нею, молодому лейтенанту отдавалось должное: «Я, генерал Ламарк, главнокомандующий армией в Арденнах, удостоверяю, что лейтенант Ней из Четвертого гусарского полка, состоящий при мне адъютантом с 19 октября 1792-го по 4 июля 1793 года, исполнял свои обязанности, проявляя при этом ум, отвагу, энергию и бодрость духа во всех случаях и обстоятельствах, в которых находился, и даже среди опасностей он выказал проницательность и тактическое понимание, какие редко можно найти»¹⁴.
В то же время, гусары полка, видя неутомимость молодого лейтенанта, дали Нею свое свидетельство: «Мы, офицеры, сержанты и гусары Четвертого полка, удостоверяем, что гражданин Мишель Ней, лейтенант роты Де Бойи сего полка, на каждой должности, на которой мы его видели действовал как храбрый солдат и истинный республиканец; за все это время он выказал усердие в службе во имя интересов и благополучия Республики…»¹⁵. 

12 апреля 1794 года Ней получает чин капитана. Тогда же его замечает генерал Клебер – один из самых выдающихся и ярких полководцев Республики. Будучи направлен в Самбра-Маасскую армию генерала Журдана, Клебер, к тому времени уже дивизионный генерал, заметил там Нея.
Однажды Клебер двигался по дороге с пикетом эскорта, проводя рекогносцировку. задавая вопросы командиру пикета и был приятно удивлен точными и решительными ответами молодого офицера. Возвратившись к своему штабу, Клебер спросил адъютанта:
- Кто этот молодой человек?
- Его зовут Ней, - ответил Пажоль. – Он – капитан Четвертого гусарского полка.
- Мне он нравится, - сказал Клебер. – Мне нравится как он сидит на лошади, и, кроме того, он показал прекрасное тактическое суждение. Он должен быть в моем штабе.
Предполагая организовать легкие летучие отряды для действий в авангарде, разведке, он искал толковых офицеров для этой цели и Ней, по его мнению, был именно таким командиром. Однако предложение Клебера не нашло отклика в душе Нея. Жан Батист настаивал, а когда Ней в очередной раз отказался, Клебер вскипел:
- Демократия в армии, молодой человек, - это хорошо, но, ей-Богу, генералы все еще имеют некоторые права!
На этот раз Ней согласился и некоторое время был адъютантом Клебера.
В небольшой, но ожесточенной схватке недалеко от Пеленберга Мишель Ней настолько отличился, что Клебер восторженно писал представителю народа Жиллю: «Капитан Ней, который исполнял обязанности адъютанта, продемонстрировал чудеса храбрости. С тридцатью драгунами 7-го драгунского полка и несколькими ординарцами он атаковал две сотни черных гусар и отбросил их, приведя в величайшее смятение»¹⁶. 

Вообще, по своему темпераменту, Ней очень был похож на Клебера, что позволило генералу Сарразену сказать, что «Ней был вторым Клебером»¹⁷. Дружба с Клебером способствовала не только военной карьере Нея. В то время очень сильные позиции и влияние имело масонство. Именно благодаря Клеберу, Мишель становится не только членом масонской ложи «Девять сестер», но и ее магистром.

В августе 1794 года Ней участвует в дерзкой операции в тылу австрийцев. Несмотря на всю сложность и опасность этого мероприятия и будучи окруженным многочисленными врагами, молодой офицер не только прорвался через неприятельские ряды, но и захватил в плен, помимо рядовых солдат, австрийского офицера. «Подарок для генерала, - рапортовал Ней, представ перед Клебером.
Клебер был в восторге и повысил Нея до полковника. Он тотчас был прикреплен к авангарду, которым командовал генерал Бернадот. «Я воздаю огромную похвалу храбрости Нея, - писал Бернадот Клеберу. – Он помогает мне с усердием и умом; вы знаете об этом хорошо. Я должен сказать, и заявляю об этом совершенно искренне, что он во многом способствовал тому успеху, который мы имеем»¹⁸.
В боях под Майнцем Ней много раз отличался, демонстрируя не только личную храбрость, но и прекрасные тактические познания. В одном из боев он был тяжело ранен в руку. Рана была настолько серьезной, что Клебер и врачи настоятельно советовали Нею ампутировать ее. Однако Мишель категорически отказывался и оказался прав. Руку ему удалось сохранить.
Новый комиссар Конвента в войсках Клебера Мерлен де Теонвиль представил его к новому званию – бригадного генерала. В своем письме к Нею Мерлин писал: «Мой храбрый друг, езжайте и закончите ваше лечение в Сарлуи, на вашей родине. Я направлю просьбу к хирургу первого класса Бонавентуру, чтобы он прислал одного из своих учеников к вам. Возвращайтесь скорей и сообщайте нам о своем здоровье. Нам необходимы ваши силы в борьбе против врагов страны…»¹⁹. 

Ней, однако, не стремится принять повышение Теонвиля и уезжает домой в ранге полковника.
После месяца лечения дома, Мишель возвратился в армию и был направлен под начальство генерала Журдана. Однако, узнав об этом, Клебер настоял на том, чтобы Ней был оставлен при нем.
Принимая участие в боевых действиях, Нею приходится руководит не только авангардом, но и арьергардом. Последнее обстоятельство дало очень многое Мишелю. Именно этот опыт прославит в будущем – в Испании и, особенно, в России имя Нея.
В кампании 1797 года Ней продолжает сражаться в рядах Самбра-Маасской армии. В бою близ Гиссена Ней, недавно получивший звание бригадного генерала, попадает в плен. По словам его биографов, причина этого – простая случайность. Во время отступления французской армии Ней, шедший со своими гусарами в арьергарде, обнаружил батарею конной артиллерии, по непонятной причине оказавшуюся без орудийной прислуги. Не желая, чтобы пушки попали в руки врага, Ней развернул своих кавалеристов, бросив их в атаку на австрийский полк, уже почти захвативший пушки. В ходе боя, отряд Нея был атакован во фланг полком тяжелых австрийских драгун и разбит. Сам ней, со сломанной сабле и придавленный убитой лошадью, был захвачен неприятелем²⁰.
Ней пробыл в плену чуть больше месяца и был отпущен «на честное слово» 27 мая 1797 года, а затем уже обменен на взятого в плен австрийского генерала.
В кампании 1799 года против Второй антифранцузской коалиции Ней продолжает принимать участие в боевых действиях в Германии. В ходе осады Маннгейма Мишель, несмотря на высокое звание бригадного генерала, выполняет функции разведчика. На это его подвигло прекрасное знание немецкого языка. Правда, сначала Ней предложил генералу Бернадоту план внезапной ночной атаки города. Однако Бернадот с сомнением отнесся к этому плану и предложил для начала произвести разведку, даже не предполагая, что это дело Ней возьмет лично на себя. Переодевшись в крестьянина, он переправился через реку. Знание немецкого языка позволило Нею беспрепятственно пройти по всем австрийским позициям. Правда, единственной проблемой, которая вызывала настороженность Мишеля – был ров вокруг цитадели, который можно было перейти через подъемный мост. Продолжая свою разведку, Ней обратил внимание на беременную женщину и австрийского солдата, находящегося рядом с ней. Он приблизился к ним и предложил проводить женщину до дома. Однако австриец заявил, что она не нуждается в его помощи. На это Ней ответил, что женщина вряд ли сможет остаться в таком состоянии здесь, тем более, что разводной мост будет поднят. На это австрийский солдат ответил, что эта женщина – знакомая командира гарнизона, а посему разводной мост в случае необходимости будет опущен даже ночью. 

Ней поклонился и ушел: он узнал много ценного. Он без проблем переправился на французский берег и когда стемнело взял 150 солдат и вновь бесшумно переправился через Рейн. К счастью для Нея разводной мост был опущен, чтобы пропустить «знакомую» женщину и австрийского солдата, которые подходили к мосту. Со штыками наперевес французские солдаты внезапным ударом опрокинули выставленную австрийцами стражу и ворвались в город. Внезапность нападения, темнота ночи, скрывшая от австрийцев малочисленность нападавших, командирский, громовой голос Нея, потребовавшего у коменданта немедленной сдачи крепости, - все это превратило в итоге дерзкий набег в успешную военную операцию²¹.
Несколько недель спустя после капитуляции Маннгейма военный министр направил из Парижа декрет Директории о присвоении Нею звания дивизионного генерала. Однако это высокое звание скорее озадачивает и даже пугает Нея, нежели радует. Он не уверен, чо столь высокое звание соответствует его способностям. В письме военному министру он писал: «Я получил, гражданин министр, Ваше письмо от 8-го числа сего месяца, в котором был приложен декрет Директории о присвоении мне звания дивизионного генерала. Директория в этом повышении, вероятно, только рассматривала благоприятные отзывы в отношении меня, которые достигли ее. Я принял бы это повышение, делающее мне честь, если бы мои таланты оправдали бы доброе отношение правительства ко мне. Я надеюсь, что оно правильно интерпретирует мой отказ… и я прошу, чтобы Вы уверили правительство в том, что мое поведение никогда не будет иметь никакой другой цели, чем заслужить еще большее его уважение»²².
Когда же Нею становится известно о решении правительства назначить его на пост командующего Рейнской армии, он почти с испугом пишет Директории: «Учли ли вы недостаточность моих военных способностей для того, чтобы доверить мне столь высокую должность?»²³.
Четвертого мая военный министр ответил Нею, что Директория настаивает на этом повышении. Ней продолжает отказываться от нового звания и Бернадот предупреждает его не раздражать правительство, упорствую в своем отказе: «Посмотри вокруг, мой дорогой Ней, - писал Бернадот в письме от 14 мая 1799 года, - и честно мне ответь: разве твоя совесть не повелевает тебе распрощаться со скромностью, которая становится ложной и даже опасной тогда, когда она чрезмерна. Нам нужны герои, сердцам которых неведом страх, соблазны и которые, сверх того, исполнены благородного честолюбия… У кого, как не у тебя предостаточно этих талантов и качеств?.. Прощай, мой дорогой Ней. Я говорю с тобой как отец, но… также как и тот, кто связан с тобой узами искренней дружбы и огромного уважения»²⁴.
Ней решил больше не отказываться и принял свое новое повышение – чин дивизионного генерала.
Возвратившись из Египта, Наполеон осуществляет государственный переворот, известный в истории как 18 брюмера. Теперь он – полновластный властелин Франции. 

Ней находился в своей палатке в Рейнской армии, когда до него дошли новости об этом событии. Он, конечно же, слышал о генерале Бонапарте, и он знал, что тот был хорошим военным, как Моро. Он знал также, что Бонапарт был очень работоспособен, что он был не из тех говорунов, которые только и делают, что произносят пустые речи, когда в стране хаос. Ней знал, что этот генерал был человеком дела. Несмотря на то, что Мишеля донимали некоторые вопросы из-за скудости известий о событиях в Париже, он, как и большинство военных его эпохи, с осуждением относился к гражданскому обществу из-за его нестабильности, аморальности и развращенности. Поэтому нет ничего удивительного в том, что переворот им вполне одобряется.
Приветствуя переворот 18 брюмера, Ней, однако, - далеко не бонапартист. В письме своему другу, генералу Лекурбу в ноябре 1799 года, Ней пишет: «Поверьте мне, мой дорогой генерал, мое единственное честолюбие состоит в том, чтобы исполнить свой долг. Я никогда не унижусь до того, чтобы служить отдельным людям. Я всегда думаю лишь о моей стране… и пожертвую ради нее всем, если обстоятельства того потребуют»²⁵.
В кампании 1800 года, как и в предыдущие годы, Ней вновь сражается в рядах Рейнской армии под командованием генерала Моро. В начале декабря Ней участвует в знаменитой битве под Гогенлинденом. По словам Питера Янга, именно Нею принадлежит основная заслуга в одержанной победе²⁶. Не умаляя достоинства нашего героя, скажем, что это явное преувеличение. Ней, действительно сражался стойко и умело, однако ближе к истине слова, сказанные Гансом Дельбруком, что успех этого дня выпал на долю французов во многом благодаря «качественному превосходству войск и решительности юного генерала Ришпанса»²⁷, который, не только отразил все атаки противника, но и, проявив инициативу, вышел в тыл австрийской армии и нанес удар, поддержанный войсками Нея и Груши.
Первая встреча Нея и Бонапарта произошла в мае 1801 года, когда Первый консул пригласил молодого генерала в Париж. Бонапарт тепло и радушно встречает молодого генерала, а в конце встречи преподнес Нею саблю, сказав: «Примите это оружие на память о дружбе и уважении, которые я испытываю по отношению к вам. Оно принадлежало паше, нашедшем героическую смерть в битве при Абукире»²⁸. 

Эта встреча, и особенно сам Бонапарт, произвели огромное впечатление на Нея. В одном из своих писем, он выразил все свои чувства об этой встрече. «Прием, который я встретил у генерала Бонапарта, превосходит все, что можно описать. Он (Первый консул) обязал меня сопровождать его на спектакль после обеда и вслед за продолжительным и очень приятным разговором отвез меня в мою гостиницу…»²⁹.
Правда, эта теплая встрече, никак не повлияла на карьеру Нея: он не получил от Первого консула никакого назначения. Не желая надолго оставаться в столице, Ней после визита в Тюильри покидает Париж и возвращается на родину, в Сарлуи.

В 1801 году Ней узнает о готовящейся военной экспедиции на остров Сан-Доминго, которой должен был руководить генерал Леклерк, зять Первого консула. Не желая сидеть без дела, 4 декабря Мишель подает рапорт военному министру Бертье, изъявив желание принять участие в этом мероприятии. Бертье дал свое согласие. Однако буквально на следующий день Ней отказался участвовать в запланированной экспедиции в связи с некими «семейными обстоятельствами». В первый день нового 1802 года Ней вновь выступает в роли просителя, однако на этот раз он просит военного министра предоставить ему пост инспектора кавалерии. К удивлению нашего героя, Бертье удовлетворил и эту просьбу, даже не изъявив никакого неудовольствия.

Как пишет А. Егоров: «Секрет» неизменного успеха Нея – в матримониальных планах жены Первого консула – Жозефины; дело в том, что супруга Бонапарта имеет свои виды на статного 33-летнего генерала, ибо она задумала женить его на близкой подруге своей дочери Гортензии Аглае Огье. Чтобы не упустить завидного жениха, Жозефина стала оказывать Нею «высочайшее покровительство», настояв перед Бертье на удовлетворении всех пожеланий упрямого лотарингца»³⁰. 

Будущая супруга Мишеля Нея – 20-летняя Аглая Огье – племянница камеристки королевы Марии Антуанетты госпожи Кампан была высокой, стройной брюнеткой, черные глаза которой, по словам одной современницы, «напоминали прекрасных дев Востока». Обладая веселым и жизнерадостным характером, она умела располагать к себе собеседника.
Правда, первая встреча будущих супругов, оказалась неудачной: ни Аглая, ни Ней не произвели друг на друга никакого впечатления. Однако супруга Первого консула Жозефина продолжала свою деятельность свахи и ее усилия увенчались успехом. 5 августа 1802 года в Гриньоне состоялась свадьба Мишеля Ней и Аглаи Огье.
Бонапарт преподнес жениху саблю, украшенную драгоценными камнями, а Жозефина прислала молодоженам записку, где были такие слова: «Я хочу еще раз уверить вас в том, насколько Бонапарт и я заинтересованы в вашей свадьбе и какое удовлетворение он ощущает при мысли о том, что этот брак обеспечит счастье двух людей, к которым он испытывает особенно теплые чувства и уважение. Я разделяю вместе с ним оба эти чувства»³¹.
Конечно, не стоит говорить об этом браке, как о совершившимся по любви. Как справедливо отмечает один из биографов маршала, «это был брак скорее по расчету», однако далее добавляет, что в дальнейшем Аглая стала для Мишеля верной супругой и заботливой матерью его детей³².

В конце сентября 1802 года Ней был направлен Бонапартом в Швейцарию. Дело в том, что там вовсю разгоралась борьба между так называемыми «юнионистами» - сторонниками «единой и неделимой» республики по французскому образцу и «федералистами», выражавшими интересы жителей отсталых лесных кантонов Швейцарии. В итоге этой политической борьбы главой Швейцарии стал непримиримый враг Французской республики Алаиз Рединг, руководивший в свое время «войной маленьких кантонов» против Директории.
Между тем война между враждующими сторонами разгоралась, грозя перерасти из политических дебатов в военные действия.
Желая разрядить ситуацию в Швейцарии и не собираясь отдавать эту страну во власть англичан, поддерживающих Рединга и его партию, Бонапарт направил туда своего адъютанта Раппа с прокламацией, призывающей противников прекратить вооруженную борьбу. Видимо для того, чтобы его призыв был услышан, Бонапарт приказал Нею с армейским корпусом, отданным в его распоряжение, при необходимости оккупировать Швейцарию.
Видя невыполнение требований Первого консула, отмеченные в его прокламации, Ней приказал генералу Сера двинуться на Цюрих во главе франко-гельвецких сил. В своем приказе Ней, однако, просил того по возможности избегать военных контактов с мятежниками и постараться войти в Цюрих, применив хитрость или «другие методы убеждения». В любом случае Ней стремился избежать кровопролития и старался только показом военной силы, имевшейся в его распоряжении, заставить восставших сложить оружие и мирно разойтись по домам. Когда к нему явилась депутация с ключами городов, поддерживающих «федералистов», Ней отказался их принять. «Мне не нужны ключи, - заявил он, - мои пушки в состоянии вышибить ваши ворота». Однако затем примирительно добавил: «Пусть ваши сердца преисполнятся покорности, достойной дружбы Франции»³³.
Вскоре был арестован и сам Рединг, а также его ближайшие соратники. Некоторое время все они содержались под стражей в Цюрихе, откуда арестованные были переведены в крепость Арбург и зорко охранялись французскими солдатами. 

Вся операция Нея носила главным образом превентивный характер и принесла успех Франции. Здравый смысл и быстрота действий Нея были безошибочны и нет сомнения в том, что в разоружении крестьянской армии лесных кантонов с проявленным при этом жестком профессионализме, он предупредил возможность большого кровопролития. Ней видел в этом восстании попытку части дворянства усилить свои права на собственность и зависимые от них слои населения; так что для него предприятие, которое он организовывал из своей резиденции в Берне носило характер освободительной операции.
По отношению к Редингу и другим лидерам лесных кантонов Ней вел себя с характерным для него великодушием. Он приказал своим адъютантам отправиться в Арбург и удостовериться в том, что с арестованными обращаются гуманно и с должным уважением. Ней указал посланцам, чтобы те лично переговорили с заключенными и письменно обозначили все недовольства и претензии, которые Рединг и его соратники сделают.
Вскоре он лично посетил Рединга и имел с ним встречу. Несмотря на разные политические взгляды, разговор с Редингом произвел на Нея большое впечатление. В какой-то степени наш герой попал под влияние сильной личности Рединга и даже по прошествии нескольких лет продолжал относиться к нему с большим уважением. Второй сын Нея даже получил имя Алоиз при своем крещении в 1804 году.

Вооруженная миссия Нея в Швейцарии завершилась полным успехом. Он отказался от применения вооруженной силы и во всех своих делах пытался примирить стороны исключительно мирными политическими действиями. По словам одного из биографов маршала, в значительной мере успех Нея заключался в такте и дипломатичности, проявленной им во время выступлений в Берне, сделанных на французском и на немецком языках: «Процветание Франции началось с 18 брюмера 1799 года, и именно с этого момента швейцарцы могли начать надеяться на перемену в их делах, стабильность и порядок, которые будут более соответствовать их обычаям... Посредничество Первого консула в решении швейцарских дел представляет собой законодательный шедевр и было предпринято с той благосклонностью, которая характеризует этот экстраординарный гений… Господа, вы все убеждены, что процветание, которым Швейцария пользовалась до наступления несчастной эпохи революционных колебаний, по существу, принадлежало к немногочисленным благодеяниям французской монархии…».
Заканчивая свое выступление Ней сказал: «Таковы, господа депутаты, чувства Первого консула; выражая их откровенно и возвышенно, он с достоинством и без лишних слов отвергает абсурдные обвинения, благодаря которым противники мира в Европе с помощью всевозможных уловок настраивают всех против его благосклонности к Швейцарии и которые находят доверие только среди таких же людей, неспособных понять грандиозность намерений героя… Не нужно скрывать силу… в то время когда чувство слабости внушает людям мысли о несправедливости, порабощении и тирании»³⁴. 

«Весь этот швейцарский эпизод проливает неожиданный свет на характер Нея, - пишет по этому поводу Гарольд Куртц. – Этот человек, погибший вследствие своей политической недальновидности, показал себя способным… на хорошо продуманную и энергичную политическую акцию»³⁵.
По возвращении Нея из Швейцарии Наполеон поручил ему 29 августа 1803 года командование войсками военного лагеря в Компьене. Там находилась часть войск, предназначенных участвовать в предполагаемом вторжении в Англию.
28 декабря 1803 года Наполеон назначает Нея командовать 6-м армейским корпусом Великой армии, который располагался в Ментрейле. В письме Наполеона Нею по этому поводу есть такие слова: «Полностью доверяя доблести, опытности и преданности дивизионного генерала Мишеля Нея, [Первый консул] назначает его главнокомандующим войсками, собранными в лагере Монтрейля…»³⁶
Несмотря на то, что Ней вошел в список первых французских генералов, получивших маршальский жезл, Наполеон все же не столь уверен в лояльности новоиспеченного маршала к его особе. В одном из разговоров император скажет: «У него [у Нея] есть наклонность к неблагодарности и крамоле. Если бы я должен был умереть от руки маршала, я готов бы держать пари, что это было бы от его руки»³⁷. 

И у Наполеона есть все основания сомневаться в преданность Нея, поскольку тот позволяет себе поступки, которые вряд ли совершил бы человек, искренне преданный ему всей душой и телом. В начале февраля 1804 года Ней посещает своего бывшего командующего, опального в то время генерала Моро, дом которого, по словам Бонапарта, «превратился в сборище всех злоумышленников…»
Правда, во время этой встречи Ней отзывается о Наполеоне достаточно высоко, что приводит в недоумение Моро. На вопрос генерала Моро: «Так ты идешь в Тюильри? Ты становишься придворным?» Ней ответил утвердительно, на что тот в сердцах воскликнул:
- До чего же он обманул нас! – и, возможно, не без удивления услышал прозвучавшие из уст Нея слова:
- Возможно, но я всегда буду благодарен ему за то, как быстро и замечательно он управляется с общественными делами…»³⁸
Какова была реакция Нея и его войск на провозглашение Франции империей, а Наполеона – императором французов? 

29 апреля генерал Ней выразил пожелания своих войск в длинном и несколько высокопарном письме Наполеону: «Французская монархия разрывалась на части под тяжестью четырнадцати столетий; шум этого падения взволновал мир и потряс все троны Европы. Франция бросилась к всеобщему ниспровержению; в течение 10 лет революция подвергалась всем несчастьям, которые опустошили нацию. Вы появились, гражданин генерал, в сиянии славы и гениальности, и тотчас все бури улеглись. Победа поставила Вас во главе правительства; справедливость и мир – на вашей стороне…
Ваша жизнь, тщетно защищаемая 30 миллионами людей, может быть под угрозой, и один удар кинжала отбросит назад судьбу великого народа…
Ужасная перспектива рассеивает каждую иллюзию, и мнения всех разделены между ужасом прошлого и страхом
будущего. Франция с ее величием и силой, принимая во внимание, что ее могущество будет потеряно в один день, будет находиться в оцепенении и страхе. Нынешняя ситуация напоминает Колосса на глиняных ногах…
Принять, генерал консул, императорскую корону предлагают Вам 30 миллионов людей. Шарлеман – величайший из наших древних королей получил свою из рук победы; Вы же, со своими более славными заслугами, чем его, - получите свою… Пусть это будет перенесено и на ваших потомков, и да будет увековечены добродетели ваши, именем вашим на всей земле!..»³⁹.
Был ли Ней очарован своим новым высоким и звучным званием. Вряд ли. По своей натуре он был начисто лишен тщеславия, превыше всего ценя на свете военную славу. По словам одного из его биографов, единственным для Нея «убеждением было то, что солдат должен пасть на поле боя и что те воины, которые умирают в своих постелях, - не настоящие солдаты… Для Нея существовал лишь один бог – бог войны»⁴⁰. Он искренне не понимал и удивлялся, как можно кичиться знатностью происхождения и чинами. Как-то раз, услышав рассуждения своих адъютантов, похвалявшихся друг перед другом родовитостью своих семей, он перебил их, заметив: «Господа, я – гораздо счастливее вас: я ничего не получил от своей семьи и считал себя богачом, когда в Меце у меня на столе лежали две буханки хлеба»⁴¹. 

В кампании 1805 года, в сражениях под Ульмом, Ней захватывает сильные позиции австрийцев у Эльхингена, нанеся тем самым смертельный удар армии генерала Мака. Участник сражения генерал Тиар пишет по этому поводу следующее: «14 (октября) Ней атаковал и захватил аббатство Эльхинген. В то же самое время Ланн занял высоты Пфуля и через Эльхингенский мост установил связь с Неем… Этот день предопределил судьбу австрийской армии»⁴². В руки Нея попало около 5 тысяч пленных и много орудий. Когда Наполеон возродит титулы герцогов и князей, то Ней получит титул герцога Эльхингенского в честь победы у этого местечка.
На следующий день войска Нея, при поддержке корпуса Ланна, овладели очень сильными Михельсбергскими укреплениями. 20 октября австрийская армия капитулировала.
Во время Ульмской операции в полной мере проявился не только «почерк» Нея-военачальника, но и его крайняя ревность к воинской славе. На приказ императора дождаться войск Ланна для помощи в захвате Михельсбергских высот, Ней в пылу боя крикнул императорскому адъютанту: «Скажите Его Величеству, что мы не делим славу с кем бы то ни было!»⁴³.
В знаменитом сражении при Аустерлице Ней не участвует, поскольку сразу после победы у Ульма был направлен в Тироль против войск эрцгерцога Иоанна. Успешно проведя несколько боев, маршал 7 ноября Инсбрук.

В кампании 1806 года против Пруссии Ней участвует в битве у Йены, в котором действует несколько поспешно, опасаясь, что вся слава достанется порывистому Ланну, начавшему это сражение. Опрометчивые и поспешные действия Нея в битве привели не только к большим потерям, но и к тяжелому положению, в котором оказался его корпус. Лишь своевременное вмешательство корпусов Сульта и Ланна помогло исправить опасное положение. К двум часам дня битва была бесповоротно проиграна пруссаками, потерявшими 27 тысяч человек убитыми, ранеными и пленными и разбежавшимися и 200 орудий. Потери французов в сражении не превышали 5 тысяч человек. 

В то же самое время у Ауэрштедта корпус Даву вел бой не на жизнь, а на смерть с главной прусской армией. Уступающие в численности пруссакам французы перестроились в каре, и в течение всего дня, пока Наполеон и его маршалы громили пруссаков у Йены, Даву выдерживал атаки пруссаков, а потом, когда их пыл иссяк, перешел в контрнаступление своими тремя дивизиями и обратился в беспорядочное бегство.
Несмотря на победу, Наполеон был сильно раздосадован действиями Нея. По свидетельству Савари, «император был крайне недоволен упрямством маршала Нея» и «сказал ему несколько слов по этому поводу, но деликатно»⁴⁴.
Во время преследования прусской армии, Ней наносит визит в Эрфуте соратнику Фридриха Великого фельдмаршалу Моллендорфу, раненому в битве под Ауэрштедтом. «Молодой маршал прибыл оказать уважение старшему во всем», - с такими словами предстал Ней перед Моллендорфом. Старый прусский солдат был приятно удивлен таким проявлением уважения к его особе. Как замечает по этому биограф Нея: «Выдающийся солдат остается выдающимся солдатом, даже если он и является врагом»⁴⁵.
Поздней осенью части Великой армии вступили в Польшу. Участвовавший в этом походе французский офицер Баррес вспоминал нищие, унылые деревни, попадавшиеся по пути армии Наполеона, беспросветную нужду местного населения, едва сводившего концы с концами.
Очень скоро Великая армия стала испытывать острый недостаток в продовольствии и фураже. К этой беде добавилась осенне-зимняя распутица, невероятно затруднявшая продвижения войск в глубь страны. В сложившейся ситуации Наполеон принимает, по-видимому, единственно правильное решение: по крайней мере до весны прекратить активные наступательные действия, став на зимние квартиры. 

Располагая свою армию на зимние квартиры, Наполеон строжайшим образом приказывал избегать всех передвижений, которые могли бы спровоцировать неприятеля к активным действиям.
Однако это затишье на театре военных действий было скоро нарушено. И виновником этого оказался маршал Ней. Оказалось, что он, открыто нарушив приказ императора не делать никаких выдвижений войск до весны, 2 января снял свои войска и совершил «вояж» вокруг Алленштейна до окрестностей Гейльсберга, после чего повернул на юг.
По одной из версий, маршала подвигла на эти маневры острая нехватка продовольствия; по другой – Нея вдруг решил внезапным ударом захватить древнюю прусскую столицу Кёнигсберг, где находился в то время прусский король со своим двором. Зная, что император может не одобрить это движение, Ней направил к нему своего адъютанта Фезенсака, чтобы тот разъяснил императору цель этого действия. Однако до императора эта новость дошла намного быстрее и, конечно же, он был недоволен таким явным нарушением приказов. Он обвинял Нея в том, что тот «растревожил осиное гнездо». «Какой смысл этих движений, которые я никогда не приказывал осуществлять? Эти передвижения утомляют мои войска и подвергают их опасности! – восклицал император. – Расширять оккупацию страны и входить в Кенигсберг? Но руководство движениями моей армии и обеспечение ее всем необходимым – это моя прерогатива. И кто уполномочил маршала Нея прекращать перемирие? Это право принадлежит мне одному, как главнокомандующему…»⁴⁶. 

По распоряжению Наполеона начальник штаба французской армии маршал Бертье отправил Нею грозное послание: «Обдумывая свои планы, император не нуждается в советах, а также в том, чтобы кто-либо действовал по своему собственному почину; никто не знает его планов; наш долг – повиноваться»⁴⁷.
Так или иначе, но военные действия возобновились. В ходе многочисленных движений и маневров обе армии встретились в кровавой битве у Прёйсиш-Эйлау.

Корпус Нея не принимал непосредственного участия в этом побоище. Только около 8 часов вечера его войска подошли к полю битвы. Пока шло сражение у Эйлау, Ней следил за перемещениями прусского корпуса Лестока: в его задачу входило не допустить соединения пруссаков с русской армией. Однако Лестоку удалось избежать ловушек и засад Нея; к тому же маршал получил приказ от Наполеона срочно прибыть к Эйлау только в 2 часа дня. Ней даже не подозревал, что южнее его позиций идет ожесточенная битва, из-за того что ветер и снег заглушали шум сражения.
Прибыв на поле боя к 8 часам вечера, когда сражение почти подошло к концу, Ней бросил в атаку свой 6-й корпус, однако не добился никакого успеха. Обозревая поле недавнего сражения, заваленного припорошенными снегом трапами, маршал был потрясен и произнес, обращаясь к Фезенсаку: «Что за резня и без всякого результата!»⁴⁸. 

На несколько месяцев военные действия вновь прекратились. Только осада Данцига войсками Лефевра продолжалась. 23 мая эта крепость капитулировала. По словам Меринга, падение Данцига подвигло Беннигсена предпринять нелепейшее движение против французской армии, увеличившей свои силы до 200 тысяч человек, в то время как русско-прусские войска со всеми своими подкреплениями достигали 120 тысяч человек⁴⁹.
Тем не менее, совершенно внезапное для французов наступление русской армии первоначально развивалось успешно. Первым подвергся атаке русских корпус Нея, стоявший у Гутштадта, и если бы не отчаянное и упорное сопротивление французских солдат и умелое руководство маршала, гибель 6-го корпуса была бы несомненной.
Вспоминая этот эпизод кампании 1807 года, мамлюк императора Рустам писал: «Но вот однажды явился адъютант маршала Нея и сообщил, что русские с сорокатысячной армией напали на наши позиции. Наши, правда, не потеряли ни одного солдата или пушки, но отступили на пятнадцать миль. Всего за два дня Бонапарт подготовил армию к наступлению и поспешил на передовые позиции, чтобы, как всегда, лично руководить боем. Он вошел в штаб маршала Нея, хотя было уже одиннадцать ночи, и смеясь спросил:
- Почтеннейший господин маршал, как это вы позволили русским разгромить нас?
Ней приложил руку к груди:
- Клянусь честью, сир, это не моя вина! Они напали совершенно неожиданно и у меня было несравненно меньше солдат.
От моего взора не укрылось, - продолжает Рустам, - что по лицу маршала текут слезы, его, конечно, мучила совесть, что он отдал приказ об отступлении. Но за ужином Наполеон успокоил его: 

- Ничего ужасного не произошло, мы все наверстаем»⁵⁰.
Последние слова императора были пророческими. 14 июня 1807 года он нанес жестокое поражение русской армии у Фридланда. Одним из героев этого дня, несомненно, является Ней, руководивший действиями правофланговой группировки французской армии: опрокинув левое крыло противника, он с боем вошел в Фридланд, отрезая пути отхода русским. Во время боя, видя как молодые солдаты пригибаются под неприятельским огнем, Ней, подъехав к ним на коне, ободряюще крикнул: «Товарищи! Враг палит в воздух; я вот выше, чем самый высокий из ваших киверов, но пули не причинили мне никакого вреда»⁵¹.
Находясь в пылающем Фридланде и руководя действиями своих войск, Ней проявляет потрясающее хладнокровия и полное презрение к опасности. По свидетельству одного адъютанта, посланного найти маршала и передать ему новые приказы, Ней находился верхом посреди моря огня и под сильным огнем неприятеля; при этом он держал себя совершенно спокойно, а депешу читал так, будто просматривал газету, находясь в своем имении.
Маршал Бертье в письме домой следующими словами характеризует Ней у Фридланда: «Вы не можете себе вообразить блистательную храбрость Нея, с которой сравнима лишь отвага времен рыцарства. Именно ему (Нею) мы обязаны успехом этого памятного дня».
После сражения Наполеон вызвал Нея, поцеловал и сказал:
- Все было отлично, господин маршал, я очень доволен вами. Сражение выиграли вы.
Ней ответил:
- Сир, мы французы и всегда должны побеждать⁵².

6 июня 1808 года маршал получает титул герцога Эльхингенского. «Маршал Ней отличился в деле при Эльхингене, - писала по этому поводу современница, - и император настолько согласился, что честь победы принадлежит ему, что… создавая титул герцогов, он желал, чтобы маршал носил имя герцога Эльхингенского…»⁵³.
Нею недолго доводится сидеть дома, наслаждаясь мирным досугом. Уже 2 августа 1808 года Наполеон поручает ему во главе 6-го армейского корпуса двигаться в Испанию.
Ней не проявлял никакого желания ехать на Пиренейский полуостров, где с каждым днем разрасталось восстание против французов. Он с удовольствием остался бы в своем имении, наслаждаясь покоем и тишиной, нежели гоняться за испанцами по выжженной местности.
В войне на Пиренейском полуострове Ней чаще всего демонстрирует непривычную для него медлительность и порой даже апатию. Ко всему этому именно здесь во всю проявился его взрывной характер, что негативно сказывалось на взаимодействии с другими корпусными командирами французской армии и, как результат, наносило непоправимый ущерб общему делу. Во время участия в боевых действиях в Испании Ней демонстрирует отсутствие стратегических способностей и неумение действовать сообща. Во время нередких у него приступов откровенности Наполеон раздраженно заявляет: «Никто не может себе представить, что значит иметь дело с … людьми вроде Нея и Сульта»⁵⁴.
Готовясь к новой войне против Австрии, Наполеон покинул Испанию. Незадолго до своего отъезда он устроил смотр войск. Разговаривая с Неем, император высказал весьма оптимистический прогноз, что в Испании все «будет кончено месяца за три». На это герцог Эльхингенский возразил: «Жители этой страны упрямы, а женщины и дети принимают участие в боях; я не вижу конца этой войне»⁵⁵. 

Предоставленные самим себе, маршалы действуют кому как нравится, совершенно не согласовывая свои действия между собой. Подобный образ действия самым пагубным образом отражался на общем военном положении. Король Жозеф, «дарованный» испанцам Наполеоном, пытался скоординировать все действия французских военачальников, однако на его приказы никто не обращал внимания. В своих жалобах в Париж он сетовал на «противодействие и оскорбления тех, которые должны» ему служить.
Правда, сам король Жозеф порой совершает поступки, который не способствуют общему делу: так он «повелевает» маршалу Нею оказывать поддержку Сульту, назначенному главнокомандующим Португальской армии. Это его решение – самое пагубное, поскольку Ней совершенно не переносит Сульта и об этом Жозефу должно было быть известно, так как эта неприязнь шла еще с 1806 года. Естественно, Ней никак не поддерживал Сульта в его операциях, зато когда герцог Далматский потерпел неудачу в Португалии и возвратился в Испанию, Ней вовсю позлорадствовал на ним, едко отзываясь о полководческих талантах герцога Далматского.
В битве под Талаверой Ней также не участвует, хотя король Жозеф предписал ему присоединиться к нему для совместных действий против Веллингтона. В итоге, битва была проиграна французами.
Неприязнь между Неем и Сультом дошла до того, что
последний поставил перед королем Жозефом ультиматум: «Или я, или Ней!»
Такой же строптивый характер и пренебрежение к каким бы то ни было распоряжениям «свыше» герцог Эльхингенский проявляет тогда, когда Португальской армией назначен маршал Массена. Во время осады крепости Сьюдад-Родриго между ними произошла очередная размолвка относительно назначений Массена. Раздраженный протеже главнокомандующего, герцог Эльхингенский пишет ему: «Господин маршал, я герцог и маршал империи так же, как и Вы. Что же касается вашего титула князя Эслингского, то он важен только в Тюильри. Вы говорите мне, что Вы главнокомандующий Португальской армией. Я знаю это очень хорошо. Когда Вы прикажете Мишелю Нею вести свои войска против неприятеля, Вы увидите, как он будет повиноваться Вам. Но когда Вам угодно опрокидывать штаб армии, составленный князем Невшательским (Бертье – С.З.), разумеется, я не послушаюсь ваших приказаний так же, как не боюсь ваших угроз… Я получаю письма из Мадрида, в которых меня именуют бунтовщиком. Поскольку это просто абсурд… я не обращаю на это никакого внимания… 

Прощайте, господин маршал. Я уважаю Вас и Вы это
знаете. Вы уважаете меня, и я это тоже знаю. Но почему черт сеет разногласия между нами по всяким пустякам?...»⁵⁶.
Перед сражением у Бусако Ней, не проведя должным образом разведку, настаивает на атаке сильных позиций англичан. В результате французские войска понесли большие потери и не добились ни какого результата. «Этот ужасный день, - писал очевидец сражения, - стоил армии более 4 тысяч человек убитыми и ранеными и чрезвычайно ее обескуражил»⁵⁷. Герцогиня д'Абрантес в своих мемуарах пишет: «Наши солдаты, гонимые превосходными силами, и сверх того утомленные, запыхавшиеся, не могли сопротивляться, были опрокинуты неприятелем, и катились с скалы на скалу, до глубины пропастей, где острые камни покрылись в этот день ужасными, кровавыми останками…»⁵⁸.
Когда же армия Массена уперлась в укрепленные линии Торреш-Ведраш, Ней решительно выступает против любой попытки их штурмовать. Он также выступает против намерения Массена задержаться перед укреплениями в надежде на благоприятные возможности для штурма. Как справедливо выразился о поведении герцога Эльхингенского один из его биографов, «ничто из того, что мог приказать его начальник, не было правильным»⁵⁹.
Поняв, что укрепления Торреш-Ведраш ему не взять, Массена начал отводить свою армию. Несмотря на свою антипатию к Нею, князь Эслингский именно ему поручает командование арьергардом. Как справедливо заметила герцогиня д'Абрантес, при отступлении из Португалии «начинается эпоха, знаменитая для маршала Нея!.. Он спас армию!»⁶⁰. Проявив замечательные тактические способности, герцог Эльхингенский с честью вышел из сложного положения, не потеряв при этом ни единой пушки, ни единой обозной фуры.
Охарактеризовывая Нея в этот период Рональд Делдерфилд пишет: «Мрачный и трудно предсказуемый Ней нашел в себе силы собраться и снова стать солдатом. Раньше на всем протяжении похода в Португалию и длительной, бесперспективной осады Торрес-Ведраса он только и делал, что выискивал ошибки и критиковал действия своего командира. Иногда его поведение граничило с попытками мятежа и должно было крайне раздражать терпимого Массена. Поставленный же перед задачей прикрывать отступление, Ней проявил свои лучшие полководческие дарования. Каждое утро Веллингтон обнаруживал перед собой готовый к бою и решительный арьергард, а каждый вечер – французский лагерь, откуда Нея надо было еще и еще раз выдавливать фланговыми маневрами»⁶¹. 

Однако это ни в коей мере не означает, что маршал изменился в отношении главнокомандующего Португальской армии маршала Массена. Он по-прежнему пренебрежительно относится ко всем распоряжениям князя Эслингского. Когда Массена отдает Нею приказ двигаться по направлению к Альмейде и Сьюдад-Родриго, последний категорически отказывается его исполнять. Как пишет герцогиня д’Абрантес, «маршал Ней вообще не любил тех, кто делался его начальником; даже солдаты знали это и говорили… с ним плохо спать: он все одеяло стягивает на себя»⁶².
Когда же Португальская армия наконец достигла испанской границы и Массена стал организовывать новый поход в Португалию, Ней окончательно вышел из себя. Чаша терпения Массена была переполнена и он сделал то, что должен был сделать давным-давно: 23 марта 1811 года он отстраняет Нея от командования корпусом. В своем письме маршалу Бертье он пишет: «Я был доведен до крайности, которой честно пытался избежать. Маршал, герцог Эльхингенский окончательно вышел из повиновения. Я передал командование шестым корпусом графу Луазону, старшему из дивизионных генералов. Старому солдату, командовавшему армиями в течение многих лет, прискорбно было вынести такое решение… в отношении одного из своих боевых товарищей. С момента моего приезда (в Испанию) герцог Эльхингенский постоянно мешал мне в моих военных операциях… Его характер хорошо известен, поэтому я ничего больше не стану говорить»⁶³.

Готовясь к войне с Россией, Наполеон назначает маршала командующим 3-м армейским корпусом Великой армии. Его корпус участвует в боях за Смоленск, у Валутиной горы. В Бородинском сражении Ней, совместно с корпусом Даву и кавалерией Мюрата, атакует Семеновские флеши на левом фланге русской армии.
В тот момент, когда, по мнению Нея, бой достиг кульминации, он через своих адъютантов настойчиво требует у Наполеона бросить гвардию «в огонь». В этом он находит
полную поддержку Мюрата, отправившего к императору генерала Бельяра. В ответ на просьбы и требования маршалов Наполеон отвечает, «что еще ничто не определилось и что, прежде чем пустить в дело резервы, он хочет хорошенько уяснить себе свой шахматный ход». По свидетельству Сегюра, «огорченный, Бельяр вернулся к Мюрату и сообщил о невозможности добиться от Наполеона его резерва»⁶⁴.
Ней, услышав ответ императора, вышел из себя и воскликнул: «Разве мы для того пришли сюда в такую даль, чтобы довольствоваться одним сражением? Что делает император в тылу армии? Там он слышит только о неудачах, а не об успехах нашей армии! Если он уже больше не руководит военными действиями, если он больше не генерал и хочет везде играть только роль императора, то пусть возвращается в Тюильри и предоставит нам быть генералами вместо него!»⁶⁵.
Наполеон, не только благоразумно делает вид, что ему ничего не известно о выходке Нея, но на следующий день называет его человеком, сыгравшим решающую роль в битве, пожаловав ему титул князя Московского. Правда, официально маршал получил этот титул только 25 марта 1813 года.
Во время отступления из Москвы Наполеон, недовольный действиями Даву на посту командира арьергарда, заменил его на этом посту и поручил арьергард Нею. По словам генерала Жюно, во время этого гибельного отступления из Москвы, «маршал Ней был тем же, чем был он во время отступления из Португалии: последний в виду неприятеля, он выставлял себя для защиты, для покровительства жизни каждого солдата, оживлял погибшее мужество твердыми словами, и значил больше, нежели 10 батальонов…»⁶⁶. По словам Сегюра, «в Вязьме Ней стал прикрывать наше отступление, пагубное для многих и бессмертное для него»⁶⁷. 

В боях под Смоленском, Ней проявил все свои лучшие качества. Несмотря на тяжелейшую ситуацию, находясь в окружении русской армии, он не только смог выйти из русских тисков, но и привести к Наполеону остатки своего арьергарда.
14 ноября, после пятидневного пребывания в Смоленске, Наполеон с гвардией вышел из города по направлению к Красному.
18 ноября Ней, не зная, что Наполеон ушел из Красного, пытался с боем прорваться сквозь соединенные русские силы. Однако французы были отброшены назад к Смоленску с большими потерями.
Уверенные, что деваться Нею уже некуда, русские послали к нему парламентера с предложением сдаться. Ней отказался. По одной версии он ответил русскому посланцу: «Императорский маршал в плен не сдается! Под огнем люди в переговоры не вступают!» По другой версии, он прервал парламентера словами: «Вы, сударь, когда-нибудь слыхали, чтобы императорские маршалы сдавались в плен? Нет? Так извольте замолчать!»⁶⁸
По словам Рональда Делдерфилда, будь на месте Нея кто-нибудь другой, он бы принял предложение русских. «Даже человек с железными нервами Даву скорее бы всего сдался, приняв достойные условия и обещания позаботиться о больных и раненых. Но Ней был не способен признать себя побежденным; он имел старомодные представления о военной чести, особенно о военной чести солдата, командующего арьергардом. Он не мог и не стал рассматривать даже возможность сдачи, даже, чтобы спасти жизни беспомощных, жалких людей, скрючившихся у бивачных костров, сознававших, что первые лучи зари поставят их перед выбором: умереть или провести годы в плену в этой стране⁶⁹.
Ней приказал всем двигаться к Днепру в надежде перейти на противоположный берег по льду. Все, от солдата до офицеров, были поражены таким решением. На удивленные и недоверчивые взгляды, Ней заявил, что если никто не поддержит его, он пойдет один. И солдаты прекрасно знали, что это не было позерством. «Они бы не поверили Мюрату, - пишет Делдерфилд, - который руководил атаками, помахивая маршальским жезлом с золотым набалдашником, или Виктору или кому-нибудь еще. Но перед ними был Мишель Ней, всегда находившийся в цепи своих стрелков, человек, который, когда под ним убивали лошадь, требовал другую и доводил атаку до конца»⁷⁰. 

И все двинулись вслед за герцогом Эльхингенским по незнакомой местности к Днепру. Дойдя по реке, французы обнаружили, что она покрыта слабым льдом. Это не остановило маршала и он первым ступил не зыбкую почву.
«Когда, наконец, счастливцы достигали противоположного берега и уже считали себя спасенными, то, чтобы выбраться на берег, надо было подняться еще по крутому обледенелому откосу. Многие падали обратно на лед, который при падении разбивался и о который разбивались они сами»⁷¹.

Из трех тысяч солдат, сопровождавших Нея, утонуло при переходе 2200 человек. Те солдаты его арьергарда, которые спаслись при этой переправе, рассказывали о том, как много их товарищей провалилось в полыньи и исчезло подо льдом на их глазах. «Думали ли мы тогда, что еще позавидуем много раз тем, кто успокоился на дне Днепра?» - писал один из солдат наполеоновской армии, переходивший реку с маршалом Неем.
Когда Наполеон, находящийся в Орше, узнал, что Ней движется к нему и просит о помощи, он отправил к нему остатки корпусов вице-короля Евгения и Даву. «Едва пять переходов отделяют Оршу от Смоленска, пишет Сегюр. - В такой короткий промежуток времени приобрести такую славу! Как мало нужно времени и пространства для того, чтобы обессмертить себя!»⁷²
Когда Наполеону доложили, что Ней соединился с вице-королем и Даву, он от радости громко воскликнул: «Значит, я спас своих орлов! Я отдал бы триста миллионов из своей казны для того, чтобы откупиться от потери этого человека!». Вслед за этим он произнес: «Что за солдат! Во французской армии много храбрецов, но Мишель Ней – храбрейший из храбрых!»⁷³
Ликованию во французской армии не было предела. «Ни одно выигранное сражение не производило никогда такой сенсации, - писал в своих мемуарах Коленкур. – Радость была всеобщей; все были точно в опьянении; все суетились и бегали, сообщая друг другу о возвращении Нея; новость передавали всем встречным. Это было национальным событием; офицеры считали себя обязанными сообщить о нем даже своим конюхам»⁷⁴. 

Даже русские отдали должное мужеству французского маршала. Один из активнейших участников преследования отступающих французов, русский генерал Левенштейн писал: «Ней сражался, как лев, но время побед для французов миновало… С наступлением ночи маршал Ней направился с слабыми остатками своего корпуса к Сырокоренью, и ему удалось, пройдя сквозь победоносную (русскую – С.З.) армию, перейти Днепр, который был покрыт тонким льдом. Этот подвиг будет навеки достопамятен в летописях военной истории. Ней должен бы был погибнуть, у него не было иных шансов к спасению, кроме силы воли и твердого желания сохранить Наполеону его армию»⁷⁵.

Во время страшного перехода к Вильно, Ней вновь возвышается над всеми опасностями. Он старается объединить под своим начальством солдат, которых можно только собрать, хотя это было сделать невероятно трудно. Армия разбредалась в разные стороны в поисках еды и тепла. По свидетельству одного из участников похода, он видел Нея, сидящего у костра по дороге в Вильно; рядом с ним никого не было, кроме четырех ветеранов. Когда маршалу заметили, что пора уходить, пока не появились казаки, он ответил, кивнув в сторону старых солдат, сидящих неподалеку: «С такими людьми мне наплевать на всех казаков России!»⁷⁶
Ней был последним французским солдатом, перешедшим мост в Ковно и покинувшим, по словам Меневаля, «эту негостеприимную землю»⁷⁷.
В кампании 1813 года Ней вновь сражается как лев. Восторгаясь своими молодыми солдатами, многие из которых едва ли раз нюхали порох, герцог Эльхингенский пишет Наполеону после боя у Вессенфельса: «Эти дети сражаются, как мои старые ветераны. Они идут в бой с энтузиазмом, отвагой, о которых я не мог и помыслить»⁷⁸.
Ней стал героем битвы у Лютцена, проведя весь день под градом пуль и ядер вместе со своими новобранцами. Во время боя он был ранен в правую ногу, однако эта рана ничего не меняет в поведении маршала: он продолжает руководить своими войсками. Он вызывает восхищение своих солдат, а они, в свою очередь, изумляют маршала. В своем донесении императору он пишет: «Сомневаюсь, чтобы мне удалось сделать то же самое со старыми гренадерами гвардии… Сообразительность и, возможно, неопытность этих отважных мальчишек сослужили мне большую службу, чем испытанная храбрость ветеранов. Французская пехота еще никогда не была столь молода»⁷⁹.
Правда, уже в битве у Баутцена Ней вызывает удивление как своих, так и врагов, проявляя упрямство, смахивающее на безрассудство. Совершенно не прислушиваясь к мнению своего начальника штаба Жомини, он бросает свои войска в атаку на сильноукрепленную позицию пруссаков в деревне Прейтиц, которая не приводит ни к чему, кроме огромных потерь. Нерешительность маршала, который должен был отрезать пути отступления союзной армии, позволяет ей отступить без каких-либо осложнений.

В результате Ней был разбит, потеряв 10 тысяч человек убитыми и ранеными, свыше 12 тысяч пленными, всю артиллерию (40 орудий) и 400 подвод с боеприпасами.
Докладывая об итогах битвы у Денневиц, герцог Эльхингенский писал 10 сентября 1813 года: «Мужество генералов и всех офицеров вообще подорвано чрезвычайно; кавалерия, состоящая при мне, так плоха, что является серьезный вопрос, приносит ли она пользу или только вред»⁸¹. Говоря о самом себе, Ней искренне пишет императору: «Я совершенно разбит, и до сих пор не знаю, можно ли собрать мою армию»⁸². 

В генеральном сражении кампании 1813 года, знаменитой «битве народов» под Лейпцигом (16-19 октября), Ней принимает участие, командуя частями, сдерживающими наступление противника, идущего с севера. Как прежде под Баутценом и Денневицем, он проявляет то излишнюю нерешительность и нерасторопность, то безудержную отвагу.
В кампании 1814 года маршал участвует практически во всех боях, где проявляет храбрость. Однако он все чаще приходит к мысли, что спасти Империю уже невозможно. Поэтому когда стало известно о сдаче Парижа, герцог Эльхингенский является главной фигурой, требующей от Наполеона отречься от престола. Когда Наполеон заявил, что он пойдет на Париж без него, Ней заявил:
- Сир, армия не пойдет на Париж.
- Армия повинуется мне, - вскричал Наполеон.
- Армия будет повиноваться своим генералам, - не уступал Ней и потребовал отречения.
По свидетельствам некоторых современников, Ней, в своей горячности зашедший далеко, бросил императору: «Не бойтесь, мы не собираемся повторять здесь петербургскую сцену», намекая тем самым на участь русского императора Павла I, зверски убитого заговорщиками в Михайловском дворце.

6 апреля 1814 года Наполеон отрекся от престола. Ней, как и все остальные маршалы, исключая Даву, принес присягу на верность династии Бурбонов.

Скоро герцог Эльхингенский получает ответ на все свои вопросы. Король намерен послать против «узурпатора» его, маршала Нея, любимца солдат. По его мнению, только он и может остановить Наполеона. Мало того, что Ней принимает это назначение, он в порыве верноподданнических чувств, а, может быть, вследствие злости на Бонапарта, клянется Людовику XVIII, что не только выполнит его приказ, но и привезет Наполеона «в железной клетке».
Однако когда маршал прибыл в войска и увидел состояние войск, он уже не так уверен, что выполнит поставленную задачу. Правда, в первые дни он еще пытается играть роль решительного человека, вполне уверенного в себе. Когда кто-то усомнился в том, что солдаты будут сражаться против императора, герцог Эльхингенский решительно заявил: «Они будут сражаться; я лично начну дело и всажу свою шпагу по рукоять в грудь всякому, кто не решится последовать моему примеру»⁸⁴. 

Когда же Ней получил записку от Наполеона: «Я вас приму так, как принял на другой день после битвы под Москвой»⁸⁵, Ней, видя, что солдаты не пойдут против императора, решил не защищать дело короля и перейти на сторону Бонапарта. Собрав войска, он обратился к ним с воззванием: «Офицеры, унтер-офицеры и солдаты, дело Бурбонов проиграно навсегда. Законная династия, которую избрала себе французская нация, снова собирается взойти на трон. Только императору Наполеону, нашему сверену, следует царствовать над нашей прекрасной страной. Благородство Бурбонов, решивших вновь покинуть родину или предоставить им жить среди нас, - что для нас важнее? Священное дело свободы и нашей независимости не может более терпеть их гибельное влияние. Они пожелали унизить нашу военную славу, но они ошиблись. Эта слава – плод слишком благородных дел для того, чтобы мы могли навсегда позабыть о ней. Солдаты!.. Свобода наконец торжествует, и Наполеон, наш августейший Император, собирается упрочить ее навсегда. Пускай отныне это прекрасное дело станет не только нашим, но и всех французов! Пусть все храбрецы, коими я имею честь командовать, проникнуться этой благородной правдой! Солдаты, я часто вел вас к победе. Теперь я хочу повести вас к той бессмертной фаланге, которую император Наполеон ведет к Парижу... и там наша надежда и наше счастье будут осуществлены навсегда! Да здравствует Император!»⁸⁶
Эта прокламация произвела чрезвычайно сильное воздействие на войска, поскольку отвечала их собственным чувствам. Энтузиазм был огромным, солдаты раз двадцать кричали «Да здравствует император!», а затем разбрелись по Лон-ле-Сонье, подвергая разрушению все, что связано с Бурбонами.
Однако не все одобрили действия Нея. Роялистски настроенные офицеры, такие как генерал Гривель, генерал Генетье, полковник Дюбален и Клоэ, с негодованием наблюдали за этой картиной и, в частности, за маршалом Неем, который несколько дней тому назад клялся королю, что привезет Бонапарта в железной клетке, а теперь открыто призывает изменить Людовику XVIII.
Полковник Дюбален подъехал к маршалу и крикнул ему: «Монсеньор маршал, присяга, которую я дал королю не позволяет мне встать на вашу сторону. Я подаю в отставку». На это Ней ответил: «Я не принимаю отставку, но вы можете удалиться. Уезжайте быстрее, так как я не могу гарантировать вашу безопасность»⁸⁷. 

Другой офицер, ломая свою шпагу, заявил: «Мсье, вам следовало предупредить нас о своем намерении, а не заставлять быть свидетелями подобного спектакля»⁸⁸. В ответ на этот упрек, Ней заявил: «А что же, по-вашему, было делать? Разве я могу остановить движение моря своими двумя руками?»⁸⁹.
Когда Людовику XVIII доложили об измене Нея, он с негодованием воскликнул: «Презренный! У него, стало быть, нет больше чести!»⁹⁰.
Соединившись с Наполеоном, Ней вручил ему рапорт с объяснением своего поведения и условиями, при которых он и дальше будет проявлять лояльность имперскому правлению: «Я присоединяюсь к Вам не из уважения и привязанности к вашей персоне. Вы были тираном моей родины. Вы принесли траур во все семьи и отчаяние во многие. Вы нарушили покой целого мира. Поскольку судьба возвращает Вас обратно, поклянитесь мне, что отныне Вы посвятите себя тому, чтобы исправить то зло, которое причинили Франции, что Вы сделаете людей счастливыми... Я требую от Вас набирать армии не более как для защиты наших границ и более не будете выступать с ними для ненужных завоеваний... При этих условиях я не буду препятствовать вашим планам. Я отдаю себя только для того, чтобы спасти мою страну от раскола, который ей угрожает»⁹¹.
Говорили, что Наполеон подписался под всеми требованиями маршала и даже обещал сделать большее для благополучия Франции.
Накануне вхождения Наполеона в Париж, король бежал из города по направлению к бельгийской границе. 20 марта император расположился в Тюильри.
Ней прибыл в столицу 23 марта и был немедленно послан с заданием в район северной границы. Он стал одним из commissaires extraordinaires (Уполномоченных по чрезвычайным обстоятельствам (фр.)), посланных в провинции, дабы придать уверенности и нейтрализовать эффект, который произвела декларация, подписанная европейскими державами 13 марта, объявлявшая Наполеона «вне закона» как врага человечества. На допросе после своего ареста, Ней рассказывал: «В данных мне инструкциях содержался приказ повсюду объявлять о том, что он (император) не может и не станет прибегать к войне, так как согласился не делать этого в процессе переговоров на острове Эльба между ним, Англией и Австрией; что императрица Мария Луиза и Римский король останутся в Вене как заложники до тех пор, пока он не даст Франции либеральную конституцию и не выполнит условия договора, после чего они присоединятся к нему в Париже»⁹². 

Ней был введен в заблуждение подобными утверждениями Наполеона и, без сомнения, полагал, что то, что ему было приказано сообщать, было истинной правдой.
После выполнения своей миссии, Ней поехал не в Париж, а в свое имение Кудро, находящееся в 30 лье от Парижа. Там он и находился до того момента, когда он был призван Наполеоном в армию.
11 июня император отправил к военному министру следующее лаконичное послание: «Позовите Нея: если он желает участвовать в первом сражении, пусть явится 13-го числа в мою главную квартиру, в Авен»⁹³.
Когда Ней прибывает к армии (15 июня), Наполеон поручает ему руководить левофланговой группировкой, состоящей из корпусов Рейля и д’Эрлона.

В битве при Катр-Бра герцог Эльхингенский вновь проявляет нерешительность, которая помогает Веллингтону оказать помощь генералу Перпонше, стоявшему с одной своей дивизией против группировки герцога Эльхингенского, насчитывающей свыше 40 тысяч человек. В итоге, французы не добились значительного успеха, а Веллингтон, отразив наступление Нея, смог спокойно отойти на заранее выбранную позицию недалеко от деревушки Ватерлоо.
В своей последней битве маршал действовал как всегда храбро, находясь впереди наступающих батальонов. Правда, порой его действия смахивали на сумасшествие. В ходе битвы он потерял пять лошадей. Многим участникам этого сражения казалось, что маршал специально ищет смерти, однако вражеские пули берегли его и он выжил, чтобы пасть от французских пуль.
Когда на поле боя вместо маршала Груши прибыл Блюхер со своими пруссаками и ударил во фланг и тыл, французскую армию охватила безудержная паника и она побежала по дороге, ведущей в Шарлеруа.
Как пишет Делдерфилд: «Панике не поддался лишь один человек. В течение всей своей жизни Мишель Ней, князь Московский, герцог Эльхингенский, сын бочара из Сарлуи, никогда не поворачивался спиной к врагу на время большее, чем требовалось, чтобы собрать бегущих и зарядить ружье. Изменять своим привычкам в своей последней битве он не собирался. С саблей, перебитой английским штыком, нещадно ругаясь, он прорубил себе путь к еще не разбитому французскому каре и медленно, шаг за шагом отступал – как он делал это на выжженной солнцем равнине в Португалии или преследуемый казаками в России. «Смотрите, как может умирать маршал Франции!» - кричал он пробегающим мимо солдатам. Однажды, очевидно для самого себя, он выкрикнул: «Да пусть нас повесят, если мы это переживем!»
Когда каре распалось, он нашел следующую группу, а когда рассеялась и она, то он, уже в темноте, набрел на какого-то капрала. Вместе с ним он поднялся на холм. Здесь Ней, размахивая обломком сабли, призывал бегущих собраться вместе и снова идти в атаку. И даже в этой ужасной ситуации солдаты продолжали восхищаться своим рыжеволосым маршалом. «Да здравствует маршал Ней!» - кричали они, продолжая отступать. Это ни в коем случае не было иронией – они отдавали должное этому сверхчеловеку»⁹⁴.

После отречения Наполеона (22 июня), капитуляции Парижа (3 июля) и возвращения Бурбонов во Францию Ней подумывает об эмиграции в Швейцарию или даже в Америку. Выехав из Парижа, он остановился в Лионе, предполагая двинуться дальше в Швейцарию. Однако, как это не раз бывало, он изменяет свое решение и едет в Сент-Альбан – курорт с минеральными водами в департаменте Луара. Эта поездка обошлась ему в кругленькую сумму – 930 франков. Здесь он решает возвратиться в свое имение, намереваясь заняться хозяйством. В конце июля супруга маршала дает ему знать о проскрипционных списках и тех угрозах, которые, в частности, направлены против него. По ее просьбе Ней скрывается у одной родственницы, мадам де Бессони, в укромном замке, находящимся на краю Канталя. В дни перед арестом маршал совершенно спокоен и, возможно, считает свое убежище достаточно скрытым от любого взора.
Однако 2 августа один усердный роялист написал префекту Локару, что некий человек, очень похожий на маршала Нея, находится на территории департамента. Тотчас же несколько жандармов отправляются в замок Бессони, где и арестовывают Нея. При этом маршал даже не пытается бежать, а на предложение одного из жандармов, что он закроет глаза на его бегство, герцог Эльхингенский решительно заявил: Если бы я был свободен, то за это я бы вас расстрелял! Я же дал слово!»⁹⁵
Герцог Рагузский рассказывает в своих мемуарах, что он находился рядом с королем, когда прибыло известие об аресте Нея. «Людовик XVIII простонал вместе со мной и произнес, обращаясь ко мне: «Было сделано все, чтобы благоприятствовать его бегству. Неблагоразумие и безрассудство в его поведении погубило его»⁹⁶. 

В отличие от короля, с огорчением воспринявшего арест Нея, королевское окружение, наоборот, восприняло это известие с радостью.
По прибытии в Париж Ней был заключен в тюрьму «Консьержери», пользовавшуюся во времена Террора 1793 года славой наихудшей из всех парижских тюрем. Здесь сидели Шарлотта Корде, девушка, заколовшая Марата, и Мария Антуанетта, томившаяся в крайне душной камере, а также множество других известных лиц.

Вскоре военный министр Сен-Сир сформировал специальный суд, в который в качестве судей должно было входить не менее четырех сподвижников Нея. Это были маршалы Монсей (председатель), Ожеро, Массена и Мортье.
Однако вся четверка делала все, чтобы уклониться от этой сомнительной чести: Мортье заявил, что он скорее уйдет в отставку, чем будет участвовать в суде, Массена – что у него с Неем существует личный конфликт, а Ожеро попросту слег в постель. Маршал Монсей написал письмо королю, в котором он объяснил свою нерасположенность судить героя отступления из Москвы и которого он столь почитает.
Правда, если Монсей был посажен под арест, то остальные три маршала все же стали членами суда на герцогом Эльхингенским. Правда, они сделали все, чтобы удовлетворить требование Нея, убеждавшего трибунал в его некомпетенции и требующего передать его дело на рассмотрение палаты пэров. Конечно же, это была ошибка и впоследствии, находясь на смертном одре, маршал Ожеро, задыхаясь, восклицал: «Мы трусы. Мы должны были настоять на своем праве (судить Нея – С.З.), чтобы спасти его от самого себя»⁹⁷.
То же мнение выразил Ламартин, говоривший: «Из сдержанных рассуждений законоведов следовало не принимать данное судебное решение солдат против солдата и просить политического осуждения перед палатой пэров... Маршалы и генералы помнили о его подвигах, пэры же знали только о преступлении»⁹⁸.
Заявляя о некомпетенции военного суда, Ней надеялся, что пэры Франции оправдают его, но он жестоко ошибся. Палата пэров только и ждала, чтобы вцепиться зубами в горло «храбрейшего из храбрых».
Начавшийся 4 декабря 1815 года суд над Неем продолжался всего лишь два дня, завершившись вынесением ему смертного приговора 6 декабря подавляющим большинством судей. Среди тех, кто голосовал за смертную казнь – пять маршалов: Келлерман, Периньон, Серюрье, Виктор и Мармон…
Возвратившись в тюрьму, Ней поблагодарил адвокатов и простился с ними. После чего составил последние распоряжения и лег, как был в одежде, спать.

В три часа утра 7 декабря ему был зачитан приговор. После этого в камеру зашел полковник Монтини, комендант Люксембургского дворца, где содержался пленник, и спросил, есть ли у маршала какие-либо пожелания. Ней попросил, чтобы его супруга вместе с детьми была у него в семь часов утра. Когда же маршалу сообщили, что аббат Пьерр ожидает своей очереди, Ней сказал: «Я встречусь с ним позже, если сочту нужным».
На слова секретаря палаты пэров Коши, что он может вызвать любого священника, которого маршал пожелает, герцог Эльхингенский произнес с досадой: «Господин секретарь, не докучайте мне своими попами! Я предстану перед Богом, как представал перед людьми. Я ничего не страшусь!»
Уладив все свои дела с нотариусом, Ней встретился с женой и детьми. «Жена маршала, - вспоминает генеральный инспектор тюрем, - едва держалась. Не без усилий она сумела войти в комнату своего мужа. Войдя, она громко вскрикнула и упала в обморок. Г. Монтини подхватил ее и передал в руки маршалу; мадам Гамо находилась на коленях. Г. Монтини выпроводил охранников. Придя в себя, она (мадам Ней – С.З.) пролила много слез. Маршал ходил по комнате большими шагами. Наконец, он приблизился к ней и сердечно обсудил некоторые домашние дела. По просьбе матери неожиданно появились дети...»⁹⁹ Прощаясь с сыновьями, Ней произнес: «Любите и почитайте свою мать!» В разговоре с женой, он просил ее прививать детям чувство чести и долга. «Возможно, - вздохнул он, - я оставляю моим сыновьям довольно прекрасное имя! пусть они научатся у своей матери поддерживать его!..»¹⁰⁰
- Я поеду в Тюильри, - произнесла мадам Ней. – Мармон ваш друг и он пойдет со мной к королю.
Несчастная, доверчивая женщина! Она произносила эти слова, даже не зная, что маршал Мармон, герцог Рагузский, дважды во время голосования в палате пэров отдавал свой голос за смерть Нея!..
Только после встречи с женой и детьми, маршал принял аббата Пьерра, с которым провел наедине около часа. 

О том, как окончилась жизнь «храбрейшего из храбрых», поведал в своих мемуарах военный комендант Парижа, граф Рошешуар: «Как только он (священник» появился в дверях (камеры), - вспоминал Рошешуар, - маршал Ней воскликнул: «Ах, господин аббат! Я вас понимаю, я готов». Он встал на колени, получил отпущение грехов, сошел с лестницы с видом спокойным и невозмутимым… Я почувствовал большое облегчение, увидев его в синем сюртуке, белом галстуке, коротких черных панталонах, черных чулках, без орденов, - писал в своих мемуарах военных комендант Парижа, граф Луи-Виктор-Леон де Рошешуар. – Я опасался, чтобы он не надел мундира, тогда пришлось бы его разжаловать, срывать с него пуговицы, эполеты и ордена. Увидев, что на дворе плохая погода, он сказал, улыбаясь: «Какой скверный день». Потом, обратившись к священнику, посторонился, чтобы пропустить его в карету: «Садитесь, господин аббат, сейчас настанет мой черед пройти первым». Два жандармских офицера тоже сели в карету и поместились на переднем сиденье.
В нескольких шагах от решетки Люксембургского сада, на аллее Обсерватории процессия остановилась; дверцы кареты отворились, маршал, ожидавший, что его повезут в Гренель… сказал: «Как! Уже приехали?». Конечно, он отказался стать на колени и не позволил завязать себе глаза; попросил только плац-адъютанта Сен-Биа указать ему, как надо встать: повернулся лицом к взводу, державшему ружья на прицеле. И тут с осанкой, которую я никогда не забуду, столько в ней было благородства, спокойствия и достоинства, без всякой рисовки, он снял шляпу и, воспользовавшись краткой минутой, пока плац-адъютант отходил в сторону, чтобы дать сигнал, он произнес следующие слова, отчетливо мною слышанные: «Французы, я протестую против своего приговора, моя честь…!». При последних словах, когда он поднял руку к сердцу, раздался залп; он упал сраженный. Барабанный бой и крики войск, выстроенных в каре: «Да здравствует король!» довершили мрачную сцену. Такая прекрасная смерть произвела на меня глубокое впечатление, обратившись к Августу де ла Рошжаклену, гренадерскому полковнику, стоявшему рядом со мной… я сказал ему: «Вот, друг мой, великий урок, как надо умирать!»¹⁰¹. 

Из 12 солдат экзекуционного взвода в маршала Нея выстрелило 11 солдат; один солдат не целился в маршала и его пуля угодила в стену.
Так закончилась жизнь маршала Нея: он пал жертвой «безжалостной судебной расправы со стороны людей, едва ли достойных чистить ему сапоги»¹⁰².

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Делдерфилд Р.Ф. Маршалы Наполеона. М., 2001. С. 35-36.
² Там же.
³ Perrin E. Le Maréchal Ney. P., 1993. P. 24.
⁴ Ibid. P. 25.
⁵ Le Gette B. Marshall Ney: a Dual Life. N.Y., 1937. P. 20.
⁶ Ibid.
⁷ Абрантес Л. д’. Записки герцогини Абрантес, или Исторические воспоминания о Наполеоне, революции, директории, консульстве, империи и восстановлении Бурбонов. М., 1837. Т. 13. С. 106.
⁸ Фабер. Замечания о французском войске последнего времени, начиная с 1792-го по 1808 год. Сочинение Г. Фабера. СПб., 1808. С. 23.
⁹ Le Gette B. Op. cit. P. 28.
¹⁰ Ibidem.
¹¹ Perrin E. Op. cit. P. 43.
¹² Сен-Сир Г. Записки маршала Сен-Сира о войнах во времена директории, консульства и империи французской. СПб., 1838. Ч. 1. С. XVII-XVIII.
¹³ Dunn-Pattison R.P. Napoleon’s marshals. Lnd., 1909. P. 142.
¹⁴ Le Gette B. Op. cit. P. 34.
¹⁵ Ibid. P. 34-35.
¹⁶ Ibid. P. 36.
¹⁷ Perrin E. Op. cit. P. 46.
¹⁸ Le Gette B. Op. cit. P. 40.
¹⁹ Ibid. P. 41.
²⁰ Le Gette B. Op. cit. P. 43; Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 143.
²¹ Егоров А.А. Маршалы Наполеона… С. 259-260; Le Gette B. Op. cit.
²² Le Gette B. Op. cit. P. 48.
²³ Perrin E. Op. cit. P. 47.
²⁴ Kurtz H. The trial of marshal Ney. His last years abd death. Lnd., 1957. P. 19.
²⁵ Ibid. P. 21.
²⁶ Young P. Napoleon's marshals. N.Y., 1973. P. 106.
²⁷ Дельбрук Г. История войн и военного искусства в рамках политической истории. М., 1938. Т. 4. Новое время. С. 379.
²⁸ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 144.
²⁹ Le Gette B. Op. cit. P. 65.
³⁰ Егоров А. А. Маршалы Наполеона... С. 267-268.
³¹ Kurtz H. Op. cit. P. 33.
³² Ibid. P. 34-35.
³³ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 145.
³⁴ Kurtz H. Op. cit. P. 44-45.
³⁵ Ibid. P. 45.
³⁶ Ibid. P. 46.
³⁷ Егоров А.А. Маршалы Наполеона… С. 274.
³⁸ Kurtz H. Op. cit. P. 47.
³⁹ Le Gette B. Op. cit. P. 85-86.
⁴⁰ Macdonell A.G. Napoleon and his marshals. N.Y., 1934. P. 92.
⁴¹ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 146.
⁴² Егоров А.А. Маршалы Наполеона… С. 355.
⁴³ Macdonell A.G. Op. cit. P. 92; Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 146.
⁴⁴ Чандлер Д. Военные кампании Наполеона. М., 1999. С. 301.
⁴⁵ Le Gette B. Op. cit.
⁴⁶ Ibid. P. 108.
⁴⁷ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 147.
⁴⁸ Ibid. P. 148.
⁴⁹ Меринг Ф. Очерки по истории войн и военного искусства. М., 1937. С. 277.
⁵⁰ Егоров А.А. Маршалы Наполеона… С. 284-285.
⁵¹ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 148.
⁵² Егоров А.А. Маршалы Наполеона… С. 286.
⁵³ Ремюза К. Мемуары г-жи де ремюза (1802-1808). М., 1912. Т. 2. С. 144.
⁵⁴ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 148-149.
⁵⁵ Ibid. P. 149.
⁵⁶ Le Gette B. Op. cit. P. 114-115.
⁵⁷ Егоров А.А. Маршалы Наполеона… С. 140.
⁵⁸ Абрантес Л. д'. Указ. Соч. Т. 13. С. 284, 211-212.
⁵⁹ Егоров А.А. Маршалы Наполеона… С. 294.
⁶⁰ Абрантес Л. д'. Указ. Соч. Т. 14. С. 20.
⁶¹ Делдерфилд Р.Ф. Маршалы Наполеона… С. 271-272.
⁶² Абрантес Л. д'. Указ. Соч. Т. 13. С. 322.
⁶³ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 151.
⁶⁴ Сегюр Ф. Поход в Россию. Мемуары адъютанта. М., 2002. С. 104.
⁶⁵ Там же. С. 104.
⁶⁶ Абрантес Л. д'. Указ. Соч. Т. 15. С. 105.
⁶⁷ Сегюр. Указ. Соч. С. 195.
⁶⁸ Тарле Е.В. 1812 год. Нашествие Наполеона на Россию. М., 1994. С. 311.
⁶⁹ Делдерфилд Р.Ф. Наполеон. Изгнание из Москвы… С. 208-209.
⁷⁰ там же. С. 209-210.
⁷¹ Сегюр. Указ. Соч. С. 239.
⁷² Там же. С. 242.
⁷³ Le Gette B. Op. cit. P. 139.
⁷⁴ Коленкур А. Поход Наполеона в Россию. Смоленск, 1991. С. 247.
⁷⁵ Тарле Е.В. Указ. Соч. С. 312.
⁷⁶ Делдерфилд Р.Ф. Маршалы Наполеона… С. 313-314.
⁷⁷ Perrin E. Op. cit. P. 207.
⁷⁸ Le Gette B. Op. cit. P. 149.
⁷⁹ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 153.
⁸⁰ Marmont. Mémoires du Duc de Raguse de 1792 a 1832. P., 1857. T. 4. P. 240.
⁸¹ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 153-154.
⁸² Нечволодов А. Очерк явлений войны в представлении полководца по письмам Наполеона за лето и осень 1813 года. Варшава, 1894. С. 65.
⁸³ Dunn-Pattison R.P. Op. cit. P. 155.
⁸⁴ Ibidem.
⁸⁵ Le Gette B. Op. cit. P. 175.
⁸⁶ Welschinger H. Le maréchal Ney 1815. P., 1893. P. 32-33.
⁸⁷ Le Gette B. Op. cit. P. 178.
⁸⁸ Саундерс Э. Сто дней Наполеона. М., 2002. С. 43.
⁸⁹ Тарле Е.В. Наполеон. М., 1992. С. 466-467.
⁹⁰ Perrin E. Op. cit. P. 283.
⁹¹ Welschinger H. Op. cit. P. 55.
⁹² Саундерс Э. Указ. Соч. С. 56.
⁹³ Шаррас. История кампании 1815 года. Ватерлоо. СПб., 1868. С. 98.
⁹⁴ Делдерфилд Р.Ф. Маршалы Наполеона… С. 404-405.
⁹⁵ Там же. С. 412.
⁹⁶ Marmont. Op. cit. T. 7.
⁹⁷ Young P. Op. cit. P. 118.
⁹⁸ Nettement A. Histoire de la Restauration. T. VI.
⁹⁹ Welschinger H. Op. cit. P. 329.
¹⁰⁰ Ibid. P. 333.
¹⁰¹ Егоров А.А. Указ. Соч. С. 318-319.
¹⁰² Делдерфилд Р. Ф. Маршалы Наполеона... С. 411.